— Он не посетитель, — парировала я и глянула на неё лицом полным мольбы. — Пожалуйста, помогите, мне нужно его увидеть. Я прошу вас!

Хирург смотрела на меня так, словно что-то знала обо мне и о нём.

— Я рискую, — она покачала укоризненно головой. Мои глаза продолжали молить. Врач выдохнула, проверила ремни на моих ногах и руках. — Я ничего не обещаю.

Слова всё же дали надежду. Закусила губу и проклятые слёзы снова потекли по щекам.

Чёрт побери, у меня скоро будет обезвоживание!

В дверях появился санитар, перекинулся с ней парой фраз и врач ушла. Мужчина безразлично глянул на меня и плюхнулся в кресло.

Ждала. Долго и упорно, словно верный пёс своего хозяина, но Кастер так и не появился. Прошла ночь, меня осмотрела комиссия, назадавала кучу вопросов. Медсестра вновь обработала запястья, перебинтовала. Упаковали в рубашку и отправили обратно в камеру.

Ком страха и паники постепенно созревал во мне. Я боялась, действительно, боялась, что больше не увижу Кастера.

Наконец в камере появилась та женщина-врач и выражение её лица не сулило ничего хорошего. Я вытянулась в струну, ожидая её ответа, словно приговора.

— Джилл, Кастер подал заявление об уходе. Он больше не придёт, — выдавила она.

Словно удар ножа в живот. Сжалась в комок, осела на пол и просто зарыдала, горько и одинноко. Дура! Идиотка! Сама во всём виновата! Кретинка чёртова! Ругала себя, как могла, проклинала свои глупые действия и решения.

— Джилл, — не заметила, как руки этой женщины пытались меня утешить. — Дай ему время подумать.

Я подняла на неё красные глаза. Она знает, многое знает о нём и обо мне.

— Я не хотела его потерять, — дрожа губами, выдавила я. — Кроме него у меня больше никого нет.

Врач успокаивающе гладила меня по спине.

— Он знает, — она мягко улыбнулась. — И ты для него не пустое место, правда, просто иногда нам нужен покой, чтобы принять правильное решение. — Женщина приобняла меня и помогла подняться, довела до койки. — Ты пережила стресс, и тебе надо сейчас тоже отдыхать. Всё наладится.

Её голос и фразы почему-то звучали, как бальзам на душу. У меня вновь появилась надежда. Хирург подмигнула мне и удалилась из камеры.

Но всё затушили буквально через пару часов. В дверях возник совсем не тот, кого я ждала. Мой мучитель, мой деспот. Он вошёл в камеру и, держа руки в карманах, смотрел на меня. Лицо обеспокоенное, хоть и старался не показывать виду.

Снова два болезненных укола в сердце — любовь и ненависть. Два чувства, которые сильны немеренно, но одно из них обязанно победить.

Смотрю на него в упор. Хочу обнять и ударить насмерть.

— Самоубийство ты впервые совершила, когда узнала, что беременна от моего братца. Тогда была веская причина… А сейчас? Какая у тебя причина сейчас? — сосредоточенный и напряжённый взгляд, за маской насмешки.

— Я вспомнила тебя, — наконец подняла взгляд и пробуравила его такой ненавистью, на которую никогда не была способна.

Раньше это чувство было холодным и отвечающим само за себя, но теперь его питали другие. Высокие. Те, что должны приносить счастье и радость, но рвут в мелкие клочья.

— Помню всё, что ты творил со мной! Помню теперь всю свою лютую ненависть к тебе, все твои гнусные и мерзкие действия с моим телом, помню мой страх и отвращение…

Я говорила и с каждой моей фразой мужчина делал шаг ко мне, с каждым моим откровением это лицо становилось злее и жёстче. А я не могла остановиться. Наконец его рука сомкнулась на моей шее, но не заставила содрогнуться от ужаса.

— Я помню тебя, ублюдок, и должна уничтожить.

Ладонь сильней сжала трахею, в ушах застучало, но я продолжала бить откровением.

— Всё было болью, но больнее ты сделал сейчас, влюбить меня в себя — наивысшая точка твоего садизма. Ты выиграл и этот бой.

Его лицо перекосило и пальцы машинально расжались. Мужчина открыл рот и, не отрывая от меня взгляда, отступил.

— Что ты… сказала? — голос врага осип.

