Он считал, что причиной раскола партии может стать наличие чрезмерной концентрации власти в руках узкого круга партийных функционеров, что связано с риском возникновения внутренних разногласий и расколов, достигая предельной остроты в рядах старой гвардии, физически истребленной в дальнейшем Сталиным. Действительно, политические решения уже с конца 20-х гг. осуществлялись не этим слоем партийной гвардии, а единоличной волей Сталина.
Разногласия между оппозицией и членами ЦК и Политбюро, начавшиеся при жизни вождя, приобретали невиданную остроту. Интересны сообщенные в 1989 г. ветераном немецкой компартии И. Штейнбергером факты, пересказанные ему в конце 30-х гг. старыми большевиками, находившимися с ним в сталинских тюрьмах. Например, Н.А. Скрыпник сообщил ему, что Сталин в 1921 г. старался внушить Ленину мысль о мнимой опасности, грозящей партии вследствие отсутствия ленинского большинства в ЦК, и лишь Сталин способен обеспечить Ленину твердое большинство. Подобное сообщил и В.И. Невский, считавший, что введение поста генсека и назначение Сталина объяснялось тем, что в ходе дискуссии он перехитрил Ленина, убедив его в существовании угрозы расщепления партии на фракции, о чем Невский сам высказывал Ленину свои сомнения, считая это сталинскими интригами. Но Ленин отвечал, что решения об ограничении дискуссий в партии временны и он внимательно наблюдает за деятельностью Секретариата, позднее сожалея об этом, стремясь исправить свою ошибку в «Завещании»[37].
Мой тесть Абрам Ефимович Эйзлер, обладатель тонкого политического чутья, вспоминая коллизии первого десятилетия советской власти, втолковывал мне, что непротивление Ленина назначению Сталина генсеком было вызвано непрекращающимися спорами внутри партии между соратниками, рассчитывая на железную дисциплину, введенную Сталиным, способную положить конец внутрипартийным разногласиям, на устранение которых у Ленина уже не хватало сил. Сам Троцкий вспоминал, что после X съезда у Ленина некоторое время существовало опасение о создании Троцким своей фракции. «Когда я это почувствовал, – говорил Троцкий, – я явился к нему специально, чтобы сказать, что ничего подобного нет. У нас был с ним длинный разговор, и мне кажется, что я его убедил, что никаких группировок и фракций я не создаю и что у меня этого и в мыслях нет»[38].
С середины 1921 г. наблюдается все более доверительное сближение Ленина с Троцким. Ни в одном ленинском документе после X съезда не встречается хотя бы малейшее выражение недоверия, недружелюбия или отчужденности по отношению к Троцкому, наоборот, они постоянно дружественны и полны высоких оценок его деятельности.
Возникшие расхождения между Лениным и Троцким о роли Госплана были решены и в письме XII съезду, Ленин писал: «Эта мысль выдвигалась тов. Троцким, кажется, уже давно. Я выступил противником ее… Но при внимательном рассмотрении дела я нахожу, что, в сущности, тут есть здоровая мысль… В этом отношении, я думаю, можно и должно пойти навстречу тов. Троцкому…»[39].
Но слухи о разногласиях Ленина с Троцким продолжали искусно раздуваться, муссироваться, и становилось все яснее, что дело идет о преднамеренной интриге, идущей из верхов партии. Горький в первом варианте очерка «В. И. Ленин» писал: «…Даже о тех, кто, по слухам, будто бы не пользовался его личными симпатиями, Ленин умел говорить, воздавая должное их энергии. Удивленный его лестной оценкой одного из таких товарищей, я заметил, что для многих эта оценка показалась бы неожиданной. „Да, да – я знаю! Там что-то врут о моих отношениях к нему. Врут много и, кажется, особенно много обо мне и Троцком“. Ударив рукой по столу, он сказал: „А вот указали бы другого человека, способного в год организовать почти образцовую армию, да еще завоевать уважение военных специалистов. У нас такой человек есть. У нас все есть! И чудеса будут!“»[40]
Этот текст сохранялся в многочисленных изданиях воспоминаний Горького о Ленине вплоть до 1931 г., когда в очередном издании очерка «В. И. Ленин» появился текст, обратный по смыслу. Вышеприведенный абзац был изъят и заменен новым со словами, приписываемыми Ленину о Троцком: «А все-таки не наш! С нами, а – не наш», в чем был заложен еще и другой смысл, о нерусском происхождении Троцкого.
