— К слову, у меня тоже есть к тебе вопрос, — граф кивнул; мне и правда было любопытно… — А из чего ты себе сделал такой бюст?..

Фиви не сказать, что любила балы, но они представлялись ей довольно неплохой возможностью для реализации некоторых планов. Случайно подстроенные встречи, случайно пущенные слухи, случайно подслушанные разговоры… Она, как никто, знала, как все это работает — с обеих сторон. У нее оставалось не так много времени. И пора было действовать решительно, если она не хотела потерять то, что дорого, то, что было завоевано с таким большим трудом.

Она тасовала в голове идеи, пытаясь выбрать самый выигрышный для нее вариант развития событий… К сожалению, самые хорошие идеи были сопряжены с некоторой грязью. И раньше бы ее такое не смутило… К чему все эти красивые слова о благородстве, если на практике они лишь пустой звук? Зачем играть честно, если у противника крапленые карты? Не марать себе руки могут позволить далеко не многие, и только в случае, если есть те, кто готов замарать их за тебя.

Но до смешного не хотелось разочаровывать герцога. Именно в его глазах хотелось быть… выше этого, что ли? Но что у нее тогда останется? Она тоже была бы не против родиться на все готовенькое, но не всем же так везет.

Фиви нравилась Леона. В отрыве от ситуации, девочка ей нравилась — к ней хотелось подобраться поближе. Подразнить, научить чему-нибудь может. Спорить и смущать. Как у нее глаза полыхают, когда она злится!

Но вот только у мисс Фламмен и без герцога жизнь сложится — уж в этом можно не сомневаться. Молода, богата, родовита, талантлива, хороша собой… Какой смысл ее жалеть? Да и не похожа она на наивную дурочку без характера, чтобы ее жалеть. А по мнению Фиви, жалости заслуживали только такие. Им и без нее жизнь отсыпет. Поэтому не было ни единой причины отказываться от своего шанса — возможно, единственного — на счастье.

Еще никогда в жизни мисс Ламбри не встречала таких мужчин, как герцог Сильбербоа. Он сочетал в себе необходимые для его положения ум и жесткость, но при этом вовсе не лишен был благородства. Он мог быть жестоким и расчетливым, когда дело касалось работы, но был очень заботлив, нежен и даже несколько доверчив с близкими. По-настоящему заботился о тех, кого почитал своими. И хотя он производил впечатление человека прямого и порой даже несколько приземленного и костного, Фиви прекрасно знала, насколько это обманчивое впечатление, как легко он умеет менять поведение, когда меняются обстоятельства. Просто сама его суть при этом не менялась. Он был гибким, но не изворотливым. В нем были по-настоящему светлые, чистые стороны, но он вовсе не был слезливым слабохарактерным простачком, которые не могут защитить себя и близких.

И он по-настоящему о ней заботился. И абсолютно ничего не требовал и даже не ждал взамен. И вот такое отношение… Фиви сложно было его переоценить. И она не была уверена, что во всем мире найдется еще человек, который бы так к ней относился. И если надо, она его оплетет и руками, и ногами — но не отпустит.

Я стояла довольно недалеко от будущей королевской четы и без стеснения рассматривала их. Им-то явно не до меня, так что вряд ли заметят, а мне любопытно!

Его Высочество был довольно высок, но с какой-то не сказать что толстой, но оплывшей фигурой — как мешок с мукой, без углов, а какой-то весь мягкий и упругий. Жидкие русые волосы были зачесаны назад и немного вбок в попытке прикрыть ранние проплешины. Черты лица тонкие, будто даже немного смазливые по-женски, смотрелись бы откровенно некрасиво, если бы не спокойное, уверенное выражение лица. Глаза его немного косили, но смотрели на гостей с тем скучающим любопытством, которое выдавало человека уравновешенного, не нуждающегося в том, чтобы кому-то что-то доказывать. Вот вроде некрасивый и даже какой-то нелепый, но я бы с ним потанцевала! Было в нем что-то притягательное.

Восточная княжна же стояла тут же и была просто чудо, как хороша — а особенно на фоне жениха! Смуглая, чернявая, с точеной фигуркой и цепким, высокомерным взглядом. Вся в золоте и драгоценных камнях, которые она носила так, что они лишь подчеркивали ее положение, но не оттягивали взгляда от ее красоты.

