— Прости меня. Я трус, всегда был им. И я виноват. Я виноват, что не сказал, не смог довериться раньше. Я так боялся, до сих пор боюсь тебя потерять, — он сделал шаг к девушке, но понял, что это лишнее. Он в отчаянии посмотрел на любимую и упал на колени: — Я могу лишь молить о прощении, — парень низко опустил голову, позволяя челке закрыть глаза, вверяя себя в руки самого дорогого человека.
— Встань, Джей, хватит ломать комедию, просто посмейся, наконец, над удавшейся, но явно затянувшейся шуткой, и мы разойдемся! — парень непонимающе вскинулся, и видя болезненно искривленное лицо Лайлы, убрал волосы и горько бросил:
— Меня зовут Генри! Джей — это просто сценический псевдоним!
— Довольно, — выкрикнула девушка, — ты заигрался! Я поняла, Генри рассказал тебе о нас, и вы решили сыграть на вашем внешнем сходстве! Но это плохой юмор! Это плохая, гадкая шутка! И я могу понять, почему ты согласился на этот злой розыгрыш, но Генри… Он, наверное, решил отомстить мне за мои чувства к тебе, а твоё раздутое самомнение не могло пройти мимо такой хохмы: ещё одна фанатка влюбилась без памяти в звезду! Чем не подтверждение твоей неотразимости! Но хватит уже! — последние слова она буквально выплюнула. И Генри сорвался. Он вскочил с колен, за пару секунд оказываясь рядом с любимой.
Парень схватил её за руки, заставляя бросить сумку, и прямо в лицо горячо зашептал: — Это не шутка, Лайла, мы вместе готовили проект у мсье Наварра, ты спасла меня от Энзо, а я за это тебе нагрубил, пытаясь оттолкнуть. Я чудом нашёл тебя на машине Антуана, моего отца, и в этой же машине на его ноуте набил первые ноты песни о тебе, пока ты спала по пути в Шато де Камю! Я упал с лошади и пропустил твой день рождения из-за того, что был на записи конкурса «Голос страны». Это все я!!!
— Ты забыл очки нацепить и волосы зализать!!! — ядовито прошипела девушка и дернулась. Но Генри держал крепко. — Что ещё он тебе рассказал? Когда у нас был первый секс и в какой позе?! — она взвизгнула и ещё раз попробовала вырваться.
— Ну, это Джей подделать не смог бы! — в запале произнес Генри, и, не зная, как ещё убедить упрямицу, прижался к ее губам в поцелуе. Она от неожиданности даже не успела закрыть рот, и первые секунды просто пыталась осознать происходящее, но когда справилась с этой задачей, тут же отвернулась и отвесила наглецу пощечину. Но парень был настойчив, он перехватил взлетевшую руку за запястье, не обращая внимания на горящую щеку, а второй обхватил девушку за шею и затылок. Его большой палец так знакомо лёг на скулу, а губы вновь вонзились в приоткрытый в попытке высказать негодование рот Лайлы. Язык прошелся по внутренней кромке зубов, а потом прикоснулся к языку девушки, словно напрашиваясь на ответное касание. Генри сильнее прижал любимую к себе, не ощущая больше сопротивления, вовлекая во все более нежный и чувственный поцелуй. Он почувствовал ответ — едва заметное шевеление языка и губ, и убрал пряди волос от лица Лайлы, наслаждаясь ее гладкой кожей, теряясь в этих ощущениях. Они так давно не были вместе… Но все время работы на конкурсе парня согревало воспоминание о ладонях любимой, свободно лежащих в его, ее робкая улыбка и надежда на новую встречу. Сейчас же у Генри сорвало все тормоза, он хотел, но не мог остановиться, потому что этой девушки ему не хватало, как воздуха. Из его горла вырвался стон, полный удовольствия и нетерпения, и это его немного отрезвило.
Лайла стояла, вновь опустив руки, позволяя себя обнимать и целовать, но никак не участвовала в поцелуе. Парень последний раз ласково провел языком и прихватил губами губы девушки, а потом отстранился. Что-то упало в его душе, громко и звонко разбившись, он уже знал, что последует за его опрометчивым поступком, осталось только дождаться. Зеленые глаза всматривались в его лицо, непривычную прическу, в глаза, и снова в лицо, будто сравнивали этого парня с тем, которого видели на протяжении всего этого года в лицее, и в Шато де Анж, и в его апартаментах, и вот здесь, сейчас. И постепенно взгляд этот менялся.
— Это все? — тихо, немного хрипло спросила девушка и отступила на полшага назад. Не услышав ответа, она оставила еще одну, на этот раз намного более болезненную пощечину, которую Генри не стал останавливать. — Я такая дура… Я… — она запрокинула голову, пытаясь найти слова. — Такая… Ду-ура-а… Господи, — произнесла она на вдохе и зажмурилась. Потом провела руками по лицу, будто пытаясь смахнуть наваждение. — Генри, и не стыдно тебе было встречаться с такой безмозглой идиоткой? И, наверное, было так забавно наблюдать за мной, да? Здесь, когда мы работали… И дома, когда я тебе пересказывала наши интервью… — она истерично хохотнула. — Давай, посмейся со мной! — она засмеялась, но смех этот был полон боли и отчаяния. Видеть любимую такой надломленной ему еще не приходилось, даже в той злосчастной душевой в ее глазах не было этой осмысленной катастрофы, этого глобального понимания: отношения разрушены, строить больше не на чем, ведь фундамент развеян по ветру.
