Моа подошел к разрушенному парапету, пристально вгляделся в вечерний пейзаж. Долина, оставшаяся внизу, открывалась отсюда, как на ладони. В поле, которое Моа недавно пересек, трава колыхалась волнами в безветрии. Воздух полнился странными искрами. Они зажигались, подобно светлячкам, и опадали на землю.

Там, внизу, назревало нечто магическое и грандиозное.

Под ноги капнуло черным. Лич отер ладонью костяную сторону лица — на перчатке остался смоляной след, а потом туда со звоном осыпалось три монеты. Он хмуро посмотрел на них — опять не все? Да что же там за проклятие такое… На этой девушке. На ее амулете… Моа перевел взгляд на покинутое село — над ним поднималось теперь стеной холодное лиловое зарево.

Спустя миг из этого зарева вырвалась тень и дикими скачками помчалась по долине. Крестьянская лошаденка, перепуганная до безумия, неслась кособоким неровным галопом, унося седока в поле. Следом за лошадью, растянувшись цепью, стремительно двигались двенадцать угловатых силуэтов.

— Опять вы, — Моа разочарованно сплюнул под ноги натекшую из глазницы в рот черную жижу, убрал золотые в поясную сумку и вытянул из-за спины оружие. — Сколько еще раз мне придется вас рубить?

Ответа не было. Тени продолжали скользить по долине. Было заметно, что, как ни крути, они поигрывают в скорости неказистой лошаденке беглянки. В личности всадницы Моа не сомневался — кто еще, кроме Имы?

Сжимая меч, лич быстрым шагом двинулся вниз с холма. Обратно. Он был спокоен — мертвяки не успеют догнать свою жертву, прежде, чем она окажется подле него, а там уж другой разговор будет и другой расклад. Придется их снова перекромсать, и пока восстановятся — а они это точно провернут — разобраться, в чем дело.

Тем временем, лошадь, направленную на тропу в дубраве, скрыли деревья. Звук топота копыт набрал силу — всадница приближалась. Все ближе.

Ближе…

А потом новый звук родился в наползающем мраке — мерный, костяной перезвон, позвякивание пустых твердых предметов. И мелодия — витиеватый, с небрежными перепадами нот, посвист. Он то опадал вниз до густого раскатистого баса, то взмывал в высоту, постепенно исчезая из зоны восприятия.

Ровный перестук конского галопа сбился с ритма, завершившись истошным ржанием. Тут же раздался отчаянный гневный крик. Знакомый голос выдал тираду крепких ругательств, закончив ее грохотом падения.

Моа понадобилось несколько секунд, чтобы добраться до места и увидеть всю картину целиком. У края тропы брыкалась и рвалась коренастая, серая в яблоках лошадь. Повод ее, слетевший через голову под ноги, зацепился за склоненную к земле большую ветку. Бейся — не бейся, а толстый кожаный ремень так просто не порвешь…

Има стояла тут же, рядом. В руке ее сверкал недавно приобретенный меч. Его острие было обращено к странной твари, что смотрела из подлеска двумя дюжинами светящихся глаз и ухмылялась дюжиной ртов.

Мертвое… Неупокоенное…

По всему эта штука поднялась из той странной «оленьей» кучи — черты ее указывали именно на такое происхождение. Только теперь рогатые черепа обрели длинные шеи, сотканные из уплотнившейся до непроглядности тьмы. Большой ком этой самой черноты, служащий основой конструкции, пульсировал и исходил бледными всполохами. Со всех сторон к нему притягивались сохранившиеся в слоях перегноя останки лесных жителей. Летели по воздуху вылизанные ветром, пожелтевшие и замшелые кости кроликов, косулей, оленей, лис, кабанов… Выпросталась из-под земли здоровенная, в две лопаты шириной, медвежья лапа и тут же, прилипшая к тьме и покорная ей, замахнулась на врагов. Има ловко отскочила, чуть не попав под сокрушительный удар. Промазав по верткой цели, когти взрыли податливую лес почву, оставив на ней глубокие борозды-шрамы.

Многоголовый монстр остановился. Оленьи морды вытянулись, словно в недоумении, и принялись переглядываться между собой, быстро поворачиваясь из стороны в сторону. В этих нервных, маятниковых движениях не нашлось бы ясного живому человеку смысла. Моа же понял, что составленный из почти сотни разных фрагментов гигантский мертвяк просто не сросся еще до конца, поэтому мешкает.