Я чуть скривилась, подумав о том, что в таком количестве украшений смотрелась бы скорее нелепо, чем красиво. Наверное, надо родиться в этом богатом на природные ресурсы, но отставшем в развитии Восточном Княжестве, где принцесс обвешивают каменьями от макушки до пят сызмальства, чтобы так естественно в них смотреться.

Будущая королева заранее мне не нравилась. Конечно же не потому, что, кажется, была красивее меня! Я же не настолько мелочная. Просто какая-то она даже на вид проблемная… Вот хлебнем мы с ней, прямо наверняка!

Гостей было много, в том числе и иностранных — представление до сих пор не закончилось — и дамы, особенно юные, едва заметно нетерпеливо переминались, ожидая, когда же уже пара, ради которой все собрались, откроет бал первым танцем.

Я тоже этого ждала, но вида не показывала. Первый мой танец был, конечно, за герцогом. Было еще пару кавалеров, которых я вписала в бальную книжку приличья ради, хотя особого желания тратить время на чужих мужчин у меня не было.

Моя бы воля, я бы и с отцом не танцевала! Ангажировала бы герцога на весь вечер и всю ночь… Ангажировали, к сожалению, меня; и если бы не очень — ну очень! — выразительный взгляд, обещающий все муки отдавленных пальцев ног, герцог ангажировал бы меня всего на три танца — как было бы приличнее, а не на все четыре — что являлось последнем рубежом между «вроде-еще-прилично…» и «что-они-себе-позволяют!».

К сегодняшнему балу мы с Элизой готовились, как к никакому другому. В глазах герцога я должна была перекрывать любую девицу, быть самой-самой, чтобы он не подумал и взгляда отвести! Но не стоило забывать и о том, что этот вечер не мой. Сегодня день, когда нам представляют нашу будущую королеву. К слову, такую затмить вообще сложно: на нее раз посмотришь — и ослепнешь от блеска всех ее драгоценностей! Но не суть. Суть в том, что я должна была быть неотразима, но так, чтобы это не показалось неуважением к невесте Его Высочества.

С одной стороны, я и так была одной из самых (а скорее даже самой) красивых и родовитых девиц высшего света — еще со своего дебюта. Хорошеньких леди много, но уж за что я могла поблагодарить матушку — так это за по-настоящему красивую внешность, не нуждающуюся в лишних ухищрениях. Обычно на сборы я тратила вполовину меньше времени, чем мои ровесницы.

С другой стороны, если говорить откровенно, во всех этих кружевах, румянах и шпильках все мы были до смешного похожи! Что толку от тонкой талии, если больше половины могут сделать себе такую же с помощью корсета? А сложно ли создать впечатление высокой полной груди с помощью подкладок? Хорошо иметь густую шелковистую шевелюру, но на балу все могли похвастаться такой, пусть даже и не у всех она была настоящей. А многие ли мужчины замечают такие вещи?

Будь я мужчиной, у меня от обилия цветов, подолов и ожерелий, от всех этих румяных щек, сладких запахов и невинных взглядов влажных глаз кружилась бы голова так, что я бы никого не смогла запомнить! И это при том, что память у меня всегда была хорошей.

Когда я занималась живописью, приличным увлечением для правильной леди, мастер, которого нашел мне отец, как-то сказал, что чтобы выделить какой-то предмет, он должен максимально отличаться от фона. Если фон темный, предмет внимания должен быть светлым; если фон теплый, предмет должен быть в холодных цветах; если фон изобилует деталями — предмет должен выделяться простотой. Так что, чтобы не смешаться в глазах герцога со всей этой цветасто-блестящей толпой в перьях и кружевах, я решила поставить на простоту.

На самом деле, я немного волновалась, что моя идея меня может по итогу не выделить, а зарыть на фоне прехорошеньких ярких бабочек, которых собралось сегодня до неприличия много. Но пока все шло замечательно. Господа посматривали на меня со вполне очевидным интересом, не торопясь отводить взгляды; дамы — чуть ошарашено, либо с любопытством, либо с завистью. Да и зеркало у меня в покоях тоже было, так что я прекрасно знала — выгляжу преотлично!