– Если я вас верно понял, точней сказать «пакостей», – поправил я.

– А что, у вас в России так не бывает?

– Бывает, – признался Андрей. – Но у нас все уже привыкли.

– А мы с этим боремся, – ответила Кейт. – Но безуспешно.

– Пойдемте, – я тоже поднялся. – Вы, Кейт, так и не сказали – куда?

– В парикмахерскую, – объяснила Кейт. – Вы же не позволите, чтобы дама пошла с вами на прием к сенатору с этаким вороньим гнездом на голове?

– Помилуйте, Кейт, какое гнездо, – шебурхнулся было я, однако американка безжалостно перебила:

– Что вам, правительственных денег жалко? Давайте-давайте. Пошли.

Уже ссыпаясь по лестнице со второго этажа, она рассказывала тоном заправского гида:

– Аттенборо Дэвид Эрод Второй. Возраст – около шестидесяти, но выглядит моложаво. Сенатор от штата Виргиния от демократической партии; остается на этом посту уже больше десяти лет, трех президентов пережил. Консерватор, но в своем роде довольно гибок – умеет вовремя поймать ветер. Последовательный противник Форда, популяров ненавидит черной ненавистью; те платят ему тем же. Пользуется большой популярностью в своей партии как на Юге, так и на Севере. Многие прочат его, а не Джонсона, в президенты. Выборы, знаете, через год.

Характеристика яркая и четкая, подумалось мне. Только вот на что мы сдались этой восходящей звезде от политики?

Когда мы подходили к новому офисному зданию на Пенсильвания-авеню, где располагалась приемная сенатора Аттенборо, челюсти мои уже ныли в томительном предвкушении. Настроения мне не поднимала даже шикарная стрижка.

Если бы я знала, что мои подопечные спляшут у Аттенборо на столе «Барыню», мне было бы проще. Я могла бы не сопровождать их вовсе, а спокойно складывать вещи и искать дальнобойщика, чтобы выйти за него замуж. Проблема как раз и заключалась в том, что я совершенно не знала, как они отреагируют – уже потому, что не имела даже отдаленного представления, зачем они сенатору понадобились.

Посмотреть на живых русских? Да нет, чушь какая. Если надо, он их насмотрится на приемах – господа из посольства там бывают часто… наверное, сама не видела. В общем, с его связями Аттенборо найдет живых русских. Надо будет, ему и мертвых оживят.

Значит, нужны ему не просто русские, а эта парочка. Конкретно. Из-за убийства какого-то яйцеголового, который даже не американец? Глупость какая.

В лифте меня трясло все два с половиной этажа, что мы ехали. А на выходе вдруг отпустило. Не потому, что на меня снизошла благодать, а потому, что страх мой перешел в ту фазу, когда его не ощущаешь. Мне было уже все равно, что случится через минуту. В таком состоянии я могла бы идти на приступ линии «Барбаросса».

Однако при виде приемной мистера Аттенборо броня моего безразличия треснула. Сволочь, какая все же сволочь! И кресла у него кожаные, и секретарша у него явно в той же парикмахерской, что и я, побывала (как только не разорились мои русские?), и в углу элефон приткнут – такой модели я даже в журналах не видала. И, что характерно, куплено это все на мои же деньги, на ту треть зарплаты, что я плачу Службе внутренних доходов. Вряд ли мистер Аттенборо хоть цент от своих капиталов вложил в обстановочку.

А секретарша у него не для красоты приставлена.

– Господа Щербаков, Заброцки и мисс Тернер?

– Офицер Тернер, – с удовольствием поправила я. – А так все верно.

– Сенатор вас ждет, – объявило это платиновое чудо. – Прошу.

Ждет, значит. Значит, не так занят, как мне вкручивали по телефону.

На пороге меня опять робость пробрала – все же в первый раз меня приглашают к сенатору. Но тут я взяла себя в руки и цыкнула так, что голова сама собой гордо поднялась, плечи расправились, и вошла я вся из себя такая внушительная, хоть сейчас на передовицу.

