— Ах! — воскликнула Мария, всем своим видом показывая падение в обморок. — Милый, ты был в опасности!

— Я же сказал: семейные сцены оставим на потом, — решительно сказал комиссар. — Теперь все мне стало окончательно ясно. На мой взгляд, человек превратился в своего рода трансформатор, который каким-то неизвестным, непостижимым нам образом преобразует телеэнергию, в результате чего материализуется то, что мы видим на экране. Согласитесь: нас совершенно не удивляет, когда после страшного фильма мы видим его персонажей во сне. Что такое сон, не объяснил до конца даже Фрейд, однако, ясно: в принципе такое возможно. Пока еще человек вкладывает в эти существа очень незначительный потенциал, и потому они весьма непрочны. Потенциал кончается — и они исчезают, как сон. Но это — пока. Никто не знает, что будет завтра. Согласитесь, было бы даже глупо предполагать, что столь мощный источник эмоциональной, духовной — да какой хотите! — энергии, как телевизор, который, к тому же, действует на нас ежедневно, никак не меняет нашу жизнь…

Но материализуются не только монстры. Представьте, вы одиноки, покинуты, мечтаете хотя бы о маленьком пушистом зверьке, который утешит вас. И вот он возникает — маленький, шаловливый котенок, а потом — на ваших глазах — растворяется в воздухе. Сколько людей сходят из-за этого с ума! Проверьте сводки, доктор, и вы увидите, что количество сумасшедших резко возросло. Равно как и количество разводов. Но кто осудит женщину, не устоявшую перед любимым актером, возникшим вдруг прямо в ее доме? Мы долго и безнаказанно влияли на природу, пока она, наконец, не стала мстить нам. То же самое и здесь. Наше общение с телеэкраном было безнаказанным до какого-то предела. Сейчас этот предел наступил.

Тут, конечно, за столом воцарилось молчание. А комиссар допил виски.

— Ты хочешь сказать, дорогой, что я лежала в постели с миражом? — Мария побледнела. — Этого не может быть!

— Дурой не надо быть, — справедливо возразил Гард.

— Если вы правы, то это ужасно, — тихо произнес доктор.

— Согласен, что это неприятно, — согласился Гард, и тут же сам себе возразил: — Но никакой вселенской трагедии я не вижу. Человечество живет с телевизором гораздо меньше, чем без него. Гораздо меньше. Теперь придется отказываться вовсе. Вообще, доктор, я думаю, нам придется еще не раз и не два отказываться от того, что мы называем «достижением прогресса». Скажите лучше как врач, если мое предположение верно, то как эта энергия может повлиять на людей?

— Трудно сказать, — доктор виновато развел руками. Однако ясно: никто не может гарантировать, что она всегда будет материализовываться вне человека, а не внутри него. Разве нельзя исключить, например, что с помощью телевизора мы сами превратимся в чудищ, и это будет означать конец света? А может быть, телевизор — и есть дьявол, посланный нам за грехи?

«Черт, надо было позвать врача-атеиста», — раздраженно подумал Гард.

— А я все равно не верю, — пожала плечами Мария. — Не верю, и все тут.

— Я хотел бы ошибиться. Но — давай проверим. У тебя есть телевизионная программа? Погляди-ка, что показывали по телевизору в тот вечер, когда погиб Карелли?

— Мне незачем смотреть, — взгляд Марии выражал полное торжество. — Если это было вчера после одиннадцати, то как раз в это самое время я смотрела фильм с моим любимым актером… Ну не важно… Вобщем, с тем самым актером, про которого ты говоришь, что он — мираж.

— Как все удивительно совпадает! — вздохнул Гард. — Ты смотришь фильм с этим придурком, и он тут же оказывается у тебя в комнате.

— Однако в этой картине не фигурирует крыса, убившая Карелли, — сказал доктор.

