«Между нами ничего нет, глупый мальчишка!» — сказал ему де Буйон и ловко увернулся от его нелепой атаки. «Чем бы ты её ни ранил, дай ей время пережить это, а ранам затянуться!» — шипел он, глядя на скомканные листы в его руке. А потом он попросил уйти так, что Генри не мог остаться.
Но он так и остался там, у подъезда Николя, каждую свободную минуту мысленно возвращаясь к одинокой фигуре на балконе, кляня себя за все — за трусость, за несдержанность, за ложь, за авантюру с книгой, за каждый свой проступок и неверный шаг.
— Ты обязан поддерживать сценический образ! — говорил Антуан, намекая на его внешний вид.
— Вам необходимо больше отдыхать, вы с ног валитесь, Джей! — говорил хореограф, выжимая из него все соки на репетициях.
— Тебе нужно больше спать, иначе даже тонна тоналки не сделает тебя похожим на живого, — говорила визажист, та самая блондинка, которую видела Лайла в отеле в тот злополучный день в апреле.
И все они были правы, но Генри ничего не мог поделать, как только он засыпал, к нему приходила Лайла. Всегда разная, но всегда в слезах. И он ненавидел себя, зная, что он — причина её слез. Он видел её то на вечеринке у Амели, то в номере мотеля, то на сцене, где наконец открылся ей, то на балконе. И воображение рисовало страшные картины. А еще иногда ему снилось, что она теперь с Николя. В те короткие урывки ночного отдыха Генри снилось, что она пришла на презентацию как автор книги, счастливая, сияющая, в чужих объятьях. Ему виделось, как она сухо и равнодушно здоровается с ним, поздравляет с выпуском нового альбома, принимает комплименты по поводу прекрасного писательского дебюта и окунается в надёжные руки Николя, который теперь совсем не по-дружески прижимает её к себе. Виделось, как она легко и благодарно принимает его руку, прощаясь с публикой, а потом поворачивается и уходит, теперь навсегда. Как останавливается в дверях и притягивает другого мужчину к себе, целует его и тает от его прикосновения так же, как когда-то таяла в его руках.
Он просыпался со слезами на глазах, уже не стыдясь собственной слабости перед отцом, яростно приводил себя в порядок и снова нырял в работу. За неделю до назначенной даты презентации он столкнулся с отцом поздно ночью в своей гримерке. Генри отрубился после почти суток на ногах, и ему снова снилась Лайла, которая с презрением смотрела на него:
— Ты предал мою любовь, Генри. Прощай!
Он вскочил с сердцем, выпрыгивающим из груди, и отец крепко прижал его к себе.
— У тебя ещё есть шанс, сынок. Она любит тебя, я видел это. А такая любовь, как у неё, не проходит за пару недель.
— Откуда ты знаешь?
— Каждая строчка в её книге пропитана нежностью, восхищением, пониманием твоей сути. Каждая глава в ней — это очередное признание. Каждый абзац наполнен любовью — трепетной, но сильной и безусловной… Ты не читал?
— Откуда? Тебе прислало издательство? — Генри отошёл к столу, чтобы налить себе воды.
— Она сама мне дала её. В тот день…
— Ты видел её? Что она сказала? Почему ты мне не говорил об этом?
— О тебе ни слова, сын. Но она придёт на презентацию, именно тогда я взял её согласие. Ты, знаешь ли, был не в себе, чтобы слушать подробности. Осталось не так много времени, и ты прекрасно поработал. Все мы здорово справились. И сейчас тебе нужно сделать перерыв. Один день, Генри. Просто передохни. Иначе ты свалишься на самом мероприятии и ничего не сможешь исправить.
— Я умру без работы… — парень остервенело помотал головой, словно пытаясь вытряхнуть из нее мысль о выходном. — Я сойду с ума от собственных страхов и боли, от того, что творится у меня в голове. Я…
— Ты должен с этим справиться. Ты должен разобраться с этим до того, как встретишься с Лайлой. Иначе ты все испортишь. И ты сам это прекрасно понимаешь. Езжай домой. Езжай, и завтра здесь не показывайся.
Генри сокрушенно кивнул и вышел из студии. Пешком дойдя почти до центра, он понял, что ему нужно с кем-то поговорить. И, не думая о времени, набрал Эвана.
— Привет, я… — он замер, не зная, куда себя деть и что сказать.
— Привет, — на том конце помолчали и продолжили: — я слушаю.
И Генри сломался.
— Я разрушил своими руками то, ради чего сейчас живу. Я не знаю, что мне делать. Я не знаю, как справиться с эмоциями. Они меня убивают. Я не могу без неё жить… Не хочу без неё жить…
— Но шанс ещё есть? Так?
