— Здравствуй, моя Хурхэ[2].

— Ногай, — Настя улыбнулась: вспомнилось, как ночью он шептал ей эти слова. Она подошла ближе. Ногай хотел приобнять ее, но женщина увернулась и взяла его за руку.

— Дома все, не надо, — она поспешила сменить тему и кивнула на стрельбище. — Неплохой результат.

Ногай нахмурился, покачал головой.

— Да, я знаю, ты можешь лучше! Сможешь!

Ногай помолчал. Он вглядывался в ее лицо, и Настя ощущала, что плавится, словно свечка.

— Спасибо тебе.

Настя, все еще продолжавшая держать его за руку, кивнула, глянула на его ладонь и ахнула. Пальцы от тетивы были стерты до крови.

— Ты чего, целый день так?

— Если я с других спрашиваю, то с себя тем более.

— Жалко твои руки. У меня мазь хорошая есть. Все раны залечивает.

— Ты — мое лучшие лекарство.

Настя снова улыбнулась.

— Поужинаешь со мной?

Ужинали на кухне за длинным столом. Отдохнувшая Матрена наварила и нажарила к приходу Насти богатое угощение.

— Как там ваш склад? — спросил за ужином Ногай.

— Не важно, но дело поправимо. Сегодня рабочие починили большую часть. Вот товар, правда, весь промок…

— Я бы хотел помочь тебе.

— Завтра будем зерно во дворе рассыпать для просушки, от помощи не откажусь. А после давай на базар сходим, перчатки тебе подходящие подберем. Заодно можно и по городу прогуляться.

Ногай кивнул. Помолчав, спросил то, о чем думал весь день.

— Я должен буду вернуться в Орду. Поедешь ли ты со мной? — Ногай накрыл ее руку своей.

Настя вздохнула, опустила взгляд. Не было у нее ответа на этот вопрос. Если бы она могла вынуть свое сердце и разделить на две части, если бы могла прожить две жизни: одну с детьми, а другую с ним… Повисло молчание. Ногай убрал руку, помрачнел.

— Мне надо подумать. Прошу, давай сохраним то, что было между нами, в тайне от всех. Скоро свадьба у Егора. Могут пойти пересуды.

— Это будет трудное ожидание.

— Остался всего месяц до венчания. Подожди немного. Ты окончательно восстановишь силы, у меня будет время подумать. Это непростое решение.

На следующий день, рассыпав тонким слоем по двору зерно на просушку, они вышли на прогулку по городу. Настя взяла повозку, показала самые красивые места. Собор славянского бога правда поражал своим великолепием внутри. Выше к центру тянулись богатые каменные дома знати, еще одна крепостная стена и императорский дворец. Настя рассказывала, что на больших празднованиях бога бывает сам император, и тогда служба идет особенно торжественно. А вот там, вдали, на возвышенности, был богатый многоэтажный дом, оказалось — это дом отца Алексиса. Купец первой гильдии, он поставлял товары для самого императора. Ногай дивился: у богача сын — вор! Они подошли к порту, где тянулась цепочка кораблей. Там был путь для Ногая домой. Они долго стояли на пригорке, Настя рассказывала, из каких стран приходят корабли, Ногай любовался простором, и впервые за долгое время, ему казалось, дышит полной грудью. Ощущает себя счастливым рядом с ней.

Так и полетели их дни. Промокшие ткани сушили в саду у Ксенкасиса. Пока возились с просушкой материи, Настя познакомилась с Иридой. Девушка была скромной, но стержень в ней Настя почувствовала. Невеста Егора обожала свой сад, хорошо знала, какое растение что любит. У Насти проскользнула мысль, что надо бы Егору об увлечении Иды рассказать, да у них возле дома похожее устроить. Правда, во дворе тренировался Ногай. Позже, решила она. Смотрины невесты совместила с выбором фасона и спорами со швеей при пошиве свадебного платья. И обычай соблюла, да и невесте, что без матери росла, вроде как, помогла. Все остались довольны.

