- А как давно ты сам разговаривал с ним? - внезапно с улыбкой произнес старик, а я посмотрел на него непонимающе. Мне почему-то стало очень неловко, - Когда ты в последний раз молился, святой? Искренне, от всего сердца? Когда разговаривал по душам и просил у него помощи? Вот старый Мораис всегда разговаривает с богом, особенно ночью, когда никто не мешает старику. Идет вон в ту часовенку и молится, возле статуи архангела Михаила. И мне отвечают ангелы. Старый Мораис часто слышит смех ангелов, и считает это хорошим знаком! Поговори, попроси помощи и прислушайся к ответу, что скажет тебе архангел.  Сходи, святой, а старый Мораис пойдет спать.

Старик похлопал меня по плечу и направился в обитель, оставляя в полной задумчивости. Я смотрел в след уходящему старцу и никак не мог поймать мысль, что вертелась у меня в голове. Странно… Кажется, что я вот-вот ее поймаю, но она тут же ускользает от меня… Может и вправду старый Мораис прав… Старый Мораис… Старый...

- Мораис, - окликнул я старца, перед тем, как ему скрыться за поворотом, тот обернулся - А сколько же тебе лет?

-  Я - стар, святой… Очень стар… -  отозвался Мораис, а на его лице расцвела теплая улыбка с оттенком сожаления. -  Только вера в господа и его благословение дарует мне силы еще ходить по земле. Но, чувствую, скоро приберут меня. Давно пора бы. Да, Антоний, перенеси казнь. Проведи ее после обеда.

Старик развернулся  и продолжил свой путь, а я стоял еще в большем недоумении от того, что сейчас услышал.

- Почему? - успел я крикнуть, старцу, прежде чем он скрылся в тени святых стен, - Почему не утром?

- Так ведь дождь будет, святой! Хворост не возьмется, -  привел доводы Мораис, снова останавливаясь, и добавил, - Я же говорю, что я стар, вот и суставы ломит на погоду…

Старец скрылся в тени обители, а я услышал скрип тяжелой двери церкви. Может, старец прав? И мне действительно нужно попросить помощь? Я направился в часовню. Если Мораис шел оттуда, значит она открыта.

Я зашел в часовню. Огарок маленькой свечи немного рассеивал тьму, играя на статуях  красивыми бликами. Шаг… Скрип половиц в абсолютной, благоговейной тишине. Архангелы смотрели на меня с молчаливым укором, ожидая раскаяния. Я отыскал глазами статую Михаила и медленно направился к ней. Старый Мораис сказал молиться, и они ответят… Я начал молиться, вопрошая и каясь, прося прощения и умоляя дать знак, что я верном пути. Старые гвозди больно впивались в колени, но я продолжал молиться. В голове снова зашумело.

- Веришь ли ты в то, что делаешь?, - говорил мне мужчина из видения моего далекого прошлого. Его лицо было знакомым.Но я не  помнил его имени. Я кивнул, подтверждая его слова. - Так и они верят.

Мужчина указал рукой на привязанных к столбам инквизиторам, к которым стаскивали охапки хвороста. Я осудил их на смерть, за неповиновение моим указаниям. Они позволили себе слишком многое. Фанатики, толкующие священное писание и мои указы не как нужно, а как вздумается вот-вот предстанут перед господом. Я был не жестоким, но справедливым. И все, что я мог сделать для семей, пострадавших от произвола инквизиции - забрать осиротевших детей на воспитание в орден. Я и подумать не мог, что они сами дойдут до такого самоуправства.

Картинка была настолько четкой, что я видел капли запекшейся крови, оставшиеся на одежде после  допроса. Проверка на ведьму была чудовищной, людям связывали руки и ноги, привязывали к шее камень, и бросали в воду. Они считали, что если при таком раскладе осужденная выживает - значит, ведьма и ее ждет костер…

В голове снова зашумело. Видение развеялось. На смену ему в мое сознание ворвался тихий, женский плач. Я распахнул глаза, ища источник звука, но в часовне никого не было. Плач переходил во всхлипы, а я припадал к стенам, пытаясь понять, откуда исходит этот звук и, не найдя ничего, прислонился к статуе Архангела Михаила. На удивление  звук стал четче. Сразу вспомнились слова Мораиса: “Прислушайся к тому, что скажет тебе ангел”... Так вот о чем он мне говорил!  Я стал простукивать статую, но так ничего не найдя бросился в обитель.

