— Не могли бы вы объяснить, мистер Уотсон? Деревянная панель не имеет никакого отношения к подвалу. Между ними был пол, как вы можете видеть.

— Само собой, — повторил Уотсон. — Они не могли оказаться нигде больше! Жидкости были в пути на ту сторону, но смогли пройти лишь его половину. Тут, видите ли, всё дело в сосредоточенности. Прошу прощения — вам придется еще немного придержать свое любопытство.

Он принялся делать замеры. Сперва определил линию поперек балок перекрытия на потолке, где располагалась стена, отделявшая столовую от гостиной. Найдя середину этой черты, он провел умозрительную вертикаль от нее и до пола. Взяв эту точку как центр, он при помощи бечевки примерно в десять футов длиной описал на земле круг. Затем, сверяясь со своими подсчетами, он принялся размечать несколько точек кольями, которые вбивал в почву. Осмотрев результаты своей работы, он кивнул.

— Даже лучше, чем предполагал профессор. Его теория почти подтверждена. Если у Джерома и Хьюма получится доставить камень без происшествий, мы спасем тех, кто попал в «пятно»! — торжественно произнес он. — Но перед нами непростая задача. Это будут еще одни Фермопилы. Мы должны будем заслонить собой врата от оккультного Ксеркса и всей его рати.

— Толпища мертвых! — воскликнула мадам Ле-Фабр.

— Нет — живых! Просто дайте мне немного времени, мадам, и вы увидите нечто доселе невообразимое. Что касается вашей теории… завтра вы засомневаетесь, живы вы или мертвы! Иными словами, доктор Холкомб определенно доказал существование сверхъестественного через материальное. За свое открытие ему пришлось заплатить. Таким образом, он оставил нас теряться в догадках насчет самих себя. И если только он не найдет недостающее звено в течение следующих нескольких часов, мы окажемся в ненормальном положении существ, знающих всё о следующем мире и ничего — о своем собственном.

Он ненадолго умолк, и, понимая, что мы едва ли сможем дольше сдерживать свое любопытство, добавил:

— Итак, осталось лишь одно, друзья, прежде чем я смогу всё вам объяснить, пока мы дожидаемся возвращения Джерома и генерала. Но сперва я должен увидеть того, кто вышел из «пятна» раньше меня.

— Ариадну! — Шарлота была изумлена.

— Ариадна! — со смесью растерянности и удивления воскликнул Уотсон. — Вы назвали ее… Ариадна?

— Она наверху, — вставил доктор Хиггинс.

— Я должен ее увидеть!

Минуту или две спустя они уже стояли в комнате, где лежала девушка. Одеяло было отвернуто, слегка открывая левую руку, плечо и утонченное, красивое лицо на подушке. Ее золотистые волосы разметались в своем буйном изобилии. Другая рука лишь едва виднелась из-под одеяла — на ней можно было заметить алый след там, где смыкался браслет Хобарта в момент его исчезновения.

Шарлота подошла ближе и приложила ладонь к щеке девушки.

— Разве она не чудо? — тихо спросила она.

Но доктор Хиггинс смотрел на Уотсона.

— Вы знаете ее?

Тот кивнул. Наклонившись, он прислушался к ее дыханию. В том, как он держался, читалось почтительное восхищение. Он коснулся ее руки.

— Теперь я понял, как это могло случиться. То же самое произошло и со мной, вот только… — он помолчал. — Вы зовете ее Ариадной?

— Надо же было как-то ее называть, — ответил Шарлота. — А это имя… оно словно само пришло в голову.

— Возможно. В любом случае, вы были удивительно близки к правде. Она из тех, кто носит имя Арадна.

— АРАДНА? Кто… что она такое?

— Ни больше ни меньше: Арадна. Она — одна из возможных причин нашего спасения. На земле мы бы звали ее королевой.