— Ты не ослышался. У меня появились чувства к такому чудовищу, как ты, — чётко и как можно громче повторила я, словно разрезая настоящее новой страшной сутью. — Но это не приемлемо. Клянусь, я вытравлю тебя!

Его брови сдвинулись и лицо приобрело вновь насмешливое сатанинское выражение.

— Суицид — главный твой инструмент в работе над этим?

— Скажем, первая попытка, — рыкнула в ответ.

Он снова вернулся ко мне и, схватив за горло, бросил на кровать.

— А вторая? Убить меня? Или может быть, — тут его лицо засветилось каким-то дьявольским светом, — побежишь за помощью к Кастеру?

Невольно дёрнулась. Упоминание о нём многое говорило.

— Бедняга, пытается тебе помочь, копает не хуже экскаватора, но ты… Ты всё отталкиваешь его, то ли спасая, то ли, наоборот, подставляя?

В груди всё начало падать вниз, в пропасть. В словах явен подтекст, а у него он может быть только один. Паника отразилась на моём лице, даря ему блаженство.

— Ты сильна духом и телом, но всё против тебя, милая. А играть с собой я не позволю. Я — твой хозяин, а остальные — это мухи, которых нужно перебить.

Резко отпустил и направился к двери.

— Что ты сдох, мразь! — дико взревела я, соскакивая с нар.

Не имея возможности действовать руками, пустила в ход зубы. Буквально впилась ему в шею, подобно вампиру. Мучитель вскрикнул от боли и отбросил в стену. Удар головы погрузил в обморок, не позволив увидеть кровь на его шее и испуг от моей отчаянной ярости.

КАСТЕР

Увидев заявление, начальство удивлённо посмотрело на меня, но моё волеизъявление подписало.

Брит, поймавшая меня в раздевалке, известила о улучшении в самочувствии Джилл. Да, я был рад. Худшее для неё позади. Я успел.

— Это хорошо, — буркнул в ответ.

— Она просит тебя прийти.

Поднял усталый взгляд.

— Не могу, — выдохнул я.

— Не можешь?! — она удивлённо приподняла бровь.

— Мэтьос подписала моё заявление об уходе.

— Что?! — Кейт была поражена не на шутку. — Но как же? Ведь ты же…

— Ничего, я попрошусь в другую клинику.

— Из-за неё?

— Из-за всего, — поправил я, сбрасывая личные вещи в сумку. — Прости, но я больше не могу видеть Джилл в этом цирке. Я запутался. Мою помощь она отвергает, а после пытается убить себя в душевой. Что ещё я могу для неё сделать? Она — пациентка психиатрической клиники. Может так и должно быть. Я не способен ей больше помочь…

— Кастер, во многое из того, что здесь творилось, только ты мог внести разумность и ясность. Откуда ты можешь быть уверен теперь, что это ситуация — твой предел?

Резонность её слов защимила где-то в грудной клетке, но я не хотел сейчас это слушать. Пора слушать разум, а не сердце, которое изрезали в труху.

— Я устал. Прости, — обнял коллегу. — Рад был работать с тобой. Не теряйся.

— Я тоже, — уронила она и грустно проводила меня взглядом.

Я уходил.

Я слаб?! Сдаюсь?! Да. Зачем биться головой о стену, если всё без толку, а голова твоя даёт уже трещину?

Оставшуюся ночь и весь следующий день я просто проспал дома, в своих сумашедших снах, спасая Джилл. Проснувшись под вечер, созвонился с мамой.

— Сынок, мы всегда тебе рады, но ты уверен в том, что делаешь? Ты ведь так стремился. Это из-за Сьюзен, да? Вы поссорились?

Боже, мам, только её не приплетай!

— Мам, со Сьюзен ничего серьезного не было, — в моём голосе звучало раздражение, и мама это чётко уловила, поэтому поспешила заканчивать разговор:

— Сынок, мы будем тебя ждать. Закончи там свои дела, а я попробую присмотреть что-нибудь в Бостоне. Я люблю тебя, сынок.

— И я люблю тебя, мам, — тускло ответил я, сбросив сигнал вызова.

Приняв душ, побрившись и вообще приведя себя в божеский вид, вышел из ванной и обнаружил сообщение на автоответчике.

— Здорово, коллега, — бодрый голос Чейза. — Я тут начинаю дохнуть со скуки на этом больничном. Не желаешь со мной сходить пропустить по стаканчику? В том баре, что мы были с ребятами в прошлый раз, помнишь? Я там в девять буду. Приходи. Давно не общались.