Заминка дала личу фору, и он, молниеносно приблизившись к противнику, рубанул там, где могучая медвежья лапа — главное оружие неупокоенного — крепилась к темной основе. Следующим ударом Моа снес чудищу сразу три головы. Две из них, правда, быстро приросли обратно. Лишь третья, отброшенная дальше остальных, зацепилась рогами за молодой дуб и теперь тряслась на нем мелкой дрожью, яростно челюстями щелкала…

Има, не к месту довольная, подскочила к личу. Оттянув ворот рубашки, продемонстрировала амулет.

— Моа, смотри! Он сам вернулся. Появился на шее, будто и не снимала…

— Понятно. Потом с ним разберемся, сперва надо неупокоенных унять, — отозвался лич, раскалывая мощным ударом самую большую оленью голову.

Разбитая вдребезги, она на место уже не приросла. Но враг ответил сокрушительным ударом — медвежья лапа успела восстановить свою боеспособность. Когти-ножи шкрябнули по древнему лезвию и отлетели, не выдержав, срубленные под корень. Таинственная клейменая сталь клинка лича оказалась гораздо прочнее природного звериного оружия… Тут же две оленьих головы в коронах из ветвистых рогов дружно ударили сверху, пожелав прижать Моа к земле, но эта попытка не увенчалась успехом — разметенные в костяное крошево серией быстрых ударов, они осыпались наземь.

Тоже не восстановились.

Стало ясно, что «составное» лесное чудище уязвимо, и все же с ним было тяжеловато…

Тем временем, к месту сражения прибыли припозднившиеся «Имины» мертвяки. Явились все двенадцать. Скаля зубы и тихо ворча, они нацелились на девушку. Моа же, занятый «оленьим» монстром, их не сильно волновал.

Первый же мертвяк, что оказался рядом, рухнул на землю — Има присела и в хитром выпаде подрубила ему сухожилия на голенях. Следующего противника сшибла на скаку наконец освободившаяся лошадь. Перепуганная до смерти животина в страхе помчалась вниз с холма, домой, в кажущуюся безопасной конюшню. По пути лягнула еще двух мертвяков. Того, что шел по тропе последним, хотела перепрыгнуть в безумии, но, в силу своих неуместных для лихости крестьянских статей, просто завалила и стоптала.

Вызванное побегом лошади замешательство позволило Име ударить еще одного врага. Моа же, срубив половину голов костяному страшилищу, отступил от него и, схватив девушку за руку, потянул вверх по склону.

— Отступаем!

И они побежали по тропе вверх. Черный силуэт лича терялся в назревшей тьме. Имина льняная одежда, напротив, будто стала еще заметнее. Ночь была, как в Мортелунде, беззвездная и безлунная. В Пограничье Моа видел такое впервые.

За спиной остался рык мертвяков и обзорная площадка с разбитой ротондой. Тихий свист — заунывное наигрывание ветра в костях оленеголового монстра — отодвинулся вправо. Похоже, чудовище вместе с остальными неупокоенными двигалось следом за беглецами, но по какой-то причине вынуждено было уйти с тропы.

Лич остановился.

— Оседланный конь, оружие. Ты догадалась, что они вернутся?

— Почувствовала, — призналась Има. — Грудь стало жечь, и шея тяжестью налилась, будто кулон на месте и снова давит… А потом он действительно возник на прежнем месте, прямо из воздуха материализовался.

— Значит, отдельно от тебя он мертвякам не нужен, — сделал досадный вывод Моа. — И, выходит, что дело не в амулете, а в тебе самой.

Лицо Имы погрустнело, уголки губ уныло опали вниз.

— Я догадывалась, что так будет, но все равно, неприятно осознавать, что в нападении мертвяков на село есть моя вина.

— Ты не виновата, — поддержал ее лич. — Ты не выбирала амулет на шею, проклятие настырной нежити и непонятное прошлое.

Девушка согласилась.

— Не выбирала, но теперь придется как-то решать возникшую проблему, а ведь я даже не знаю, что у меня на шее за амулет, и что за воины меня принесли. Зачем? Откуда? А, главное, чего они хотят теперь? — Тут она вспомнила про три золотых, что отдала Моа. — Что же выходит? Твой бездонный мертвый глаз опять не принял оплату?