После венчания, под звон тяжелых гулко звенящих колоколов, уже ставшие мужем и женой Егор и Ирида выходили из храма, гости же, как и полагается, славили молодых, осыпая их пшеницей, цветами, и желали многая благая лета! Смеялся радостный Сашка, радовалась и Матрена с Глашей, мати украдкой утирала слезу, Ксенаксис был серьезен, уголки губ дрожали, глаза его улыбались.

День выдался на удивление солнечный и приятный. Лучи света играли в пожелтевшей листве деревьев, отбрасывали блики в лужицах. После небольшой прогулки поехали за город, там, в арендованном просторном доме, молодоженов встречали Ксенаксис с Анастасией — с хлебом и солью. Пили за здоровье молодых. За здоровье родителей. Егор обходил гостей, принимал поздравления, сам старался сказать доброе слово, вызнать, останется кто на завтра, кому ехать далеко. Потом пропадал, отдавая распоряжения слугам. Ирида, часто остававшаяся сидеть одна в центре стола, чувствовала себя растеряно. Настя подходила ее подбодрить, журила Егора, отсылала его обратно в главный зал к гостям, но через некоторое время он снова оказывался в людской. Свадьба шумела. Скоморохи пустились в пляс, веселя гостей, подбивая присоединиться. Закружили хоровод, подхватили подружки начавшую грустить Ириду, затянули в общее веселье и Сашку. Несмотря на хромоту, он смеялся и старался не отставать. «А Егора опять нет» — досадно подумалось Насте. Сама она плясать не ходила, улыбалась, в ладоши хлопала в такт, но все же оставалась за столом. К ней подходили хорошо знавшие их семью купцы, были и ремесленники, поздравляли. Подошел добротный, бородатый купец из Новгорода, пробасил:

— Какой парень взрослый вымахал! Достойный муж! Достойный! Знаю, не легко вам пришлось! Иван Тимофеев гордился бы!

Напоминание об Иване смутило Настю, она сдержанно улыбнулась, поблагодарила, все же чувствуя себя в душе виноватой.

Все гости были веселы и радостны: за столами слышался смех; кто песню затянул, кто уже в присядку пустился, все — кроме Никиты. Он угрюмо смотрел перед собой и много пил, не закусывая, словно дорвался, а потом и вовсе куда-то пропал.

Настал самый сокровенный момент. Потушили факелы и все свечи, лишь одна зажженная в руках Ириды осталась. Под грустное пение девушек подошла она к Насте, низко поклонилась. Подошли подружки, сняли покрывало с головы молодой жены, расплели косу, заплели две. Ирида, все это время стоявшая с опущенными в пол глазами, снова поклонилась, подняла на мать мужа неуверенный взгляд, и отдала свечу. Настя поклонилась в ответ, посмотрела с теплотой на Иду, приняла свечу и отдала Егору. Так приняли Ириду в семью. Празднование кончилось, молодые удалились в опочивальню.

Началась уборка на столах, явств и вин еще оставалось много. Пироги, фрукты складывали в холщевые мешки, раздавали с собой гостям, засобиравшимся домой. Сильно захмелевших слуги разводили по подготовленным комнатам.

Настя подошла к Матрене, обняла по-родственному за плечи.

— Матрен, присмотри тут по хозяйству, я домой поеду, посмотрю, как там дома.

— О госте печешься? — Матрена улыбнулась. — Затоскует один?

Настя смущено улыбнулась в ответ, кивнула.

— Темнеет уже, точно решила? — спросила Матрена настороженно.

— Да, поеду, Фрол уже запрягает лошадей.

— Одна не едть, вон, Никитку с собой возьми, больно сердитый ходит.

— Да жениться и ему пора! Так что, Матрена, скоро, может, и у тебя невестушка появится, а там и внуки пойдут.

— Дай-то Бог.

Во дворе нашелся и Никита, он влез с кем-то из людей Ксенаксиса в драку, собралась толпа поглазеть. Настя закричала, замахала руками, дабы остановить это безобразие, Фрол полез разнимать. Никиту, изрядно битого, оттащили в сторону, он сердился и продолжал ругаться. Оказалось, это из друзей Ксенаскиса кто-то про Иду плохое сказал.

— Ишь, как разукрасили, окаянные! — ворочал Фрол, вытирая лицо Никиты платком. — Драка на свадьбе, это ж надо! Плохой знак.

