— Я знал, что ты меня поймешь.

После того, как связь отрубается, мы молчим несколько мгновений, пытаясь осмыслить сказанное. Каждый из нас в шоке: действительно, для чего было кому-то убивать врача, который несколько месяцев лежал в психиатрической клинике? Прямо сейчас, когда мы, кажется, могли бы узнать правду о рождении Сашеньки?

— Все это очень странно, — говорю я шепотом. — Кому было нужно убивать его?

Дима молчит, но в его голове уже крутятся разные предположения.

— Я не знаю, Ев, не знаю. Но это очень странно — только вчера я был у него, и уже утром — его нет. Будто кто-то избавился от важного свидетеля.

— Ты думаешь, что это произошло из-за нашего дела? Из-за событий почти четырехлетней давности? — подскакиваю на постели, смотрю внимательно в лицо Царева.

Он нехотя поворачивается ко мне. Губы сжимаются в тонкую линию.

— Может быть, если бы я вчера не пришел к нему, он был бы жив?

Я охаю.

— Нет, Дима, что ты такое говоришь?

Мужчина пожимает плечами.

— Не знаю, Ева, не знаю. Это только предположение.

Он встает, подходит к двери ванной комнаты, и через какое-то время я слышу звук льющейся воды. В моей душе нарастает сумятица. Все это действительно очень странно и неправильно.

— Мы поступим так, — Дима вытирает волосы белым полотенцем, и я вижу, как по груди и плечам катятся хрустальные капельки воды. — Я сам поеду в полицию к тому, кто ведет это дело. Уверен, что наши доблестные органы решат замять его — ну подумаешь, убийство в психушке. Скажут еще, что кто-то из пациентов замочил другого, мол, глюки замучали.

Царев настроен решительно — он явно уже все для определил, и переубедить его будет невозможно, но я, если честно, даже не буду пытаться. Он все решает быстро, по-мужски добиваясь своей цели, и это мне в нем ужасно импонирует.

— Я пригрожу связями, если будет нужно, надавлю на мэра, скажу, что это резонансное преступление, и его нужно будет в любом случае раскрыть. Никто не отвертится.

— Но…

— Ева, увидимся вечером, — он коротко целует меня в губы и делает шаг назад.

Но я тут же подскакиваю в постели.

— Ну уж нет, Царев! — ставлю руки в боки. — Это и мое дело тоже. Я пойду с тобой.

Он смотрит на меня в упор и глаза его темнеют.

— Со мной? В полицию? — изогнув бровь, уточняет он, и это звучит словно проверка. Но я не понимаю, что за мысль прячется за его словами. Я думаю только об одном — мой мужчина начинает сражение, и я должна его в этом поддержать.

— А что такого? Тем более, что вчера ты говорил с Земелиным. Может быть, ты был последним? И теперь будешь под подозрением? А я сразу предоставлю алиби, что всю ночь ты был со мной. Понимаешь?

По лицу Димы скользит многообещающая улыбка, он подходит ближе, тянет за концы халатика на поясе, от чего шелк на плечах разъезжается в разные стороны. Он оглядывает открывшуюся перед ним картину и тянет:

— Ну, в полицию мы всегда успеем съездить… А вот насладиться завтраком…Таким приятным, таким… — он проводит языком по моей шее, и я тут же сжимаю бедра, резко выдыхая воздух из груди- так оглушающе действует его ласка на мое тело. — …таким волнующим…таким сладким…

Мужчина приподнимает меня за попу и возвращает обратно в кровать.

— Сегодняшняя ночь прошла зря, но мы еще успеем наверстать упущенное, ведь правда?

Он ставит руки по обе стороны от меня, чтобы не раздавить своим весом, и я подыгрываю ему, делаю то, что хотела несколько минут назад — с того самого времени, как он вышел из душа в одном полотенце на внушительных бедрах, открывающих чисто мужской треугольник под плоским животом. Я развязываю полотенце и откидываю его в сторону.

Он прижимается к моей коже распаленным мужским естеством, и я ощущаю, что вся пылаю от предчувствия скорого наслаждения.

Дима втягивает воздух сквозь зубы и быстро впивается в мои губы, начиная терзать их:

— Что ты со мной делаешь…

— А ты?! — стону я в ответ.