— Значит, крыса фигурировала по другой программе! — спокойно произнес Гард. — Я убежден, что вчера около одиннадцати шел фильм про саблезубых крыс. И мы это легко проверим. — Комиссар подошел к телефону, набрал номер. — Привет, сын, скажи, пожалуйста… Я тебе потом объясню, зачем я разбил телевизор. Подожди, не перебивай. Не перебивай, когда с тобой отец разговаривает. Какое кино ты смотрел вчера около одиннадцати? «Крик над небоскребами?» А про что? Подробно не надо. Про то, как саблезубые крысы завоевали город? Очень хорошо. — Гард оглядел собравшихся с видом победителя. — От чего ж это, интересно, я тебя отвлекаю, сын? Какой телевизор? Я же разбил! Как это взял у соседей маленький? Выключи его немедленно!

Комиссар бросил трубку и выскочил из комнаты.

— Я с тобой! — крикнула Мария.

Но комиссар не мог ждать. Взревел мотор машины.

Нарушая все правила движения, какие только есть на свете, он добрался до дома. Распахнул дверь.

Сын сидел на своем излюбленном месте и смотрел маленький телевизор.

— Привет, — облегченно вздохнул комиссар.

Сын повернул голову. Гард увидел, что у его сына красные зубы и длинные зеленые ногти. Сын поднялся и двинулся на комиссара, глядя на него пустыми глазами без зрачков…

Как и всякая уважающая себя история эта заканчивается отточием.

Разумеется, у комиссара полиции Гарда была прекрасная память. С необыкновенной легкостью пересекая времена и пространства, он всегда помнил, что с ним происходило и где. Но вот в какой именно стране произошла эта странная история — Гард забыл напрочь. Да и вообще старался вспоминать о ней как можно реже. Но вот если вскипала в нем комиссарская злоба, или, хуже того, вдруг начинал Гард кричать на кого-то — вот тогда наглая неуправляемая память спрашивала его: «Ты позабыл тот отель? Может, ты и трупы позабыл?»

Отель комиссар не забыл. Отель, как отель — таких в любой стране мира не счесть: бесконечные, бессмысленно-уютные коридоры, равнодушно-чистые номера.

И труп помнил. Труп лежал на кровати и занимался тем единственным делом, которое и остается трупу: медленно остывал.

Это был мужчина лет сорока с перстнем на указательном пальце. Комиссар не любил мужчин, которые носят украшения. Ему казалось, что для них это единственный способ доказать свою значительность. Глядя на весьма дорогой перстень, комиссар, с присущей ему прозорливостью, понял: ограбление не было целью убийцы. Да и был ли убийца?

Вскрытие показало, что человек умер от разрыва сердца. Что ж, со всяким может случиться…

Второй труп был обнаружен в том же номере через два дня. Молодая женщина, с красивой… Впрочем, это не имеет значения.

Владелец отеля, потирая лысину, объяснил журналистам, что лишь вмешательством дьявола можно объяснить тот факт, когда в одном и том же номере лучшего, без преувеличения, отеля мира, умирают подряд два человека. Факт этот невероятен, непостижим, необъясним, и вообще…

Номер опечатали.

Через два дня в соседнем номере был найден труп старухи.

Как и всякий, уважающий себя комиссар полиции, Гард любил иногда, осматривая труп, подумать вдруг что-нибудь афористичное. Вот и теперь он подумал: «Дьявол не может додуматься до тех гнусностей и мерзостей, до которых может догадаться иной человек. Самые отвратительные, нечеловеческие поступки совершает именно человек».

Так подумал комиссар полиции Гард.

И ошибся.

В гостиничном номере раздался телефонный звонок. На этот раз интуиция не обманула комиссара — звонил его начальник, префект полиции. Читатели детективов, разумеется, знают, что префекты полиции бывают непременно толстые, нервные, очень глупые, к тому же — они курят трубки, которые у них — в отличие от трубок настоящих сыщиков — обязательно гаснут.

— Ну что? — задал префект вопрос-прелюдию.

Основная тема должна была прозвучать примерно так: «Вам дается два дня. После этого можете считать себя уволенным».

Комиссар не стал отвечать на прелюдию. Ждал развития основной темы.

— У вас, разумеется, нет никаких версий? — Гарду казалось, что он видит, как префект вытирает свои жирные щеки вечно грязным носовым платком. — Вам дается два дня. После этого можете считать себя уволенным. — Тут в трубке раздались отвратительные причмокивания, Гард понял, что у префекта снова погасла трубка.