Девушка внезапно встряхнулась и выпрямила спину. Она подняла сумку, развернулась и быстро пошла в сторону той двери, через которую зашла — на противоположном сцене конце зала.
— Ты ведь понимаешь, что сделаешь огромную глупость, если хотя бы попробуешь связаться со мной, да? Не смей! Слышишь, прояви хоть каплю уважения ко мне! Не смей напоминать о себе… Говоришь, боялся меня потерять? Но сделал все возможное, чтобы добиться этого.
— Я люблю тебя, Лайла! — крикнул парень так громко, что у него самого заложило уши. Акустика зала усилила его голос во много раз, и, наверное, каждый в студии был в курсе чувств этого сумасшедшего. Но девушка ответила тихо:
— О! Я уверена, что так и есть. Но это ничего не меняет.
Она ушла твердой походкой, аккуратно огибая лестничные марши, стараясь не врезаться ни в кого на своем пути. Но, когда уже почти достигла выхода, у самой двери стоял Антуан. Девушке нечего было ему сказать: не хотелось наговорить гадостей, ведь он не мог не знать, за какую дуру ее принимает его сын, и какую еще большую дуру он из нее делает. А быть вежливой с ним не было сил. Но тот ничего не сказал, он только взял ее под локоть и вывел из здания, где находилась студия. Они прошли на уже знакомую парковку, сели в уже знакомый черный внедорожник, и водитель мягко отъехал.
В голове Лайлы снова наступил долгожданный штиль, как в тот раз перед побегом. Только бежать к Агате не хотелось, хотелось, чтобы все вернулось на круги своя, чтобы все было так, как до встречи с Генри — просто и понятно. Холодный аналитический процесс отказывался выдать такое место, где можно было бы оказаться в прошлом. Поэтому на ум пришло не где, а с кем можно сейчас остаться. Девушка набрала номер Клемана, раз уж Жас далеко, но его автоответчик сообщил, что он с любимым младшим братом, и нет ничего важнее, поэтому абонент перезвонит позже. И в этот же момент машина затормозила. Выглянув в окно, Лайла удивилась: они стояли напротив ее дома.
— Что мы здесь делаем? — впервые нарушила тишину между ними девушка, глядя на отца своего бывшего парня.
— Я подумал, что возвращаться в квартиру Генри тебе не захочется…
— Я здесь не живу уже все лето… — немного растерянно проговорила Лайла и впервые задумалась, а быть может, сейчас дом — это именно то место, где ей стоит быть. Но вспомнив последний разговор с Каролин, тут же отмела эту мысль. Увидев, что машины Алекса нет на месте, она все же решила попросить Антуана отвезти ее к Николя. Она назвала адрес. Но мужчина более не пожелал ехать в тишине.
— Генри не вводит меня в курс своих отношений, — Лайла скептически на него взглянула, и он поправился: — Не настолько глубоко. Но он сказал мне, что ты бросила его ради него же… — девушка хотела совершенно грубо перебить Антуана, но тот поднял палец вверх, призывая к вниманию: — Я не буду читать нотаций, и тем более просить простить моего оболтуса. Я миллион раз говорил ему открыть тебе правду. — Лайла вспомнила тот самый разговор Антуана по телефону. Который приобрел совершенно иной смысл. — Но после Мелани он, как кипятка, боялся повторения истории. Не удивлюсь, что именно своим отчаянным страхом он и добился того, чего боялся больше всего. Ты влюбилась в его амплуа. Что намного хуже той глупости, что вытворила та девчонка. Ты не просто захотела пожить на широкую ногу, купаясь в овациях и популярности. Ты полюбила его творческую сторону, его работы, его суть… Возможно, тебе кажется, что ты открыла в Джее много нового, но, когда первый шок и обида пройдут, ты поймешь, что на деле все это ты уже видела в моем сыне, уже знала, уже чувствовала. Быть может, не знала, как интерпретировать, не видела всех граней, не знала масштаба происходящего. Но любила и это в нем тоже. И любишь до сих пор, иначе ты сейчас кричала бы, метала молнии и крушила бы все вокруг себя, но ты переживаешь это внутри… Поэтому я прошу тебя сейчас о другом: дай себе время. Отвлекись, займись учебой, друзьями… Не варись в этом кошмаре, который происходит у тебя в душе, а просто переключись на что-то другое. Я знаю, что мой сын тебя очень обидел. И знаю, что вы молоды и горячи, и скоры на принятие решений. Ты ведь не знаешь его задумку о презентации альбома? — девушке только оставалось отрицательно покачать головой. — Давай договоримся. Я попробую сделать так, чтобы Генри не спился за этот месяц и не натворил других бед, а стимулом для этого будет тот факт, что автор книги о его альбоме придет на презентацию, ладно? А ты реши для себя, сможешь ли ты на самом деле понять его причины, и простить его за излишнюю осторожность. — На приподнятую в изломе бровь он вновь поправился: — И трусость, и нерешительность, и неуверенность в себе.
