Клем продолжал тупо пялиться на черноту экрана, не в силах пошевелиться. Поэтому чуть не упал со стула, когда экран снова засветился, и в кадре появился Вадим.
«Катя попросила передать тебе ключи от ее квартиры в центре. Она теперь твоя. Официально. Можешь продать. Можешь съехать от матери. Спасибо за все, Клеман. Даст Бог, свидимся».
Это сообщение вообще выбило парня из колеи. Он на автомате вышел из дома и пришел в себя глубокой ночью недалеко от «Гранд-де-Буйон» — а это совершенно другая часть города. Только сейчас осознав себя, Клеман понял, что не обработал синяки брату, и вообще оставил того без ужина. Надеясь, что тот достаточно сообразителен, чтобы себя прокормить, он повернул обратно. Ноги гудели, но мысли в голове все еще требовали находиться в движении, будто остановившись, он, как акула, утонет в них. Он нервно шагал вдоль здания, когда его окрикнул знакомый голос:
— Клеман? Какими путями ты здесь оказался? — Лайла удивленно на него смотрела, так и не сев в ожидающий ее автомобиль.
— Я… — он не знал, что сказать. Оправдываться не хотелось, но девушка как-то понятливо на него посмотрела и обратилась к кому-то, кого Клем не видел из-за угла дома. Разговор был коротким, и Лайла махнула рукой парню: — Иди сюда.
Почему Клеман подошел, он и сам не понял. Но он безропотно сел на пассажирское кресло и прикрыл глаза. Вздрогнул только, когда услышал, как с ним поздоровались:
— Доброй ночи, молодой человек. Я надеюсь, вы не откажетесь у меня погостить. От этой инициативной юной барышни вполне можно ожидать, что она затащит вас к нам, не спросив вашего на то желания. Я со своей стороны позволю себе настоять на приглашении. Вам не помешает выпить, на мой взгляд. — Клем на это только сдавленно кивнул. Он не представлял, как на него сегодня подействует алкоголь, но от нервного напряжения его почти трясло.
— А я загорелась одной идеей для свидания с Генри и забежала к Николя ее обсудить, просто целый день занималась книгой, и только в одиннадцать сообразила, что так и не выбралась в ресторан, чтобы поговорить о брони, и вот, сажусь в машину… — Лайла щебетала жизнерадостно, оптимистично, но глаза ее были взволнованными.
Спустя двадцать минут Клеман с Лайлой расположились на диване, а Николя, поставив закуски и бокалы на стол, открыл дверцу бара, которого девушка еще не видела. Сделав приглашающий жест, он коротко попрощался:
— Угощайтесь на свой вкус, а я, пожалуй, откланяюсь. Сегодня был на редкость занятой день, а вам, очевидно, нужна минутка наедине.
Лайла скептически посмотрела на содержимое бара, выбрав бренди, и вернулась на диван. Она щедро плеснула янтарную жидкость в бокал другу, но не успела наполнить свой, как Клеман одним глотком опустошил его. Повторив, только с удвоенным энтузиазмом, девушка осторожно цедила жидкость, наблюдая, как во рту Клема исчезает глоток за глотком.
— Знаешь, ровно неделю назад я была как две капли воды на тебя похожа. Только напиток был полегче… И ты можешь ничего не говорить, но тебе нужно выпустить пар, и если ты решил просто молча напиться, то это хотя бы безопасное место.
Прошло не меньше двадцати минут, и Лайла даже успела задремать, уютно расположившись в углу кресла, когда Клеман внезапно заговорил:
— Я очень хочу все рассказать. Но я просто не могу говорить об этом. Не могу произнести даже звука, понимаешь? И алкоголь даже не берет. — Лайла посмотрела на него, потом на наполовину выпитую бутылку, брови удивленно приподнялись.
— Ты не рассказывай об этом. Расскажи, о чем можешь. О чем тебе хочется. Хочешь, об Италии. Хочешь, об экзаменах. Хочешь, о погоде. Ты не молчи только. На тебя страшно смотреть.
И Клеман заговорил. Заговорил о матери, которой никогда нет дома, которая старается изо всех сил, и, кажется, так привыкла стараться, что уже и не помнит, ради кого это все. Заговорил о брате, которого почти упустил, который вырос, а он и не заметил. О том, что настолько углубился в решение своих проблем, что совсем забыл о близких. О Жасмин, за которую болит сердце от сожаления о том, через какой ад она прошла, и которая до глубины души обидела своим недоверием. Перед которой он был абсолютно беззащитен в своей трепетной нежности, а, как оказалось, ей была нужна полная противоположность. Которая боится потерять его, но сейчас не в состоянии сделать ничего, чтобы хоть как-то его поддержать. А потом он заговорил о чем-то, что Лайла, растревоженная и взволнованная его словами, а потому разделившая с ним не одну еще порцию спиртного, понимала через слово, будто продираясь сквозь эмоциональный и словесный туман. В его словах было столько сожаления, циничности и трагизма, что хотелось плакать, но понять причину такой реакции девушка не могла.
