Он настолько глубоко залез в свою душу, что не заметил, как вслух беседует с самим собой, как из глаз льются слезы, и что ему не нужны сейчас её ответы. Он говорил ещё долго, делясь с собой надеждами и опасениями, и для него это было настоящим откровением. Потому что о многом он даже не догадывался. Утро он встретил с надеждой, впервые за это время вдохнув воздух без острой иголки в груди.

— Клеман, у меня к тебе есть просьба… Я хочу устроить Жасмин сюрприз и организовать для нее прямую трансляцию с презентации Джея. Поможешь?

— Конечно, даже не сомневайся, только… Сам-то ты как? Выглядишь жутко. Вы с Лайлой так и не помирились?

— Я очень облажался. Так, что, боюсь, это непростительно. Но я живу надеждой… Она приедет на эту презентацию, там же будет её книга! Так что…

— Дружище, может, расскажешь? Ты ведь хороший парень, иначе я бы тебя к ней не подпустил… Что ты мог натворить такого, что нельзя было бы простить? Ты что, изменил ей?

— Ты совсем уже?! Рехнулся, что ли? Но это не многим лучше… А может и хуже… — Генри не мог открыть всего, но неожиданно захотел поделиться: — Я приревновал её, хотя даже не имею на это права… И если бы только это…

Вчера ночью он открыл для себя, что ужасно ревнует Лайлу к Николя, и когда его мысли и тело наконец разгрузились от постоянного напряжения, он едва мог сдерживать себя, чтобы не молотить по стенам от мысли, что они сейчас могут быть вместе. И он верил Лайле, но он слишком часто испытывал лимит её терпения и перешёл все его границы. Она рассталась с Генри из-за Джея, но с Джеем она рассталась из-за предательства Генри. И Николя мог стать прекрасным утешением…

Встретившись с Клеманом после обеда своего единственного за эти три недели выходного, он понял, что не может держать все в себе. И если Эван помог навести относительный порядок в душе, то разобраться с тем, что ему делать дальше, он не мог.

— Генри, но ты имеешь право на ревность. Потому что ты любишь её, потому что, если я правильно понял, между вами ещё не всё кончено, вы же ещё не всё выяснили… Только выражать её нужно цивилизованно.

— Как Вадим, сжав челюсть и отведя взгляд?

Клеман внимательно всмотрелся в лицо друга.

— А хоть бы и так. Я никогда не был соперником ему. И он это знал. Но его реакция, пожалуй, самая правильная. Или будешь бить тарелки, как истеричка?

— Чёрт, ты прав! Ты прав, Клеман, но я ничего не могу с собой поделать, понимаешь? Мне просто крышу рвёт.

— Так прибей её покрепче! Научись держать ревность под замком, собственник! Она прежде всего проявляет твою неуверенность в себе.

— А что ее проявлять? Я тебе и так скажу, что панически боюсь потерять её. Что я не достоин ее, что…

— Ну, знаешь, это не тебе решать! Она выбрала тебя! И все, что ты должен, это задницу порвать, но сделать её счастливой!

Генри так удивился, услышав от друга почти свои же слова, которые он говорил себе во время их неожиданных каникул, что замер, не донеся кофе до рта.

— Я идиот!

— Ты ботаник-отличник, хорошист-виолончелист, и полный дуб в плане Лайлы. Так что там с Жасмин? Прямой эфир?

Парни приступили к обсуждению технических и организационных деталей.

Лайла без особого уже аппетита доела третий по счету блинчик и вытерла губы салфеткой. Богатая сангрия приятно взбудоражила вкусовые рецепторы, и она решила не торопиться со следующим глотком. Завтрак был настолько приятным, что ей хотелось растянуть его подольше.

Вчера ночью после сумасшедших поцелуев и горячечного шепота в какой-то момент Николя смог взять себя в руки и медленно отстранился от нее. Лайла подползла выше на постели и похлопала по простыни рядом с собой:

— Не прогоняй меня сейчас. Давай просто отдохнем. Это был непростой вечер.

— Я бы не смог, — очень тихо ответил мужчина и улегся рядом, позволяя ей устроится на своей груди и закрыть глаза. Спустя время Лайла почувствовала, как его рука, до этого гладившая по голове, полностью расслабилась и мужчина уснул. Она еще очень долго не могла сомкнуть глаз, позволяя себе наслаждаться надежными объятьями, а своим мыслям свободно течь в голове.

