— Он сдвинул ее.

— Я меняла капельницу, возможно случайно задела.

К вечеру Саше сняли повязки с лица и глаз. В первое мгновение серая отечность ужаснула. Кончиками дрожащих пальцев Лера дотронулась до острой скулы, невесомо прикоснулась губами к глазам, щекам, губам, почувствовав мягкость и слабое тепло кожи, в душе вновь затеплилась надежда, изгоняя тревожное беспокойство.

***

С телефона на медицинском посту Лера вызвала такси, дежурная обещала позвать, когда оно подъедет.

Приглушенный свет мягко падал на печальное лицо мужа, а вот тусклая, пять минут назад, кожа, показалась Лере слегка порозовевшей.

— Вернусь от Викули и побрею тебя, — взволнованно протянув руку, она погладила щетинистую щеку, не доверяя своим ощущениям, боясь обмануться, уткнулась глазами в монитор, температура поднялась на два градуса, сдерживая охватившее ее волнение, Лера наклонилась к лицу мужа:

— Саша, — дрожащим голосом позвала его.

Внезапно громкий писк аппаратуры, оглушил немилосердно, до резкой боли. В панике Лера забыла, как надо действовать в подобной ситуации, о тревожной красной кнопке, расположенной перед глазами. Показания монитора прыгали и расплывались блеклыми пятнами перед затуманенными взором. Сердце радостно металось. Рассеянно взглянув на вбежавшую медсестру, тихим голосом она продолжала звать мужа, вглядываясь в его смиренное лицо.

— Это сбой аппаратуры. Такое бывает. Вы не волнуйтесь, смотрите, все показания на прежних позициях, — медсестра привычно нажимала на кнопки.

— Но температура…, - беспомощно Лера смотрела на светящиеся цифры, напрасно ожидая и призывая бездушные приборы поддержать ее иллюзию.

— Выпейте, за вами такси приехало, — взяв протянутый стакан, выпив прозрачную жидкость, Лера решила никуда не ехать.

Смутная тревога, неясные ощущения, гнетущие весь день, получили обоснование. Напряжение и нервозность были их следствием.

— Не хотите ехать, ваше право, но если вы думаете, что я позволю вам просидеть у кровати всю ночь, то ошибаетесь. Ложитесь спать.

Легко сказать «спать», когда в душе сумятица. Никаким рассказам о сбое аппаратуры она не поверила, была твердо уверена, что Саша не хочет ее отпускать, она нужна ему тут.

Лера зябко поежилась под тонким одеялом. Осень неумолимо уносила тепло с собой. Несколько раз за ночь, она вставала к Саше, но его лицо было по — прежнему застывшим, губы бледны и аппаратура работала исправно. На часах было восемь, в это время она бы подъезжала к даче, грустно вздохнув, ушла умываться. Через пять минут в палату вошел Николаев, он всегда заходил перед дежурством.

— Андрей, — обрадованная его появлением, Лера быстро пересекла комнату, но остановилась и нерешительно добавила, увидев входящую за ним медсестру. — Николаевич…

— Валерия Андреевна, я уже в курсе, что у вас вчера произошло. Будем разбираться, — осмотрел Орлова и, отпустив медсестру, он повернулся к Лере. — Ты хоть спала?

Она пожала плечами:

— Днем отдохну.

— Это вряд ли. О чем ты с ним разговаривала?

— Почему ты спрашиваешь, — тревожно спросила она. — Есть какие-то изменения?

— Лера, — обняв ее за плечи, Николаев посмотрел ей в глаза. — Я ничего не сказал, просто спросил.

— Я рассказала, что поеду к дочери, за мной приехало такси.

— То есть ты как всегда несешь пургу про вашу прошлую прекрасную жизнь?

Она опешила.

— Твой муж ведь ревнивый был?

Леру пробил озноб, неужели они снова возвращаются в те мучительные мгновения, которые условились не вспоминать.

— Андрей, что с тобой?

— Расскажи ему про нас, про нашу волшебную ночь. Почему нет? Ты говорила у вас доверие. Или у тебя есть тайны от мужа?

Занесенная ладошка не успела опуститься на щеку, ее остановило пронзительное верещание приборов, в одно касание Николаев нажал на красную кнопку, моментально появилась команда реаниматологов.

