«Зачем для выхода на крышу сделали такой огромный люк?», совершенно некстати подумал Гард, и с ужасом увидел, что, поднявшийся от крика ветер захлопнул крышку люка.

Комиссар остался с гигантом один на один. Он выстрелил. Пуля ударила в глаз и… отскочила.

Комиссар бросился бежать. Погоня, однако, была недолгой. За один прыжок гигант настиг Гарда, схватил в свои огромные руки и поднял. Гард увидел огромный зрачок, похожий на озеро, стоящее вертикально.

«Вот и все, — подумал Гард. — Жаль, что я не раскрою этого преступления».

И вдруг он почувствовал, что теряет опору и летит. Нет, гигант не швырнул его, а будто уронил. Комиссар упал на крышу, покатился, и даже, наверное, повис на крыше. Но висел недолго. Подтянулся, влез. Комиссар все-таки — не может погибнуть герой не одной истории.

Гард посмотрел туда, где только что стоял великан и с удивлением увидел, что от того осталась лишь одна нога. Огромная эта нога становилась все меньше, меньше, а потом и вовсе растворилась в воздухе.

Комиссар поступил, как должно: закурил и задумался.

Спустившись вниз, комиссар отпустил Гарри, пообещав позже рассказать обо всем, что произошло. И поехал в больницу — необходимо было допросить вчерашнюю жертву.

Сиделка, разумеется, сказала, что больная еще слишком слаба, и допрос ей категорически противопоказан. Но комиссар с седеющими висками и небрежно повязанным галстуком, конечно же, ее уговорил.

Лицо девушки было перевязано. Торчали только глаза и нос. Ну и рот, конечно, а то как бы ее можно было допрашивать?

— Вы можете говорить? — некстати спросил Гард, присев на край кровати.

Девушка кивнула.

— Понимаю: вам неприятно вспоминать о вчерашнем, но…

Девушка снова кивнула и начала говорить:

— Комиссар, поверьте, это было ужасно. Сначала — странный котенок, потом — крыса…

Комиссар вспомнил котенка, растворившегося в ночи: обычный зверек, маленький, пушистый.

— Почему странный? — спросил комиссар.

— Нет, сам-то котенок — нормальный, но вот появился он странно. Я легла, включила телевизор, и вдруг появился котенок. Из ниоткуда. Сам по себе. В последнее время я живу одиноко, мне давно хотелось завести котенка или щенка. Но чтобы он вдруг сам возник…

— Окно было открыто?

— Да. И я тоже успокаивала себя тем, что он прошмыгнул через окно. Но дело в том, видите ли, что окно находится рядом с кроватью… чуть выше… и я, безусловно, должна была бы заметить, как котенок влез ко мне. Я взяла котенка в кровать, мы с ним играли… А потом… потом… эта тварь… она бросилась на котенка, тот выпрыгнул в окно, и тогда… я не могу… я сопротивлялась… это было ужасно… ужасно… ужасно…

Как водится, сказав самое главное, девушка забилась в истерике. Комиссар позвал сиделку, которая сделала Гарду внушение, а женщине — укол.

После чего комиссар поехал домой, чтобы наконец-то отдаться любимому комиссарскому занятию: влезть под душ.

— Звонила Мария, — сказал сын, как только комиссар вошел.

— Ты ничего не путаешь? Это была именно Мария? — удивленно спросил комиссар.

— Звонила женщина, сказала: передай, что звонила Мария. Я и передаю. Вот и все, — и сын снова уткнулся в телевизор.

Под душем комиссар думал. Старался хоть что-то понять. Хоть как-то соединить концы с концами. Не получалось. Не соединялось.

Вообще-то закон раскрытия преступлений прост: собери факты, сопоставь их и получишь результат. Так происходило всегда. Но, как вы догадываетесь, всегда, но не теперь.

Итак, что он знает? На Гидона Карелли бросается странная, саблезубая крыса — тот умирает от испуга. В это время к женщине, живущей этажом ниже, непонятным образом забегает котенок. Крыса чует котенка… Крыса против кота? Бред! Бред! Однако, факты есть факты: крыса бросается на котенка, потом — на женщину.

Теперь: что произошло с Гунтером? Явился великан, разворотил его квартиру и отправился себе спокойно отдыхать на крышу, разорвав Гунтера на куски. А потом — надо признать, очень кстати — испарился.

Что общего во всех этих историях, если не считать их полного идиотизма? Да и есть ли общее? Они связаны, наверняка как-то связаны. Это комиссар знал точно.

Известное дело, у всех уважающих себя комиссаров есть чутье. Гард себя уважал и чутье у него было. И оно подсказывало комиссару: что-то очень важное упускает он во всех этих историях, что-то должно быть в них простое и естественное. Может, это все-таки пришельцы?