Настя уходила утром на склад, а после на рынок. Заходила к Ногаю вечером, читала, но на всю ночь она больше ни разу не оставалась. Санька где-то через друзей раздобыл книгу Ариана «Сказания о храбрости Александра царя Македонского.» Хоть и казался уж больно золотым мальчиком этот полководец, мол, все у него легко — на смех темник книгу не поднимал, наоборот — тактика Македонского казалась ему интересной и он живо ее обсуждал и с Настей, и с Сашкой.

У Саньки был особый интерес к темнику, он решил написать книгу о его походах, искал поводы поговорить. Увидев, как тренируется Ногай, он тоже загорелся попробовать. Получалось у него в разы хуже, чем у ордынца. Когда-то, еще ребенком, он учился стрельбе, но потом необходимость помогать матери в торговле отодвинула это занятие. Темника попытки младшего сына Насти натягивать лук и стрелять повесилили. Да и в компании тренироваться стало бодрее.

Через несколько дней все выпущенные Ногаем стрелы, хоть и не били в центр, уже не пролетали мимо мишени.

Егор не заходил. Устроенное во дворе стрельбище его бесило. Он ругался с матерью из-за этого, но смог добиться лишь того, что вечером к его приходу тренировка прекращалась и треногую цель убирали. Если же дела вели его домой днем, то он, скрепя сердце, проходил мимо Ногая не здороваясь, будто его и нет вовсе. Злило его и то, что Санька проникся такой симпатией к этому ордынцу. Это отдалило братьев друг от друга. Неужели не видит Сашка, как мать касается этого Ногая, то за плечо, то за руку. Неужели не понимает, к чему все идет? От него надо было избавиться, но как, он не знал.

Прошел месяц, накануне свадьбы Настя и Ногай тренировались на мечах. Он сначала скептически смотрел на деревянный меч ею предложенный, но по ходу тренировки загорелся и забылся. Настя не знала всех приемов боя, но она была юркой и ловкой, часто выворачивалась, уходила, наносила удар неожиданно с поворотом. Погоняла его изрядно. Тут Ногай резко поднял вверх высоко скрещенный с Настиным меч, ударил, выбил из рук, своим мечом прижал к себе. Зашептал горячо:

— Мне не хватает твоего тепла.

Настя сглотнула, облизала губы.

— Приходи ко мне сегодня ночью.

— Ногай…

— Я не могу прийти к тебе и соблюсти приличия.

Она явственно ощущала его желание, щеки ее заалели. И все же, Настя толкнула его локтем, вывернулась, вырвалась из объятий, подхватила свой упавший меч.

— Продолжим, — весело призвала она его к бою.

— Я бы продолжил с тобой в другом месте. Но раз так, то держись…

— Венчается раб божий Егорий на рабе божьей Ириде, Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, Аминь, — прогрохотал батюшка под сводами Софийского собора.

Сердце Насти радовалось и желало сыну счастья с хрупкой и смущенной девушкой, теряющейся в белом, длинном, до пола, парчовом платье, расшитом золотым бисером. Все же, любая девушка в свадебном наряде становится хоть на день самой красивой и самой важной. Когда-то и она была такой, выходя замуж за Ивана. Она так же произносила клятвы быть вместе в богатстве и бедности, в горе и радости.

— И да что Господь сочетает, человек не разлучает.

«А если жизнь разлучила? Грех ли начать все заново?» Настя подавила вздох, негоже на свадьбе сына с постным лицом ходить; и все же, на сердце было тревожно. Незнакомые ей мужчины, наверное, приглашенные со стороны Ксенаксиса, перешептывались, поглядывая оценивающе и на Иду, и на Настю. Обсуждают! «Купцы третьей гильдии, а гонору как у родственников императора» — подумалось ей. Поможет ли это свадьба Егору как он хотел? Примут ли эти его за своего? Да и так ли это важно… Были и друзья Егора, в основном ребята-русичи из хорошо знакомых семей. Алексиса не было среди гостей, чему Настя не преминула внутренне порадоваться. Оборвал, знать, с ним связь, ну и славу Богу! Настя перекрестилась. «Никита-то чего такой хмурый? А ведь взрослый уже парень, мужчина совсем, надо бы и ему жену сыскать, поговорю опосля с Матреной. Вон, подружки Иды как бойко глазками стреляют».