Но Лера ничего не видела и не слышала, склонясь над мужем, вглядывалась в его лицо, ожидая самостоятельного вздоха или хоть какого-нибудь, проявления жизни. Наконец, ресницы его дрогнули и глаза открылись. Лера молила, чтобы никто не вмешался и не помешал их общению. Они смотрели друг на друга, в его взгляде не было беспомощности или непонимания, он был живым, полным сил, но и протеста, она чувствовала это на подсознательном уровне, это невозможно объяснить, так мать чувствует своего ребенка в утробе так и она, знала наверняка его причину. Не отпуская взгляда, она отрицательно покачала головой. Саша устало прикрыл глаза, его лицо показалось Лере умиротворенным, и она прошептала несколько слов ему на ухо, прежде чем почувствовала сильный хват за плечо, ее попросили выйти. Всхлипнув пару раз, она потребовала присутствовать. Голос звенел, слезы высохли, ее просьба граничила с истерикой, Андрею пришлось применить силу и вывести ее за дверь.

— Не надо ничего делать! Вы убьете его. Оставьте мне его таким. Я смогу! Мы с ним понимаем друг друга. А если вы…

— Валерия Андреевна, — Андрей встряхнул ее за плечи. — Или ты сейчас успокоишься или я привяжу тебя к кровати и одарю капельницей. Поняла?

Она промолчала и притихла.

— Отправляйся ко мне и не смей никуда выходить, пока я не приду.

— Андрей, ты спасешь его?

— Не знаю, кому ты молилась ночью, но продолжай. Сегодня ваш день!

— Для нас нет ничего не возможного, — повторяя слова, только что сказанные Саше, она мерила шагами кабинет. Время тянулось медленно и томительно. Ненавистный дождь за окном стекал по стеклу корявыми линиями.

Наконец ее позвали к главному, сообщив, что все готово, и в присутствии юристов и свидетелей, ей предстояло подписать согласие на операцию. Эта новость, которую она так ждала, неожиданно вызвала противоречия. Сейчас в полной мере она осознала груз, ложащийся на плечи, но нужно пройти через это испытание, и прежде всего успокоиться. Она привыкла жить легко, благодаря мужу, всю ответственность, он всегда брал на себя, и теперь ее очередь, взять на себя обязательства. Опустив глаза, она постаралась внимательно прочесть документ. Панический страх разъедал душу, но тянуть дальше нельзя, нужно ставить подпись. Она оглядела присутствующих и не увидев Николаева вопросительно посмотрела на главврача.

— Он готовится. Это большая удача, что вам удалось его уговорить, каждый час на счету.

Дрожащей рукой Лера поставила подпись.

Хотелось сбежать, спрятаться от шелеста дождя за окном, вносившего тоску, навевающего мрачные думы. Стремительные разрушительные потоки скручивали ручейки тягостных мыслей в мутные водовороты, затягивая в бездонную черноту. Память отчаянно сопротивляясь, выхватывала из бурной стремнины незабываемые, волнующие ощущения, которые обволакивали теплом, согревали и защищали. Первое признание, поцелуй, близость, рассеивали ее опыт и возраст, с Сашей все было впервые, трепетно и страстно. Мягко, но настойчиво он овладевал ее пространством, сознанием, заслоняя собой весь мир, оберегая ее от сложностей, несправедливостей.

Час прошел в сильнейшем волнении. Внутреннее напряжение искало хоть какой-то выход, наконец Лера решилась позвонить Лиде.

В коридорах было удивительно тихо, будто замерло не только время, но и жизнь в отделении. На медицинском посту царило обычное оживление, врачи, медсестры, отчеты, задания, сверки, только все это на несколько тонов ниже, чем обычно. Увидев Леру, все как-то сразу замолчали, но не было в этой тишине сочувствия или уныния, скорее — поддержка, теплота. В который раз она отмечала удивительное свойство людей забывать об обидах, объединяться перед лицом опасности, А опасность была, физически ощущалась в отзвуке шагов в коридоре, в шорохе журнала назначений, в приглушенном звуке хлопающих дверей. Оправдает ли себя риск, которому подвергается Орлов во время операции? Даст ли это ему шанс вернуться к нормальной жизни? Справится ли Николаев? Однозначное "да" читалось на лицах коллег. Они связывали с успехом свои надежды — перешагнув через три года забвения, Николаев вернется в большую медицину.