– Короче, – оживился Виктор, – главный герой там – человек по имени Никто, прикинь.

– Я очень давно читал Борхеса, уже не помню, – сказал Алекс.

– Ну вот, – продолжал Виктор, – короче, чувак по имени Никто. Этот парень отличался от других. Ну, был не такой, как все. Он пробовал рассказать об этом своему другу, но даже тот не понял его. И он решил скрывать тот факт, что он не такой, как все.

Виктор потихонечку трезвел. Алексу было видно, как рассказ Борхеса захватил его необразованного друга.

– И он, этот человек по имени Никто, приезжает в большой город, где его никто не знает, в реально большой город, наподобие нашей Москвы, – продолжал Виктор, – и становится актером. В театре. Чтобы играть кого-то. То есть быть кем-то. Поскольку он никто, понимаешь?

– Да, понимаю, – сказал Алекс, с интересом наблюдая за Виктором.

– Он играет других людей, – продолжал Виктор, – царей там, слуг, героев, предателей. Ну, обычный артист театра. И ему охеренно хорошо, пока он на сцене. То есть пока он Кто-то, понимаешь?!

Алекс утвердительно кивнул.

– Но после спектакля этому человеку реально плохо, – говорил Виктор. – То есть он перестает играть, становится снова Никто, и ему снова херово. Потому что он Никто, он не такой, как все, и он даже не может поделиться этим ни с одним человеком на земле, потому что боится, потому что он не знает, как отреагирует народ на его необычность.

Виктор словно преобразился. Он уже не был похож на пьянеющего Витю, коим он был еще десять минут назад. Собственный рассказ увлек его. Ему самому тоже было интересно, как отреагирует на его рассказ Алекс.

– Тогда он начинает после окончания спектаклей ходить по кабакам и борделям. И там за небольшие деньги устраивает представления. Как нынешние комики стендапа типа Руслана Белого или Нурлана Сабурова. Лишь бы не быть Никто, которого никто не понимает.

Виктор взъерошил волосы и продолжал:

– За много лет в этом большом городе этот Никто выкупил маленький театр, в котором играл, и прославил этот театр. Но в один прекрасный день Никто проснулся и понял, что его воротит от жизни в этом городе. Что он устал быть каждый день кем-то. Кем-то, но не собой. И его чуть не вырвало на собственное отражение в зеркале. Он устал. Он просто, сука, устал.

Алекс за много лет никогда не видел, чтобы глаза Вити так горели.

– Устал разыгрывать комедии и трагедии каждый день за кого-то, но не за себя, понимаешь? В этот прекрасный день этот Никто продал свой театр, поднял неплохие бабки. И уехал из этого большого города в свой маленький городок, откуда он был родом, типа нашей Пензы или Пскова.

Виктор остановился, чтобы перевести дух, и смотрел горящими глазами на своего друга.

– Прямо как у нас в Москве, – заметил Алекс. – Приезжают тысячи. Кто-то остается и становится частью города, а кто-то возвращается обратно.

– Да, – продолжал Виктор. – И этот Никто вернулся в свой маленький город. В старый двор, который оказался не таким большим, как ему представлялось в детстве. И там, чтобы никого не злить и чтобы не задавали лишних вопросов, он взял на себя одну только роль. Роль, короче, уставшего предпринимателя. И тихонько там прожил до своей смерти.

Виктор внимательно посмотрел в глаза Алексу.

– И тут самое интересное, братан, – сказал он. – То ли перед смертью, то ли сразу после смерти – я тут не совсем просек – он, короче, предстает перед Господом и говорит ему…

Виктор сделал хитрое лицо.

– Братан, я выучил наизусть концовку. Как Сэмюэл Джексон в «Криминальном чтиве». Это очень интересно, Ал, – сказал заговорщически Виктор. – Этот Никто сказал Господу: «Я, бывший всуе столькими людьми, хочу стать одним – Собой». И глаз Творца ответил ему из бури: «Я тоже не я: я выдумал этот мир, как ты свои создания, и один из признаков моего сна – ты, подобный мне, который суть Все и Ничего».

Виктор откинулся на спинку стула и победоносно взглянул на Алекса.

– Что скажешь, братан?

– Крутая история, Вить, – восторженно сказал Алекс. – И ни фига себе ты текст выучил!