Уже утром, а точнее днем, когда они проснулись с Клеманом на диване от яркого солнца, Лайла постаралась восстановить в памяти последние часы их общения. Но даже после доброй дозы кофеина этот ночной скорбный сюр она не смогла осознать, только на уровне чувств она ощущала, в каком тяжелом настроении находился ее друг. Расставание было быстрым и на удивление легким — Клем торопился к младшему брату, а Лайла собиралась готовиться к свиданию с Генри. Об атмосфере ночного разговора напомнил только взгляд парня, когда тот прощался:
— Спасибо подруга. Мне повезло, что я попался на твоем пути вчера. Мне все еще хреново, но я с этим разберусь.
Лайла не делала секрета о месте встречи, поэтому, когда она подскочила к Генри сзади, чтобы удивить, сюрприза не вышло. Парень, нервно поджидающий ее у главного входа в ресторан, был готов к такому повороту. Но все равно позволил завязать себе глаза. Разговор не клеился, но руки девушки так приятно обхватывали его запястье, когда она тащила его куда-то, что Генри просто позволил себе наслаждаться моментом.
Тем сильнее было его удивление, когда сняв повязку он увидел перед собой только сервированный стол и любимую.
— Где это мы? — Генри оценил интерьер, окинув небольшое помещение взглядом, и вновь посмотрел на Лайлу. Она широко улыбалась, чуть торжествующе и хитро.
— Нравится? Мы в месте для особых гостей. Я попросила Николя забронировать его для нас этим вечером. А для того, чтобы ты меня не перебивал, когда я буду говорить, я накормлю тебя самыми вкусными яствами из их меню!
— То есть, ты все-таки собираешь мне разъяснить ту ну очень неинформативную смс.
Девушка довольно кивнула. В этот момент официант вынес первое блюдо и оставил его только перед Генри.
— Если мне чего-то захочется, я украду это с твоей тарелки! — Веселье на самом деле было напускным. Девушка дико волновалась. Да и тяжелая ночь сказывалась на самочувствии. — Нас ведь никто не увидит…
Генри покорно кивнул и взглядом спросил, можно ли ему приступать. Лайла отзеркалила его кивок и глубоко вздохнула. А потом начала рассказ.
Не единожды она представляла себе этот разговор, только повод был не такой неоднозначный, как-то, что она живет с другим мужчиной. С момента их возвращения из их маленького отпуска она не чувствовала того безмятежного счастья, в котором буквально купалась те четыре дня. Она не сомневалась в том, что Генри любит ее, и не забрала бы свои слова обратно ни на секунду. Но существовать в его мире оказалось сложнее, чем она предполагала. И это чуть не довело их до фатального недопонимая. И только тот факт, что представить свою жизнь без любимого человека было отчаянно невозможно, Лайла смогла найти в себе достаточно смышлености и терпения, чтобы расставить все по местам в ту ночь. Но это не решило все проблемы. Точнее проблема была всего одна — Лайла скучала. Пробыв с Генри наедине столько времени, неразлучно следуя за ним в их маленьком приключении, она никак не могла слезть со своего наркотика, и это была настоящая ломка, непрекращающаяся вот уже полтора месяца к ряду. Перерывом в этом жгучем ощущении одиночества стал Париж, но едва они вернулись в реальный мир, как оно снова поглотило ее. С их отношениями нужно было что-то делать, а то, как они то молча обнимались, боясь сломать момент, то бешено набрасывались друг на друга в те недолгие часы, что Генри мог выделить для них двоих, не давало никакой возможности все прояснить. Поэтому разговор Лайла начала с более подробного описания ее знакомства с Николя. Она не скрыла ни одной встречи, ни одной темы, которую они обсуждали, даже видя, что лицо Генри темнеет и мрачнеет с каждым ее сказанным словом. Блюда в тарелках едва ли съедались наполовину, а зубы иногда скрипели от сдерживаемых чувств. Но парень прилежно слушал ее историю, не перебивая, как и обещал. Сейчас он стал понимать масштабы катастрофы, в очередной раз поражаясь, насколько сильны чувства девушки, если она терпела все это столько времени, без надежды на какие-то изменения. Только в последние пару недель, когда Лайла всерьез занялась работой с Джеем, она выглядела более счастливой. И это и радовало, и беспокоило молодого человека одновременно. Сегодня же, слушая, что на самом деле значит для нее Николя, ощущая горечь и чудовищное чувство вины перед своей любимой, Генри мог только поражаться собственной слепоте.
