— Нет. Выберу и наверх пойду.

— Ясно. — Женщина отложила противень, подала постоялице большой поднос, разместила на нем тарелки, чашки, приборы. — Правильно, что с утра пораньше. Завтрак у нас вкусный — остальные придут, и почти ничего не останется. — На белую гладь тарелки легли куски бекона, половинки вареных яиц, пироги-калитки, хлеб и пресный сыр. В чашках изошел паром отвар из чайных трав. Иде кивнула в сторону лестницы, подмигнула девушке. — Вовремя успела. Вон уже и господин купец спускается, и господин портной. И охотница спешит. Она покушать любит… — Иде вновь засуетилась у раздачи. Попросила Иму. — Будь добра, принеси мне посуду потом назад, если будет нетрудно.

— Нетрудно, — улыбнулась девушка, мечтательно рассматривая узор на кайме блюда и чашек. Белая с нежным бежем гладь, на которой завиваются стилизованные волны. Из них рыбы глядят и какие-то невероятные водяные кони. Кони-русалки с длинными чешуйчатыми хвостами. Такие красивые! — Можно мне эту тарелочку попозже принести? Я картинки с нее перерисую…

— Можно. — Иде махнула пухлой рукою. Заулыбалась прочим гостям. — Подходите, господин портной, берите выпечку — сегодня со сладким творогом, как вы любите. Как вы выспались?

— Плохо. — Портной, рыжий, тонконогий и тонкорукий, с зубами, как у белки, наигранно помассировал себе виски. — Всю ночь не спал, думал про эту чертову рубаху…

— Какую рубаху? — за рыжим портным возник бородатый, очень толстый мужчина с бороздой лысины по центру головы. Он, кряхтя, указал хозяйке на самую широкую и глубокую тарелку. — Не жалейте, уважаемая. Поболе кладите, я в долгу не останусь. Мы, купцы, цену всему знаем. У вашей заботы она обоснованная… Вон того бекона. И сырник тот… Ага… Да медом сверху… Чего там за рубаха-то у вас, спрашиваю, господин портной? Я тканей везу много разных, вы б поглядели, выбрали?

— Ой, какие у вас там могут быть ткани, — жеманно отмахнулся от толстяка рыжий. Я — младший помощник, среднего помощника главной швеи самого Данмарского короля. А ему рубаху ночную новую придумалось потребовать. Из старой-то он вырос. И мне теперь кружева из нежнейшей нити лично выплетать придется. Еще и узор надо придумать такой, чтобы величеству нашему все по душе пришлось.

— Да, разжирел он, а не вырос, — грубо хохотнула коренастая женщина со шрамом во все лицо. Она подоспела на раздачу последней и теперь внимательно следила, чтобы все пироги не растащили без нее. — Слишком стар он, чтобы расти… чтобы его тролли под корягу утащили… Короля этого.

— Эй, полегче, уважаемая, — возмутился, было, портной, но суровая дамочка, охотница, должно быть, так свирепо взглянула, что он сразу притих.

— Не буду я с ним церемониться. Он нашу охотничью братию не уважает, так и за мной дело не станет! Ишь, выгнал нас в это проклятое всеми духами Пограничье. Леса свои королевские топтать не велит. Вы, говорит, сначала у границ всю дичь перебейте, а у нас тут пока еще разведется… Тьфу! Будто дичь здесь нормальная есть. Тут монстров больше, чем оленей и кабанов! То на мертвяка в лесу налетишь, то на зверюгу какую невнятную в чаще наткнешься. Я южнее тракта ходила и там, возле Мортелундского гарнизона, такое встретила…

— Какое же? — Име надо бы уйти, а она с привычной своей любознательностью заслушалась. Стала подробности выяснять. — Чего там было-то?

— Чудище прескверное, что людей по ночам из домов таскает.

— Ого! — Иму новость впечатлила. — И что же, никто с ним разобраться не может?

— Нет, — разочарованно мотнула головой охотница. — Поди ж с ним, разберись! Его ни поймать, ни выследить. Он как тень. Как призрак! Один старик, что из дома в полночь по нужде пошел, такое рассказывал: поднялась луна из-за туч, осветила улицу деревенскую, протянула тени черные, и вдруг тени задвигались. Вышел из них человек, весь голый и весь в поясах, стал танцевать в бледном свете. Старик со страху охнул громко, и танцор сразу исчез. Старый в молитвы, да к своей двери — а около нее лошадь чья-то стоит. Черная, словно ночь. Глянула на деда и вдруг захохотала… Потом дудочка заиграла, и старика кто-то на землю повалил, потащил со двора прочь быстро-быстро! У бедняги голос тогда и прорезался — заорал он на всю деревню, люди из домов повыскакивали, спугнули похитителя.