— Да будет тебе, Фрол. Заживет, дело молодое. Он молодец, защищал честь Егора. Плохо, конечно, что до драки дошло, но иногда люди по-другому не понимают. Побудьте тут, я Глашу поищу и домой поедем, — Никита, сидевший на деревянном ящике, кивнул и закачался.

Пока Настя ходила по коридорам и искала горничную, Никита куда-то ушел. Вернулась во двор, а его нет, только Фрол растерянный один сидит.

— Где Никита?

— Да тут был. На минуту отвернулся с человечком одним словом перекинуться, а он и убег.

— Фрол, как бы с парнем чего не приключилось… Прям на себя не похож. Матери его ни слова! Найди, присмотри за ним. Я все же домой поеду.

— Одна, матушка? Небезопасно.

— Я тоже поеду, — подошла Глаша. — Вдвоем оно-то надежнее будет.

Фрол головой покачал, и, пока собирались, все бурчал, что, мол, не разумно женщинам одним ехать, но Настя была непреклонна.

Пока ехали домой — совсем стемнело: ночь была полна звезд, и луна щедро освещала путь. Вместе с темнотой пришел и холод. «Обманчиво осеннее солнышко — с грустью думала Настя, зябко кутаясь в плащ. — Никакое ни лето — второй стороной плаща прикрыла плечо Глаши. — Поскорей бы домой добраться…» Глаша щебетала, обсуждая наряды подружек невесты, и какой жесткий был мясной пирог, мол, Матрена лучше в разы готовит, а денег, поди, поварам заплатили не мерено!

— Все это мелочи. Свадьба красивая вышла, как полагается. Об этом еще долго говорить будут.

— Это да, я не спорю, красиво и весело прошло. Я, признаться, так устала, наплясалась, мне бы спать поскорее лечь. А вы, Анастасия Тимофеевна, не притомились?

— Да что об этом говорить? Устала, конечно.

Повозка их подъехала, наконец, к дому. Настя натянула поводья, притормозила лошадь. Сонный Архип отворил ворота. Во дворе совсем слабо чадил факел.

— Анастасия Тимофевна, я уж и не ждал вас сегодня. Поздновато вы как-то. И Глаша с вами. Что ж вы без мужчин так далеко ехали? А Фрол где?

— Дела задержали, — устало ответила Настя.

— Как там все прошло?

— Хорошо. Да будет, завтра все расскажу.

— А я, Архип, тебе гостинцев взяла, — улыбнувшись, сказала Глаша. — Набрала самого вкусного. Пошли в трапезную, угощу. — У Архипа с интересом заблестели глаза, он в ответ заулыбался.

— Вот это спасибо! Я только лошадь распрягу.

Настя лишь дивилась: спать девка собиралась, а тут сон как рукой сняло. Она поднялась к себе, села на кровать, перед глазами замаячили образы уходящего суетного дня. Ноги устало гудели. Нет, надо поговорить сегодня, Ногай ждет, она обещала дать ему ответ. Славянка встала, умыла лицо. Начала расстегивать пуговки на вороте. Вдруг явственно послышался скрип открывающихся ворот. Архип пошел куда? Настя вышла на лестницу. Все было тихо. Ворота закрыты. Во дворе горел свежий факел, никого не было. Она вернулась к себе. Мало ли, чего примерещится? Переодела платье — чистая ткань приятно холодила. Скрипнули половицы совсем рядом с ее комнатой, а дальше скрип двери, шум, топот. Настя захватила с собой свечу в железном подсвечнике, вышла и прислушалась: кто-то явно был в комнате Егора. Может, кошка соседская забралась? Вдруг послышался глухой стук, упало что-то тяжелое. Ставни сорвало? Настя уверенно направилась в комнату сына. Было тихо, но остро пахло дымом и жженой восковой свечой. Настя шагнула вглубь, и свет свечи выхватил две мужские тени справа, а прямо пред ней — Алексис! Настя обомлела. Не ожидала от него такой наглости! На столе Егора все было сброшено на пол. Другой сундук, что с одеждой, валялся перевернутый.

— Да ты, никак, совсем ума-то лишился и стыд всякий потерял!

— Анастасия Тимофевна! А где здрасте?!

— Вон! Пошли вон из моего дома!

— Потише, — Настя услышала хриплый голос у себя над ухом.

— Мар, придержи-ка ее!

Ее руки были резко отведены за спину, ладонь сильно сжата стальной хваткой, свеча с подсвечником выпала и покатилась по полу, потухла. Комната погрузилась во мрак. Настя дернулась, но силы были явно не равны. Страх подкатывал предательским образом. В низу Ногай и Архип — надо бы их предупредить!