Комиссар надел халат, пошел на кухню и съел сандвич (комиссары всегда поступают так после душа).

Остаток дня комиссар решил посвятить сыну. Надо ли добавлять, что сын смотрел телевизор?

— Не надоело тебе это дело? — спросил Гард, дожевывая бутерброд. — Это же все невыносимо скучно, — и он посмотрел на экран.

Кусок абсолютно импортной ветчины застрял у него в горле. Минуту Гард стоял, остолбенев, потом опрометью бросился к телефону.

Первый звонок — доктору.

— Доктор? Добрый вечер. Комиссар Гард побеспокоил. Доктор, я вас очень прошу, вспомните: когда вы приезжали к Карелли и Гунтеру, работал ли у них телевизор? Вспомните, это очень важно. Работал? Точно? Я так и думал. Скажите, доктор, вы что-нибудь понимаете в психологии, во всех этих аномалиях и прочей психологической ерунде? Тогда я вас очень прошу, если вы не слишком заняты, приезжайте по адресу… — И комиссар назвал адрес Марии.

Тут необходимо заметить, что по логике уважающих себя историй подобного рода, комиссар должен был разгадку преступления рассказать Гарри, чтобы Гарри слушал его, открыв рот, и потрясался уму начальника. Но! На этот раз разгадка комиссара была такова, что доктор должен был ее проконсультировать. Так тоже бывает в комиссарской практике.

Второй звонок — Марии.

— Звонила? Подожди, не надо ничего объяснять. Сейчас я тебе все объясню: тот актер исчез, испарился, пропал? Так? Возник и исчез, правильно? Как откуда я знаю? Все-таки комиссар полиции. Мария, сейчас я выезжаю к тебе и расскажу кое-что любопытное.

Повесив трубку, Гард схватил молоток, изо всей силы ударил по телевизору, и, не обращая внимания на испуганно-удивленные возгласы сына, выбежал из дома.

От телевизора осталась груда осколков и железок. Комиссар умел бить.

— Комиссар, неужели вы убедились, что это инопланетяне? — спросил доктор, когда они втроем уселись вокруг стола, попивая… чтобы вы думали? Правильно — виски.

— У вас дома есть телевизор? — спросил комиссар.

— Разумеется, — ответил доктор.

— Ну и как вы думаете: телевизор влияет на вас?

— Я не понимаю, что вы имеете в виду.

— Мой комиссар всегда такой многозначительный, — подобострастно рассмеялась Мария. (Женщина, чувствующая неправоту, вполне может подобострастно рассмеяться).

Но комиссар посмотрел на нее строго, и только после этого начал говорить о главном:

— То, что я вам скажу, не более, чем предположение, гипотеза. Но боюсь, что в самое ближайшее время мы получим подтверждение ее истинности. Видите ли, я не верю в мистику, не верю ни в какие явления, которые находятся за пределами логики. Я твердо знаю: какими бы загадочными ни казались преступления, их непременно объединяет что-то простое, обыденное. Так вот, и Карелли, и Гунтер и эта несчастная женщина смотрели телевизор перед тем, как на них напали. Не так ли?

— Ну и что? — доктор отхлебнул виски. — Это может быть простым совпадением.

— Может быть, — тут комиссар наконец закурил свои дешевые сигареты. — Мария, готов биться об заклад, что когда возник твой идеал — этот гнусный актеришко — ты тоже смотрела телевизор!

— Да, — вздохнула Мария. — Это было как наваждение. Но ты ведь знаешь: я люблю тебя, только тебя, и с тобой…

— Об этом позже, — оборвал комиссар. — Я ни в чем не виню тебя, ты, сама того не зная, стала участницей страшных и странных событий.

— Каких? — спросила Мария.

— Сейчас попробую объяснить. Для начала задумаемся: куда девается вся та энергия, которую насылает на нас телеэкран? История человечества насчитывает миллионы веков, но не было еще такого, чтобы в жилище человека находился — причем, заметьте, постоянно — источник некой чуждой энергии. Ведь, без сомнения, телевизор обладает еще какой-то энергией, кроме электрической. Так вот. Вполне можно предположить, согласитесь, что человек и телевизор вступили в некий, неизвестный нам доселе, контакт — тем более, что ни свойства человека, ни свойства телевизора нам до конца не известны. Повторяю, все, что я скажу — не более, чем предположение, и я буду рад, если вы его опровергнете. Собственно, для этого, доктор, я вас и пригласил, я надеюсь на ваш ум и ваше знание человеческой природы. Но, позвольте, я закончу. Итак, эта история перестала быть для меня таинственной, когда сегодня я увидел по телевизору копию того самого монстра, который меня чуть не убил.