– Скучаешь?

– У меня не было времени скучать. Да и привык уже, с двенадцати лет в разъездах.

– А я не могу привыкнуть. Три года уже, и каждый раз паника.

– Это потому что вы женщина, у вас все сложнее. Вы к дому привыкаете. Если бы мы вышли в финал, то играли бы завтра. Вас это расстроило бы? Праздник насмарку.

– Не знаю. Илья Валерьевич что-нибудь бы придумал. Мы ведь всегда с командой собирались до Нового года, было весело.

– А 31-го дома? И всегда с ёлкой?

– Нет, с ёлкой первый раз. Случайно остановилась и уговорили. Ещё и ты подошел, помог.

– У нас всегда дома живая елка, это традиция...

Они шли по залитой огнями улице мимо разноцветных витрин, мимо спешащей, суетящейся толпы, внимательно слушая друг друга. Лере было интересно узнать, как празднуют Новый год в семье Орловых. Как и в её родительском доме, это был семейный праздник, который отмечался всегда весело и шумно, с подарками и сюрпризами.

Только у самого дома, Лера с беспокойством посмотрела на телефон.

– Саш, а ты когда уходил, с Ильёй Валерьевичем точно все было в порядке?

– Абсолютно. Позвоните ему, если так волнуетесь.

– Не имею привычки контролировать...

– А у вас в подъезде света нет! – Саша посмотрел на темные окна. – И не только в подъезде, но и в доме...

– В микрорайоне, я бы сказала, – Лера оглянулась.

Свернув с шумного, освещенного проспекта, за разговорами они и не заметили, что идут мимо темных домов.

– Придется вам, Орлов, меня до квартиры проводить, – Лера осветила темноту подъезда телефонным фонариком.

Саша засмеялся и отдал ей ещё и свой телефон.

– Двумя светлее будет.

– Что смешного я сказала?

– Вы, когда злитесь или волнуетесь, называете меня по фамилии.

– Не замечала. А сейчас я злюсь или волнуюсь?

– Сейчас вы боитесь.

– Чего?

– Темноты. Или меня.

Луч света скакнул по лестницам. Их шаги эхом отдавались в пустом подъезде.

– Валерия Андреевна, вы за этажами следите? Спускаться не придётся?

– Не волнуйтесь, Орлов, я хоть и боюсь темноты, но за этажами слежу.

– Вот сейчас вы нарочно назвали меня по фамилии. Поперечность есть в вашем характере.

Наконец луч выхватил из темноты табличку с нужным этажом. Лера шагнула на площадку, возле своей двери почувствовала себя вполне уверенно для ответа.

– Да ты психолог. Только зря ты пытаешься анализировать мой характер, это ни к чему хорошему не приведет.

Откуда–то из темноты он шагнул к ней, и она в испуге отступила, но тут же ощутила его дыхание у лица. Незнакомое волнение охватило её тело, она не видела его глаза, но чувствовала, как сквозь темноту их взгляды ищут друг друга.

– Уверена? – низкий голос прозвучал над самым ухом.

Не давая опомниться, он припал к её губам. От растерянности, она потеряла равновесие и неуверенно ухватилась за его плечи, такая нечаянность придала ему смелости, крепче обняв её, он позволил себе углубить поцелуй. Жадный, настойчивый, он заставил потеряться, забыться в новых ощущениях, мысли путались, а тело сводило легкой судорогой.

Где-то хлопнула дверь, и, как по щелчку, к Лере вернулось сознание. Бесполезно было напрягаться, чтобы освободиться из железного обруча рук, единственное, что она могла сделать - откинуть голову и разорвать поцелуй. Он не отошел, продолжал дышать ей в висок. Для неё это испытание было еще страшнее, казалось, что его теплом наполняется каждая клеточка, и вязкое пульсирующее волнение растекается по низу живота.

– Хочешь меня ударить? – прошептал он с хрипотцой, по–прежнему крепко прижимая её к себе.

– Не угадал! Убить!

Осознавая, что шансы выскользнуть из его тисков равны нулю, а его дыхание и шепот пробирают до дрожи, отклонением головы она пыталась как–то ослабить его натиск, иначе... а вот об этом, она даже думать боялась.

– Орлов! Ты хоть понимаешь, что творишь?

– Я стою.

– Отпусти меня! И если ты ещё раз попытаешься....