Набрав еды, все расселись за столом и принялись обсуждать рассказ о монстре. Начались споры, посыпались догадки и предположения.

Има подсела к охотнице — ту, как выяснилось, звали Милой — принялась расспрашивать, что да где. Оказалось, чудище лютуют ближе к югу Пограничья, почти у самого Кутаная. И жители тех земель ждут не дождутся, когда явится к ним какой-нибудь прославленный охотник за нечистью да избавит их от напасти.

С этой вдохновляющей новостью девушка примчалась к личу.

— … это как раз по дороге, — завершила красочный рассказ про таинственное страшилище, не упустив ни одной услышанной от Милы детали.

По дороге — так по дороге.

Собрав небогатый скарб, они рассчитались с Иде, вышли из ворот гостиницы и спустились с холма к тракту.

Старые, отполированные подошвами бесчисленных путников, копытами лошадей и колесами повозок, камни блестели в лучах солнца. Проседь облаков уходила за горизонт, исчерканная силуэтами стрижей. Полуденная луна, бледная и рябая, уверенно ползла в зенит. Местность тут была неровная. Дорога то взлетала на очередной холм, то опадала на дно лощин, переметываясь по горбатым валунным мостам через звонкие ручьи.

До самого вечера она вела строго на юг, а затем, в обход скального скола огромного холма, проросшего впереди из-за черных клубов неприглядного леса, резко откинулась на северо-запад, собираясь сделать большое кольцо. Там, где дорога уходила за поворот, змейкой уползала к мрачному холму тонкая тропинка.

— По ней пойдем? — спросила Има.

— Если отклонимся от прежнего направления, следуя за изгибом дороги, твои мертвяки снова явятся и доставят нам много хлопот. В той стороне, — лич махнул рукой на северо-запад, — есть поле, где произошло кровавое сражение. Много мертвых осталось там. Если твои призовут их на подмогу — нам не поздоровиться.

— Да уж, — поежилась Има, — пожалуй, из таких двух зол лучше выбрать неприветливый холм…

Мортелунд. Покои Люсьены

Первый некромант Аки был зол.

Нет, он был не просто зол — небывалая ярость волной поднималась в его груди. Все произошедшее казалось дурным сном или фарсом. Владыка мертв. Убит кем-то из некромантов. Безмозглый лич никогда бы не совершил такого по собственной воле. Да нет у них воли, у этих разнесчастных личей! Они только мертвяками командовать и могут, но чтобы пойти против своего живого руководства? Немыслимо и невозможно.

Ему кто-то приказал.

Приказал…

Аки ногой распахнул дверь покоев Люсьены. С порога потребовал разъяснений:

— Это ведь ты уничтожила мятежника? Какого демона ты это сотворила, мертвячка? Я хотел лично оглядеть тело.

Из глубины комнаты донеслось спокойное:

— Таков был приказ — уничтожить. Мертвяки Лоу, преследовавшие убийцу нашего повелителя, передали мне его дословно. И я уничтожила…

Люсьена поднялась с кресла, учтиво склонила голову, как того требовала субординация. Лицо Аки скривилось в недовольной гримасе.

— Ты ведь мне не врешь. Вы, мертвые, на ложь не способны. И все же странно… Мне казалось, что вы с этим… целителем друзья?

— Друзья? Вы приписываете мне чувства живого существа, господин, — холодно отозвалась Люсьена. — Что неприемлемо.

Она всегда была дерзкой, эта девица. Умело прятала под маской равнодушной непогрешимости бунтарский нрав. И она никогда не нравилась Аки. Проблема состояла в том, что Люсьена являлась любимицей Ульфреда — вся такая идеальная, уверенная в себе, послушная, старательная и трудолюбивая. И все же крылась в ней червоточина, которую второй некромант старательно не замечал. Дух своеволия, совершенно не свойственный для нежити и смертельно опасный для ее хозяина. Уж Ульфред-то с его шрамом на всю рожу должен понимать, какую опасность носит в себе мертвая, готовая в любую минуту сделаться непокорной…