Проснулась она непривычно рано и несколько минут наблюдала за спящим мужчиной. Никогда раньше она не видела его таким ранимым и беззащитным. Его хотелось обнять ещё крепче и пообещать, что все будет хорошо. Она провела едва ощутимо по его лицу пальцами, испытывая нежность и благодарность, но… Вчера ночью она отчётливо поняла, что не может ему соврать. Каким бы абсурдным ей самой это ни казалось, она… Не любила Николя. Обида на Генри все ещё душила её, и за этой обидой никаких других чувств она не могла распознать, кроме отрицательных. А к Никки её сердце было заполнено исключительно положительными эмоциями, но только не любовью. Однако это никак не изменило её намерений, наоборот, только укрепило в них.

Мужчина медленно повернулся во сне, и Лайла почувствовала своим бедром его утреннее желание. Он коротко простонал и прошептал её имя, но не проснулся. Девушка осторожно выбралась из его объятий, когда убедилась, что он уснул крепче, и отправилась начинать свой день.

Сейчас, сидя на верхней палубе, глядя на показавшееся вдали побережье, Лайла сильнее запахнула кардиган, но из-за столика не встала, удерживая взгляд на очертаниях берега. Через несколько минут к ней присоединился Николя. Он был собран и немного взволнован.

— Доброе утро, мадемуазель Лайла.

— Прекрасное утро, Никки! — она широко ему улыбнулась и кокетливо подставила щеку для приветствия. Он же склонился над столиком и целомудренно прикоснулся губами к ее руке. От внимания девушки не ускользнул его облегченный выдох.

— Свои намерения я вчера четко описала. И не собираюсь от них отступать. Когда-нибудь настанет момент, когда ты поверишь, что я хочу быть счастлива с тобой. Но я услышала твою просьбу. И я не стану больше тебя провоцировать, — она вспомнила сегодняшнее утро и мысленно похвалила себя за принятое решение уйти.

Николя глубоко вздохнул, и между его бровей возникла небольшая напряженная складка.

— Давайте мы с вами условимся… Вы ведь все ещё намерены присутствовать на презентации вашей книги? — кажется, он специально не упомянул певца.

— Конечно! И даже знаю, кто будет столь любезен меня сопровождать… — она ласково улыбнулась и сделала очередной глоток из своего бокала.

— Тогда после неё всё и решится. Поймите меня правильно, я не могу позволить себе тщетную надежду. Я… — его голос дрогнул, мужчина снова проявил свою оголенную трепетную душу. — И я искренне желаю вам счастья. В этом вы никогда не смейте усомниться!

Лайла снова улыбнулась, принимая его условие.

— Март, ты едешь? — Клеман ждал парня уже несколько минут, и не то, чтобы они опаздывали, но тот никогда не задерживался перед поездкой к Риччи.

— Сегодня двадцать девятое… — послышалось из комнаты, и парень наконец показался. Он был одет в белую рубашку и брюки, на руках были часы. — После визита ты… — он замялся и продолжил только, когда Клем уставился на него в ожидании продолжения: — Ты съездишь со мной в банк? У меня сегодня день рождения… Нам нужно взять реквизиты в центре, а потом…

— Постой-постой… Какие реквизиты? Какой день рождения?

— Ну, сегодня мне семнадцать… — Март пожал плечами и пошёл на выход. — Ты не должен, я все понимаю, просто… Мой отец тоже помнит про мой день рождения. И…

— Так. Я конечно съезжу с тобой. Даже не сомневайся. Риччи мне голову оторвет, если с тобой что случится…

Мартин расслабленно опустил плечи и кивнул на выход.

В центре у Риччи была отдельная комната, и парней встретил двухэтажный «торт» из желе с непонятно где добытой свечкой.

— С днем рождения, Март!

— Спасибо, — зарделся тот и удивлённо поднял брови. — А ты почему не в коляске? А тренировка?

Парень упорно называл процедуры тренировками и вообще не допускал в своем лексиконе медицинских терминов. «Мы готовим тебя к следующему сезону!» — смеялся он и не опускал рук, даже когда малыш злился и отбрыкивался от его помощи. Проблем с ногами не было, но ходить было сложно из-за вестибулярного аппарата, который пострадал. А самым большим опасением был позвоночник. Отек сходил медленно, и шансы на восстановление были пока не ясны.