Кабинет был огромный, и я вначале подумала, что мы попали в спортзал. Ну, дверью ошиблись, с кем не бывает. Только потом увидала стол. О таком столе я мечтала давным-давно. Но стоять он должен был у меня в спальне, под балдахином, и называться кроватью, нет, ложем для любовных утех. Широким-широким. Правда, в мою квартиру он бы все равно не вместился.

Я покосилась на своих спутников. Щербаков был, как всегда, убийственно серьезен, Заброцкий же, как мне показалось, совершенно не осознавал важности момента – глазел по сторонам и, поймав мой взгляд, игриво подмигнул.

Ну, держись, Кейт. Сейчас что-то будет.

Первое, что я понял, вступив в этот кабинет, в нем чего-то отчаянно не хватает. И только через секунду понял, чего.

Портрета.

В каждом из неисчислимых присутственных мест России взирает на тебя со стены Е. И. В. Александр Георгиевич Романов, Император и Самодержец Всероссийский, Царь Польский, Великий Князь Финляндский и прочая, и прочая, и прочая. И так быстро привыкаешь к этому пронзительному взору, что отсутствие его замечается быстрей, чем присутствие.

В этом кабинете портретов не было. Само собой, президентов развешивать по стенкам накладно – меняй их потом каждые четыре года, но уж народных героев-то могли бы. Впрочем, с какой стати? Они все уже увековечены – на банкнотах. Были зато какие-то фотоснимки во множестве – каждый в отдельной лакированной рамке, – и нечто вроде дипломов. Это меня не удивило. Я еще на Аляске заметил склонность янки выставлять все свои достижения напоказ.

Потом я заметил стол. На этом столе можно было играть не в пинг-понг, а в футбол – и я клянусь, по краям осталось бы место для беговой дорожки! Мне даже страшно стало, что мы до сенатора просто не докричимся.

Где-то по другую сторону площади, мощенной полированным деревом, нам навстречу поднялся седеющий крепкий мужчина с радушной улыбкой и холодными глазами прожженного политикана.

– Добрый день, господа, – произнес он хорошо поставленным актерским баритоном. – Присаживайтесь, прошу.

С присаживанием вышла заминка – кресел перед столом стояло только два. Непосредственный Андрей оттащил стул от низенького столика в углу и этим закрыл вопрос, но я заметил, как у сенатора дрогнули крылья носа. Вероятно, его посетители позволяли себе вольности нечасто, если вообще позволяли.

Наверное, Кейт не преувеличила, говоря, что это важный чин. В политической системе Соединенных Штатов я разбирался откровенно плохо – солдаты, как известно, вступают, когда политики сходят со сцены. Поразмыслив, я решил обращаться к сенатору так, как обращался бы к губернскому земскому голове, с поправкой на то, что этот тип – янки и бояться меня не обязан.

– Итак, что вам будет угодно? – произнес я тоном, не оставляющим сомнения, что это не мы тратим время сенатора, а он – наше.

Аттенборо помедлил с ответом – встал, прошелся до окна, вернулся обратно к столу. Наверное, ему казалось, что таким образом он нагоняет на себя значимости.

– Я пригласил вас сюда не как политик, а как гражданин, – выговорил он с некоторым напряжением. – Как американский гражданин.

И как это прикажете понимать?

– Мне известно, зачем вы прибыли в нашу страну, господа Шчербаков и Заброцки. И я заявляю вам – вы ищете черную кошку там, где ее нет. Как сенатор, я официально заявляю, что отрицаю любую возможность того, что убийцы нашли приют на американской земле. А как озабоченный гражданин, я приложу все свои усилия, чтобы эти позорные подозрения были немедленно сняты.

– И чем вы готовы нам помочь? – поинтересовался я. Кейт многозначительно закашлялась.

– Помочь? – Сенатор надулся жабой. – Я подал запрос в Госдепартамент на вашу немедленную высылку из страны! Мне не нравится, когда русские сыщики считают американцев повинными во всех смертных грехах. Мне не нравится, когда они приезжают к нам в поисках козлов отпущения. Мне не нравится, что они шляются по нашим улицам, точно У себя дома! И я буду чертовски… простите, мисс Тернер.