– Ты закричишь. Прибегут соседи и поднимут меня на вилы. Дальше ты пожалуешься мужу, он довершит то, что не закончили они, и закопает меня живьем. Я бы тоже так сделал. И даже за меньшее, если бы дело касалось тебя.

Темнота скрыла её улыбку.

– Ты счастлива с ним?

– Орлов, это не вопрос, это наглость. Отойди от меня, – она и вправду высвободилась и даже, кажется, замахнулась, но только он перехватил её руку,

– Не надо делать то, чего не хочешь.

Он отошел, но легче ей не стало. Тонна темноты и безмолвия свалились на плечи, родная дверь не давала защиты, ведь за ней тоже мрак и тишина.

– Лер, ну открывай скорее дверь, ты же там хочешь от меня спастись!

Слава богу, он не ушел. Услышав его ироничный, тон она успокоилась. Как–то сразу нашлись ключи в кармане.

– Не воображай о себе. И не смей никуда уходить, пока я не зажгу свечи, – Лера вошла в квартиру. – Встань в коридоре...

– И не смей никуда уходить. Слушаюсь! – передразнил он её.

Фонарик осветил комнату, затем кухню.

– Орлов, вот ты смеешься, а у меня дома нет спичек!

– Я сбегаю в магазин.

– В какой? В округе нет света. На проспект за спичками? Не смеши меня. Вот хороший повод побеспокоить Верстакова.

Лера протянула Саше его телефон, взяв, он, вложив в её ладонь небольшую коробочку.

– Это подарок. На Новый год, – он задержал её кулачок в своих ладонях. В таком простом жесте было столько интимности и нежности, что ей пришлось призвать всё свое спокойствие и невозмутимость.

– Тебе лучше уйти. Через десять, максимум пятнадцать минут Илья будет дома...

– А если не будет?

– Ты его плохо знаешь.

– Тогда закрой за мной дверь, сядь здесь и никому не открывай.

Лера не рискнула подойти к нему и слушала его наставления на расстоянии.

– И не броди по квартире. Уронишь что-нибудь на себя. И экономь батарею на телефоне, – это он крикнул с порога.

– А ты извиниться не хочешь?

– Как ты тогда сказала? Извинение – это осознание своей вины? Я не осознал и не раскаялся. Лера, с Новым годом, мы же, наверное, не увидимся до второго, – он безнадежно вздохнул.

– Тебя тоже, – понимая, что это глупо и неправильно, но она почему-то захотела, чтобы он подошел, и кажется, голос выдал желание.

В этот момент её телефон ожил. Илья опоздал. Пять минут назад его звонок был бы спасением. Но что-то произошло за это время, что-то изменилось в ней. В привычное восприятие мира ворвалась пронзительная тоска по тому, что раньше было неведомо, необъяснимое противоречие волновало сердце, опасная притягательность Орлова будоражила сознание.

Саша закрыл дверь, но не ушел. Он слышал весь разговор, вернее её растерянные, однозначные ответы, только в последнюю секунду Лера вспомнила про спички. Отключив телефон, она села на пуфик.

– Сядь в коридоре и никому не открывай... Они сговорились что ли?

Стоя за дверью, Орлов отчетливо расслышал её слова.

Лера оказалась права. Прошло пятнадцать минут, и послышались прыжки по лестницам. Саша поднялся на один пролет, а Верстаков уже врывался в квартиру, кажется от его энергии свет должен был вспыхнуть во всем подъезде.

– С тобой все в порядке? – был его первый вопрос.

– Конечно, сижу жду тебя, что со мной могло случиться?

– Что угодно! Ты же всего боишься. Темноты, тишины, света, людей, – он прижал её к себе. – Как я вообще мог отпустить тебя одну?

– Илья, ты пил?

– Ну выпили немного, за победу. Не сердись.

– Я не сержусь, надеюсь твои подопечные этого не видели. Ты спички принес?

– Да, у таксиста забрал зажигалку. Но зачем нам свет? Мы что дорогу в спальню не найдем? Моя девочка! Я так виноват перед тобой. Этот месяц был такой тяжелый, особенно для тебя. Клянусь, ты всегда будешь для меня на первом месте, никакой хоккей не стоит твоего поцелуя, ласкового взгляда...

Шорох болони, стук обуви и в довершении удар ременной пряжки о пол, подсказали Орлову о намерениях Верстакова. Он бросился вниз по лестнице, перепрыгивая через несколько ступенек, его разрывало от ревности, злости и бессилия.