Вчерашний закат обещал очередную далекую расправу, а теперь…

Теперь все ощущалось иначе.

И рассвет на востоке брезжил яркий и живой. Удивительный…

Как же давно Люсьена не обращала внимания на красоту утренней зари! Теперь же внутри все сжималось под льющимися через горизонт лучами.

Розовые и лиловые блики плясали в зорких, как у птицы, немигающих глазах мертвой. Подойдя к краю стены, она протянула руку в сторону далекого, невидимого из Мортелунда холма. Произнесла тихо слова благодарности:

— Я не знаю, кто ты, но если тебе удалось одолеть наше родовое проклятье, я тебе благодарна. А если однажды я выясню твое имя — буду должна. И выплачу долг!

— И что ж теперь? Тебя поймают? — переживала Има. Она каждую секунду оглядывалась назад, ожидая погоню, но той все не было. — И что будем делать, когда они возьмут след? Кстати, а кто они? Тоже мертвецы?

— Да. Особые. Ищейки, — коротко ответил Моа.

Как ни странно, его ощущения тревогу пока не били. Ищейки еще не взяли след. Скорее всего, огибая мрачный холм, они ушли далеко на юг, к самому Кутанаю.

Ищейки быстрые — у них лучшие кони.

Южная сторона холма разительно отличалась от северной. Она была более пологой и светлой — хвойники остались у вершины, и чем ниже спускались путники, тем приветливее и ярче расцветал окружающий лес. Степные клены стояли в россыпи алых сережек, тянулись к небу высокие ясени и белоствольные платаны раскидывались просторными шатрами.

Долина Кутты — на юге билось сердце ее, благословенный Кутанай, город чародеев и авантюристов — простиралась впереди. Но до главного города этих мест идти еще было прилично. Впереди путников ждали долгие дороги и немноголюдные деревеньки, ютящиеся под остриями окаймляющих долину скал.

Долгое время им никто не попадался на пути, но потом, ближе к вечеру, когда со склонов скатился в низины густой, как молочные сливки, туман, ветер принес звуки и запахи стада. Вскоре оно оказалось совсем рядом — начали выплывать из белесой мглы отдыхающие овцы и козы. Пастух, отыскавшийся рядом с животными, сказал, что ушел далеко от своего поселка, поэтому заночевал прямо в поле…

Из рассказов его выяснилось, что ближайший кров находится за поворотом каменной гряды, там, где ширится ползущая по дну долины река.

Пришлось ночевать под открытым небом, поднявшись на неширокую естественную террасу, аккурат над изгибом скального хребта. С ее плоского природного балкона были видны огни поселения, отраженные в речной воде. Они постепенно гасли — люди укладывались спать.

Поднялась над деревьями тяжелая желтая луна, высыпали звезды. Туман позади, в низине, сгустился сильнее, погребая под собой стадо и пастуха. Ночные звуки пришли из тишины — трели цикад, подвывы ветра, тоскливый и жуткий зов козодоя в ночи…

И далекий, едва различимый лай собак.

Има улеглась рядом с Браслетом, замоталась в плащ и задремала. Моа же остался наблюдать с края балкона. Что-то тревожное витало в воздухе, и он все никак не мог определить, что именно. А потом понял — кто-то находился рядом, неуловимый и бесшумный.

Вот, только где этот кто-то?

Лич осмотрелся по сторонам — тишина. Стараясь не шуметь, он подошел к краю скального балкона. Обнаружив там тонкий, заросший повисшим над бездной ивняком, карниз, заполз на него. Ивняк тянулся вдоль каменного навеса, рос прямо из отвесной стены, а потом густой пенной шапкой перетекал на соседний выступ и клубился пышными зарослями.

Там, в зарослях, кто-то прятался.

Моа отчетливо различил негромкое ворчание. Сперва он решил, что рык адресован ему, но после понял — зверь в кустах даже не догадывается о близком соседстве. Он увлечен наблюдением за деревней с угасающими огнями.

Когда окна последнего дома почернели, неизвестный перестал ворчать, заворочался и выбрался из укрытия по другую его сторону, скрытую от глаз Моа сумрачно-серой листвой. Вскоре шаги его мягко зазвучали — посыпался по склону вниз сдвинутый шагами гравий. Невидимка снова сердито рявкнул и поспешил к деревне.