С 1921 г. Сталин интригует и против Ленина, не боясь даже острых конфликтов. Сохранилась запись М.И. Ульяновой, анализирующая отношения между Лениным и Сталиным в последние годы жизни Ильича, отмечающая, что еще до лета 1922 г. слышала о недовольстве Сталиным со стороны Ленина. «Мне рассказывали, – писала Ульянова, – что, узнав о болезни Мартова, В.И. просил Сталина послать ему денег. „Чтобы я стал тратить деньги на врага рабочего дела! Ищите себе для этого другого секретаря “, – заявил ему Сталин. В.И. был очень расстроен этим, очень рассержен на Сталина»[41].
Ульянова писала, что у Ленина были и другие поводы для недовольства Сталиным, ссылаясь на рассказ старого большевика Шкловского о письме к нему Ленина, подтверждающем, «что под Ленина, так сказать, подкапываются. Кто и как – это остается тайной»[42].
В письме, написанном 04.06.1921 г. и впервые полностью опубликованном лишь в 1989 г., говорилось: «Вы вполне правы, что обвинять меня в „протекционизме“ в этом случае – верх дикости и гнусности. Повторяю, тут интрига сложная. Используют, что умерли Свердлов, Загорский и др. …Есть и предубеждение, и упорная оппозиция, и сугубое недоверие ко мне в этом вопросе. Это мне крайне больно. Но это – факт… Я видел еще такие примеры в нашей партии теперь. „Новые“ пришли, стариков не знают. Рекомендуешь – не доверяют. Повторяешь рекомендацию – усугубляется недоверие, рождается упорство. „А мы не хотим“!!!»[43]
Из письма ясно, что Ленину приходилось уже тогда сталкиваться с резким противодействием его предложениям и даже со «сложными интригами» против него, прежде всего в кадровых вопросах, находящихся в ведении Оргбюро ЦК, руководимого Сталиным, чему способствовали частые отключения Ленина по болезни в 1921–1922 гг. от участия в работе центральных органов партии и государства. В начале декабря 1921 г. Ленин по решению врачей уезжает в Горки, где в мае 1922 г. его поразил первый удар, отключив на два месяца от жизни. Троцкий, тоже болевший, об этом узнает лишь на третий день от посетившего его Бухарина. «„И вы в постели!“ – воскликнул он в ужасе. „А кто еще кроме меня?“ – спросил я. „С Ильичом плохо: удар – не ходит, не говорит. Врачи теряются в догадках“»[44]. Для Сталина с его сторонниками каждый день отсутствия Ленина давал возможность осуществить подготовку и выработать приемы борьбы за власть. Очевидно, в это время и возникла идея «тройки» (Сталин – Зиновьев – Каменев) с целью противоборства не только с Троцким, но и с Лениным[45].
С июля, с момента своего начавшегося выздоровления, Ленин ощутил на себе стремление «тройки» отколоть Троцкого от руководства, получив соответствующее предложение Каменева. Ленин ответил крайне нервозно, увидев в этом предложении грязную интригу, направленную не только против Троцкого, но и против себя. «Я думаю, преувеличения удастся избегнуть, – гласила записка. – „Выкидывает (ЦК) или готов выкинуть здоровую пушку за борт“, – Вы пишете. Разве это не безмерное преувеличение? Выкидывать за борт Троцкого – ведь на это вы намекаете. Иначе нельзя толковать – верх нелепости. Если вы не считаете меня оглупевшим до безнадежности, то как вы можете это думать!!! Мальчики кровавые в глазах…»[46] Автор публикации В. Наумов считает, что она была написана еще в Горках, являясь интригой тройки в ответ на внесенное Лениным предложение в сентябре в Политбюро утвердить Троцкого первым зампредом Совнаркома, доверив ему высший государственный пост в случае затягивания своей болезни.