— Есть, — едва слышно выдохнул в трубку Генри и замолчал.
— Значит, ты просто должен сделать то, что должен. Попробуй подумать о том, что сейчас этим эмоциям не время. Отложи их на дальнюю полку в голове. Создай холодный вакуум и живи тем, как тебе все изменить. Не думай, о том, что скажешь, что почувствуешь, что подумаешь. Живи в сегодня. И каждый момент делай все, чтобы добиться успеха.
— Но я не знаю, как остудить голову. Я не могу спать… Я на грани…
— Ради нее ты придумаешь, как… Что-то ещё случилось после вашего расставания, я прав?
— Да. То, что я должен был сделать давно. Я схожу с ума, Эван. Я даже не знаю, почему звоню именно тебе.
— Ладно. Попробуй поговорить с ней. У себя в голове. Выпей чего покрепче, если не можешь расслабиться, и поговори. Скажи ей все, что нагорело, не думая, не напрягаясь. Ты многое поймешь. И многое позволишь себе простить. Твоё чувство вины мешает тебе сейчас.
— Но я виноват, так виноват, Эван…
— Кто бы спорил… — Генри впервые услышал от парня смешок. — Но этому чувству сейчас тоже не время.
— Спасибо. Я… А ты…
— Я не знаю, как она. Мы не знаем. Алекс сказал, что она в порядке. — он немного помолчал и добавил: — Дыши без неё, Генри, иначе словишь приход от её появления и потеряешь голову.
Генри снова не ответил, уйдя в себя. Но потом словно очнулся:
— Передай Жасмин привет, у вас там как?
Эван глубоко вздохнул:
— Я чувствую, как у нас заканчивается время. Но ей уже лучше.
— Ты любишь Жасмин, Эван? — Генри и сам не знал, откуда взялся этот вопрос. — Мне иногда кажется, что ты айсберг.
— Я не думаю, что умею, Генри. Я люблю её не так, как ты Лайлу. Я люблю её душу и тело, она — это подарок судьбы. Она так много мне дала… И я забочусь о ней достаточно, чтобы желать сделать её счастливой, как только она осознает себя и свои чувства.
— И почему это так трагично звучит из твоих уст?
— Потому что они не ко мне. Ей просто нужно научиться слышать себя.
— Но она разобьет тебе сердце, — растерянно произнес Генри, пытаясь понять подоплеку.
— В том то и дело, что нет. Я буду счастлив за нее, где и с кем бы она ни была.
— А как же ты? Как же твоя любовь?
— Любовь не для таких, как я.
— Ты… Ты странный, Эван, я таких, как ты, не встречал, но ведь и ты заслуживаешь счастья!
— Я буду! — уверенно произнесли на том конце. — Просто моё счастье не в любви…
— Спасибо, друг.
— И тебе, друг. Удачи!
Этот разговор оставил странные чувства, но прочистил мозги. Генри словил такси и отправился домой. Не желая больше прикасаться к спиртному, он улегся на кровать и попытался представить, что у него есть возможность сказать Лайле то, что его мучает уже которую неделю. И понял, что длится это намного дольше.
Почему-то он оказался в своей гримерке, где увидел любимую, уютно расположившуюся на его рабочем стуле.
— С первого взгляда на тебя я стал другим. Ты ещё только зашла в холл, я увидел тебя, и испугался, что ты заберешь мое сердце. И когда ты подошла, я предчувствовал, что так и будет. Я боялся, что ты растопишь мою броню, и этот страх преследовал меня, пока ты так не поступила. Я не достоин тебя, и всегда знал это, поэтому так долго держал тебя на расстоянии, а потом понял, что тот страх был лишь тонким отголоском настоящего ужаса, когда Клеман сообщил, что ты пропала. Потому что бояться за тебя было во сто крат хуже. И я все ещё не был достоин тебя, но ты подарила мне себя безраздельно. Но даже это очевидное чудо не избавило меня от моего демона. Страх расползался во мне липкой бестией, врываясь в мои сны. Теперь я боялся совершить ошибку, и совершал одну за другой. Одну хуже другой. Но ты продолжала верить в нас, продолжала любить меня, и я не верил, что настолько везуч. Я мечтал о нас, продолжая лелеять эту мечту, не до конца веря, что ты у меня уже есть… А потом… Ты, такая красивая и дерзкая на моей сцене, и слова срываются с моих губ, и вот вы уже в комнате, где ты говоришь такие неправдоподобно сладкие вещи: что ты понимаешь меня — всего меня, понимаешь? Без утаек и фальши… Мне так хотелось продлить это ощущение… Это было эгоистично и подло. И я это понимал, но не смог удержаться. И я не заслужил прощения, но все равно о нем прошу…