Сначала его скрывал поворот, потом же он погрузился в туман низины и вышел из него за темными громадами разросшегося ракитника, по-прежнему невидимый. Шаги его, хоть и тихие, были вполне различимы — сперва легкая рысь пары ног, а потом быстрый галоп четырех…

Лич вернулся к спящей девушке, но она уже бодрствовала — изо всех сил вглядывалась во тьму, крепко сжимая в руках меч. Моа поймал себя на том, что ему это отрадно наблюдать. Здесь, в темных опасных скалах первым делом тянуться к оружию — привычка полезная. Хорошо, что она вырабатывается у Имы.

— Кто там был? — спросила девушка, зевая сонно.

— Он не показался, но, думаю, это тот самый, про которого в гостинице болтали.

— Тот, что танцует опоясанный, смеется как лошадь и свистит?

— Нет, свистит не он… — Моа насторожился, услышав с бровки хребта протяжный, отчетливый свист.

— Так вожак грилли свою свору созывал, — узнала Има. — У кого-то еще есть дырки в голове свистючие?

— Может, и не в голове, — усомнился лич. — Смотри!

Он указал на освещенный луной скальный гребень. Там вырос на фоне небесного синего бархата силуэт всадника и тут же исчез за выступом.

Има вдруг вся напряглась. Притихла, вслушиваясь в ночь. Потом прошептала:

— Собаки…

— Не слышу собак, — отозвался Моа.

— В том и дело. Они всю ночь там, внизу, лаяли, а теперь резко замолкли.

— Значит, «опоясанный» монстр там. Пошли!

Има закинула вещи на коня, подхватила его под уздцы, потянула за повод по склону вниз. Оказавшись на ровной земле, забралась Браслету на спину. Протянула руку.

— Садись! Надо торопиться, а то мало ли…

Лич быстро оказался в седле, оглянулся, силясь отыскать позади загадочного всадника, но тот исчез бесследно. Незнакомец несомненно обнаружил присутствие поблизости чужаков — теперь точно больше не покажется!

И зверя своего, похоже, не отзовет…

Дорога, по которой скакал Браслет, петляла между жидкими перелесками и каменными навалами. Она то выскакивала резко к реке и тянулась вдоль нее, то отлетала волною прочь туда, где туман поднимался из балок и путался космами в мелькающих конских ногах.

Наконец, дорога вытянулась по берегу ровной линией. Выступил из мрака поселок, зажегся, как гирлянда — одно за другим засветились окна домов. Что-то сильно обеспокоило жителей и разбудило среди ночи. Вновь оглушительно залаяли собаки! Донесся по ветру тревожный гомон и плач.

Когда взмыленный конь галопом влетел на главную улицу — там уже собралась приличная толпа. Заметив верховых, посельчане испуганно отступили к домам, но после, разглядев Иму, правившую конем, вернулись.

Лич спрыгнул с лошади первым, заставив людей снова отхлынуть в стороны. Его лицо было надежно спрятано под капюшоном, но грозный вид настораживал публику до тех пор, пока рядом с мрачным незнакомцем не встала девушка.

— Что у вас случилось? — спросила она.

— Адам-джанавар…

— Адам-джанавар напал на поселок!

— Человек-зверь пришел и унес ребенка…

— Помогите…

— Помогите нам! — Зазвучали отовсюду робкие голоса.

— В какую сторону он ушел? — уточнил Моа.

— На юг, к Мертвой Балке. — Высокая седая старуха с клюкой вышла вперед и махнула вниз по течению реки.

— Дайте охотничьих собак, — потребовал лич.

— Собаки его как огня боятся, даже те, что на волков и медведей ходят, — покачала головой старуха. — Но по его следу они не пойдут.

— Понятно, — склонил голову Моа. — Сами тогда вашего адама-джанавара отыщем.

— Вы ведь охотник на монстров, да? — С надеждой поинтересовался плотный мужчина с бледным, как снег, лицом.

— Да.

— Нам говорили о том, что вы придете. Выходит, не врали… Мы заплатим, сколько скажете — только найдите ребенка! Пожалуйста…

Коня пришлось оставить в селе.

До Мертвой Балки тянулась бывшая болотина. Подсохнув, она превратилась в нагромождение высоких травяных кочек и камней — конь во тьме рисковал переломать там ноги.