- Кто ведет учет узников? - сходу спросил я у дежурного брата, а тот подпрыгнул от неожиданности. Глаза священнослужителя забегали. Будет врать. -  Писарь! Второй этаж, последняя келья, в самом конце коридора.

Дежурный был белее мела, а я почти бежал на второй этаж к нужной келье.

- Вставай! - рявкнул я, подходя к кровати писаря, чтобы поговорить, но там никого не было.

Я осмотрел келью в поисках владельца, и, так не найдя его, снова направился вниз. Дежурный стоял на коленях и молился богу. В несколько шагов я оказался возле него и поднял его за грудки.

- Где он? - рявкнул я, глядя на дрожащего служителя, а тот что-то невнятно пробормотал, - Говори!

- Ты кого-то потерял, святой? - раздался за спиной голос епископа, - Отпусти его. Может я смогу тебе помочь?

Я поставил дежурного на место, и медленно развернулся к епископу.

- Кто из узников сейчас находится в обители? - я сделал шаг навстречу святому отцу, а тот лишь улыбнулся мне. -  И где писарь?

- Все, что ты приказал: родители двух девочек, Альвева и двое инквизиторов - развел руками епископ, выдержав мой взгляд. - Писарь в молельном зале. Его давно мучает бессонница, сын мой. Идем, за время твоего отсутствия, святой, орден продвинулся далеко вперед, и тебе многое предстоит узнать. Но не сейчас. Скажи, Антоний, у тебя все готово к казни?

Я отрицательно покачал головой. И правда, я совсем забросил свои обязанности…

-  Святой отец, а когда здесь появилась Альвева? -  спросил я, чтобы в будущем уточнить у Мораиса когда он начал слышать голоса, - И как давно длится расследование?

- Пару недель назад, - задумчиво произнес святой отец, замедляя шаг. - Расследование о пропаже детей длилось с весны, сын мой. Ведьма хитра и изворотлива. Орден долго не мог вычислить ее. Но, благодаря господу нашему, мы смогли это сделать. Тебя тревожит  результат расследования?

Я думал совершенно о своем. О том странном плаче, о Сэне с Софой, меня тревожило как они добрались до избушки, поэтому ответил епископу слегка  отстраненно.

- Нет, святой отец. Прошу меня простить, но мне нужно все подготовить. - откланялся я, понимая, что не готов в такой растерянности вступать в полемику, -  Но сначала, я бы хотел поговорить с ними.

- С божьей помощью, - благословил меня епископ, и я, поклонившись, направился в сторону каземат. -  Вот ключи от подземелий. Будь осторожен, святой, ступени старые и скользкие. Пусть господь бережет тебя.

Подземелье встретило меня сыростью и крысами. Те, кто меня интересовали, были в первых камерах. Я посмотрел на потолок. По моим расчетам, мы находимся под лестницей, что ведет в обитель, но никак не под часовней. Я нахмурился, понимая, что казематы  углубляются еще дальше. Я взял факел и пошел вдоль камер. Танцующее пламя выхватывало из темноты сырые стены и грязь, но прохода я не видел.

- Как странно, -  прошептал я, дотрагиваясь до стены и пытаясь ее простучать. Тупик. Стена глухая. -  Как же такое может быть?

В полной задумчивости я вернулся к камерам и отпер первую. За ней оказались родители Иды и Томасины. Они вздрогнули, когда я вошел к ним.

- Пощадите, - пискнула мать Томасины и сильнее прижалась к мужу, -  Но нашим остальным детям было нечего есть… А если с нами что-то случится - то они умрут от голода.

- Мы раскаиваемся, - плакала мать Иды, а отец крестился и не переставая молился, -  Мы не хотим в ад! Святой, отпусти нам грехи! Нам страшно…

Я смотрел на затравленных жизнью и страхом людей и пытался отыскать в своей душе хотя бы крупицы жалости к ним, понимая, что ее нет.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Детей орден заберет себе! - отчеканил я, а женщины завыли, взывая ко мне и к господу, - В ад или в рай - решать не мне. Лишь встретившись со Святым Петром - узнаете куда вам предначертано!