Поверить не могу, что Земелина убрали. Кто это сделал и зачем? Впрочем, догадки у меня есть. Вчера Еве звонил её бывший и истерически угрожал. Неужели это его рук дело? Неужели? Мысли путаются, и я ненадолго могу отвлечься от них, когда утопаю в объятиях Евы, когда мы с ней становимся единым целым, а потом всё снова накатывает с новой силой. Пока мы собираемся ехать в участок, у меня снова звонит телефон. Я смотрю на экран — номер незнакомый. Скорее всего, кто-то по работе, и я не хочу разговаривать. Сегодня мне нужно немного личного времени. Решаю перевести стрелки на своего заместителя, отвечаю, но слышу испуганный женский голос. Его обладательница плачет на том конце.

— Дмитрий Александрович, вы были правы! — лепечет она. — Они не станут останавливаться ни перед чем. Их даже не притормозило то, что человек был безопасен и не смог ничего сказать…

Яна.

Ну конечно!

Я совсем забыл о том, что вчера дал ей свой номер телефона.

И ей известно что-то очень важное.

Ева появляется передо мной и напряжённо смотрит на меня. Она красивая в своём вязанном тёплом платье до колен, и мне снова хочется прижать её к себе. Наверное, я псих, что на фоне таких новостей и происходящего думаю о женщине, к которой меня так сильно тянет…

— Виталия… Его убили… — рыдает Яна. — Мне известно, кто это сделал, Дмитрий Александрович. И я боюсь. Мне страшно, что она придёт сюда, ко мне. Пожалуйста, приезжайте! Я вышлю адрес вам в сообщении. Я всё покажу и расскажу, а вы, как и обещали, дадите мне защиту!

Я негромко хмыкаю. Я знал, что она позвонит. Вот только я отчаянно надеялся, что до таких жертв дело не дойдёт. А теперь я чувствую себя виноватым. Мне кажется, что это я стал вершителем судьбы Земелина, подписал ему приговор, когда приехал в клинику. Но кто мог знать, что я это сделал? Неужели за мной следят? Вспоминаю бредовые крики бывшего мужа Евы. Он точно знал, что я копаю под них. Знал, а потому пытался остановить меня угрозами. Вот только в своих словах, которые он бросал на ветер, он больше напоминал шавку, которая тявчет на слона. Истерическую бабу, которой главное потявкать, покричать и вылить всё наружу. Я тяжело вздыхаю. Смотрю на экран телефона, куда приходит сообщение с адресом.

— Кто это? — спрашивает Ева, кивая на телефон.

— Помощница Земелина решила признаться… Она сказала, что знает имя убийцы её любовника, поэтому маршрут у нас изменится. Мы должны ехать туда, к ней, Ева… Хотя… Я бы настоятельно рекомендовал тебе остаться. Вдруг это ловушка? Что если там опасно? Я бы не хотел, чтобы ты пострадала.

— Я тоже не хочу, чтобы ты пострадал. Вместе будет проще! Неужели ты не понимаешь? Я тоже хочу докопаться до правды!

— А я хочу, чтобы у Саши была мать! — отвечаю я и хватаю Еву за лицо ладонями.

Впиваюсь в её губы отчаянно и понимаю, что сдаваться она не собирается — будет до последнего биться за правду. Я не могу отказать ей в этом, поэтому решаю, что просто не буду спускать со своей женщины глаз, буду внимательно следить за ней, за каждым её шагом, и оберегать. Я не позволю кому-то снова разлучить нас или разрушить наше счастье.

— Я люблю тебя, Ева! — говорю я, отпускаю её лицо и спешно иду в машину, надеюсь, что она передумает, останется, но она догоняет меня, слышу это по шагам за спиной.

На кухне я сталкиваюсь с Варварой Никитичной и прошу её быть осторожнее, никого не впускать и оберегать Сашу, как зеницу ока.

— Что случилось, Димочка? — спрашивает женщина, и я понимаю, что должен раскрыться ей, рассказать правду.

— Дело в том, что… Вы всё равно многое уже знаете, — я смотрю на Еву и вздыхаю. — Ева на самом деле мать Саши, анализы подтвердили это. Вот только проблема в том, что отец нашей принцессы я, учитывая тот факт, что с Евой раньше мы никак не пересекались и даже не были знакомы. Мы пытались понять, кому нужно было обманывать нас, устраивать всё это, подтасовывать результаты, но что-то пошло не так… Врача, который вёл её беременность, убили сегодня утром… Так что я должен докопаться до сути. Боюсь, что эти сволочи ни перед чем не остановятся, поэтому я уже отдал приказ об усилении охраны. Вы будете под надёжной защитой, главное, никого не впускайте и не отвечайте на телефонные звонки.