– Да, – смачно протянул Виктор. Он был явно доволен собой. Доволен этим вечером. Доволен тем, что смог провести его со своим старым другом детства, с которым уже давно их разделяла целая пропасть. И только череда их жизненных неудач, эта череда вроде не связанных между собой событий привела к тому, что сейчас они сидят за одним столом, пьют неплохой виски и болтают о том и о сем. Болтают так, будто через несколько дней их не ждет самое важное дело их жизни. Дело, в котором в прямом смысле слова борьба пойдет не на жизнь, а на смерть.

Они помолчали некоторое время, глядя друг другу в глаза и улыбаясь. Оба в этот момент почувствовали, кажется, то тепло из их детства, когда они были сорванцами, почти одинаковыми, когда впереди, перед ними, была вся жизнь. С открытыми объятиями. Готовая встретить двух друзей, двух юных москвичей. В начале своего жизненного пути. Вот что они чувствовали тогда. Вот что они на мгновение почувствовали сейчас, когда виски и прекрасный пересказ Витей небольшой работы великого Борхеса слегка пьянили их разум и чувства.

– Ну что, Ал, – сказал Витя, – еще по одной – и в школу не пойдем?

– Да, – ответил Алекс, – еще по одной.

Алекс встал и направился к полке, где стоял алкоголь. Проходя мимо Вити, он потрепал друга по плечу.

Виктор вдруг рассмеялся.

– А ты помнишь, какая кличка была у Березкина из девятого класса? – смеясь, спросил он.

– Нет, не помню, – ответил Алекс.

– Двуликий анус! – рассмеялся Виктор.

– Точно! – Щелкнул пальцами Алекс и рассмеялся. – А ты помнишь легенду, что он может менять местами свои яйца в мошонке?

– Конечно, помню, – смеялся Виктор. – Я ведь этот прикол и придумал.

– Ни хера себе! – смеялся Алекс. – А я и не знал.

Друзья перестали смеяться.

– Еще только по одной, Вить, – сказал Алекс. – Потом я постелю тебе на диване.

– Спасибо, – сказал Виктор.

– Будешь храпеть – мы с Викой закидаем тебя подушками. – Улыбнулся Алекс.

Позже, когда пришла Вика, Алекс рассказал ей, о чем они говорили с Виктором. Они лежали в кровати, голова Вики покоилась на его груди. Алекс нежно гладил ее по волосам.

– Он выучил целый кусок наизусть, представляешь? – сказал Алекс. – Ты только представь – Витя цитирует Борхеса.

– Я любила Борхеса, – задумчиво сказала Вика.

– Я давно не читал его, – сказал Алекс. – Помню, мне понравилась одна фраза у него. «Зеркала и совокупление отвратительны, ибо умножают количество людей».

Вика перевернулась и посмотрела на него.

– Ты не хочешь детей? – спросила она.

– Ты, наверное, удивишься, – сказал Алекс. – Я впервые в жизни захотел ребенка. – Он помолчал и потом добавил: – Чтобы его защищать.

На этой их встрече Анатолий говорил больше обычного. Он как будто собирал воедино все их беседы.

– Одно из самых проблемных мест в воспитании детей – это внимание, – говорил Анатолий. – Внимание, которое родители недодали нам.

«Он сказал „нам“, – заметил Алекс. – Видимо, не от хорошей жизни он стал психологом».

– И потом, во взрослой жизни, мы компенсируем недостаток внимания, которое мы недополучили от родителей, – говорил он. – Мы возмещаем его нарочитой грубостью, страшно громкой выхлопной трубой на мотоцикле, мы занимаемся этим его все время. – Он сделал паузу, посмотрел на Алекса и добавил: – Мы громко говорим: «Мы есть в этом мире. Вот я!»

Алекс отчетливо представлял себе картины, которые рисовал перед ним доктор.

– Как же иначе объяснить, что люди участвуют в телевизионных шоу, где выворачивают наизнанку свои сексуальные отношения?! – продолжал Анатолий. – Или стоят, как шахматные фигуры, перед раскрученными по телевизору или YouTube людьми, чтобы последние определили их возраст и специальность?! Чем еще можно объяснить такое их унизительное согласие и даже дикое желание участвовать в подобном унижении себя?!