В 1933 г. в СССР завершилась растянувшаяся на шесть лет фактическая гражданская война правящей бюрократии с большинством крестьянства. Едва одержав победу в ней, бюрократия «стала изо всех сил взращивать новую аристократию»[161], вызывая недовольство у широких масс.

Это нашло свое отражение в новой волне террора, сопровождающегося чудовищными судебными подлогами, положившими начало компрометации большевизма в сознании миллионов людей. Согласно этим историческим деформациям, партия большевиков с первых лет своего существования возглавлялась людьми, способными к самым низким уголовным преступлениям. Вакуум доверия к партии стал заполняться верой в исключительность и величие Сталина. Цепочка возникших на этой основе ложных схем распалась сразу же после разоблачения на XX съезде сталинских преступлений, породив новый вакуум доверия: Сталин представал теперь в своем истинном обличье тоталитарного злодея, хотя с его главных политических противников не были сняты запятнавшие их обвинения.

Вместо того, чтобы прояснить неизбежно возникающие в этой связи недоуменные вопросы, преемники Сталина избрали постыдную форму умалчивания. На всякое положительное или даже нейтральное упоминание о деятельности большевистских лидеров, возглавлявших оппозиционные группировки после смерти Ленина, по-прежнему налагался запрет. В советских энциклопедиях 50—80-х годов содержались подробные персоналии Гитлера, Муссолини и т. д., но отсутствовали какие бы то ни было биографические справки о Троцком, Зиновьеве, Бухарине и других ведущих деятелях большевизма. Положительно характеризовались лишь несколько ближайших соратников Ленина, смиренно умерших до сталинского террора.

Тянувшаяся десятилетиями дезориентация советского общественного мнения относительно основных вопросов истории большевизма явилась решающей идеологической предпосылкой того, что в условиях горбачевской «гласности» антикоммунистической пропаганде удалось сравнительно легко «развенчать» в глазах широких масс весь большевизм во главе с Лениным. Пришедшим к власти новым хозяевам «поделенной» общественной собственности, лишенным моральных основ, уставшим от десятилетий сказочных догм массового очковтирательства, было глубоко наплевать на идейную подоплеку марксистского учения, в результате чего они без боя, быстро сдали позиции, завоеванные Октябрем и большевизмом. Страна за многие десятилетия не выдвинула ни одного идейно-политического героя-лидера, противопоставившего себя в суровой борьбе сталинскому режиму.

И на еще одно важное обстоятельство обращает внимание профессор А. Рабинович, дотошный исследователь первых лет становления советской власти, считающий, что политические заблуждения, вместе с моральными компромиссами, и ответственность тех, кто сознательно насаждал ложь и террор ради сохранения собственной власти, лежат в разных плоскостях, говоря о коллизиях того времени как о сложных и, вероятно, потому трудно понимаемых и почти неисследованных процессах огромного, не осознаваемого с первого взгляда значения.

Рабинович считает: «Успешная борьба Ленина, которая на VII партсъезде в апреле 1917 г. направила партию на социалистическую революцию в России, была одним из решающих моментов в истории революции, даже если это не означало конец внутрипартийным конфликтам. Разногласия между умеренными под руководством Каменева, придерживающимися мнения, что Россия еще не созрела к социалистической революции, и ленинцами, верившими в успех социальной революции в России, который был бы началом для решающих революций по всему миру, оставались глубокой и важной темой до конца 1917 г. После Октябрьской революции разделение вылилось в ожесточенные конфликты в начале ноября между умеренными и ленинцами по составу нового правительства, и в декабре из-за того, как нужно обходиться с Учредительным собранием»[162].

Он продолжает: «Традиционно советские историки, а также большинство западных исследователей представляли, что большевики являются строго организованной монолитной партией, сплоченные авторитетным вождем В.И. Лениным, считая Октябрьскую революцию восстанием широких масс трудящихся, в то время как западные историки, наоборот, рассматривали это как военный переворот, относительно мало поддержанный населением». Согласно взглядам Рабиновича, большевики после февральской революции перестроились в массовую партию с тесными связями с рабочими, солдатами и матросами. Их режим правления был разделен между умеренными центристами и радикальной фракцией, собравшейся вокруг Ленина. По мнению ученого, каждая из этих фракций привнесла свою долю успеха в Октябрьскую революцию, не считая ее ни народным восстанием, ни переворотом, даже тогда, когда она содержала элементы обеих. Она была скорее результатом сложного динамического, политического и социального процесса, имевшего свои корни в развитии России до февральской революции и усиленного безрезультатным участием в войне.

Троцкий присоединился к большевикам только на 6-м всероссийском партийном заседании в конце июля. Члены межрегиональной фракции Троцкого, такие как Володарский и Урицкий, присоединились к большевикам намного позже. Отношения между Лениным и Троцким характеризовались в 1917 г. обоюдным уважением. Троцкий попал в тюрьму вследствие своей защиты Ленина после подавления июльского восстания, помогал Ленину при подготовке к Октябрьской революции, оставаясь во время и после борьбы за власть твердым приверженцем Ленина.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.