Потом, не дожидаясь неминуемых вопросов, Уотсон сказал:

— Ваш взгляд специалиста может вскоре подвергнуться решающему испытанию, доктор Хиггинс. Она просто впала в состояние оцепенения после того, как прошла сквозь «пятно»! — Шарлота уже описала ему появление девушки. — Загадка в том, что она еще час была в сознании, прежде чем оно охватило ее. Интересно, связано ли это как-то с энергичностью Хобарта? — он словно обращался к себе. — Что касается Рамды, — на его лице появилась улыбка, — то он просто интересуется «пятном», вот и всё. Он бы никогда не навредил Арадне и никак не повинен в ее нынешнем состоянии. Мы ошибались насчет этого человека. В любом случае, главным объектом нашего внимания пока что остается «Пятно Жизни».

— «Пятно Жизни», — повторил сэр Генри. — Это…

— Да, «Слепое пятно» — так его называют по ту сторону. Оно превосходит все ваши научные достижение, вмещает в себя любой культ и лежит в основе всякой истины. Оно… оно есть всё сущее.

— Объясните!

Уотсон повернулся к лежащей на кровати девушке. Он несмело коснулся ее щеки; в этом движении читалась нежность, близкая к преклонению. Это была не любовь — нет, скорее, чувство, с которым прикасаешься к фее. И духом, и плотью она была порождением иного мира. Уотсон мягко вздохнул и поднял взгляд на англичанина.

— Да, я могу объяснить. Теперь, когда я знаю, что она в порядке, я расскажу вам всё, что мне известно, с самого начала. Сейчас определенно ваша очередь задавать вопросы. Быть может, я и не смогу сообщить вам все, что вы хотите знать, но я, по крайней мере, знаю больше любого по эту сторону «пятна». Давайте спустимся в библиотеку.

Он взглянул на часы.

— У нас осталось около пяти часов. Наше испытание начнется, когда мы откроем «пятно». Мы должны не только открыть его, но и закрыть, чего бы это ни стоило.

Они спустились в холл на первом этаже. У парадной двери Уотсон остановился и повернулся к остальным.

— Минутку. Этой ночью мы можем проиграть. На случай, если так и будем, я хотел бы напоследок посмотреть на мой родной мир… на Сан-Франциско.

Он открыл дверь. Остальные ждали позади: может, они и не понимали, но подспудно догадывались о чувствах этого странного человека, готового к опасностям и приключениям.

Пейзаж, обстановка, красота — всё это слилось в одном мгновении. Уотсон, не надев шляпы, глядел на мерцающие огни «города аргонавтов». Луна на усыпанном звездами небе медленно плыла, мелькая в прорехах рваных туч. И над всем вокруг внезапно повисла тишина, словно по воле одного человеческого сердца.

Все молчали. Наконец Уотсон закрыл дверь. И слезы лишь слабо блестели в его глазах, когда он сказал:

— Ну что, друзья мои…

И он первым прошел в гостиную.

— Рассказывая то, что мне известно, — начал Уотсон, — я, пожалуй, начну с небольшого предисловия. Это в какой-то степени необходимо, чтобы вы поняли меня. Кроме того, это позволит вам здраво смотреть на феномен «Слепого пятна», незамутненным взглядом. Я намерен поведать всё, ничего не утаивая. Делаю я это затем, чтобы, в случае, если мы проиграем, вы могли отчитаться за меня перед миром.

Вступление было довольно странным. Его слушатели обменялись задумчивыми взглядами. Но все они были настроены решительно, а сэр Генри почти нетерпеливо пододвинул свое кресло ближе.

— Хорошо, мистер Уотсон. Пожалуйста, продолжайте.

— Начнем с того, — сказал Уотсон, — что, как я полагаю, все вы слышали заявление доктора Холкомба насчет «Слепого пятна». Вы помните, что он обещал разгадать загадку сверхъестественного. Он утверждал, что сделает это с помощью средств не эфемерного, но вполне реального свойства, что сможет извлечь истину и материю. Итак, профессор дал обещание рассказать миру гораздо больше, чем сам ожидал. В то же время то, что он знал о «Слепом пятне», было наполовину фактом, наполовину — предположением. Как и его предшественники и современники, он смотрел на человека как на реальное понятие. Но теперь возникает вопрос: что на самом деле является реальностью, а что — нет? Ни одно ответвление философии не рассматривает эту задачу под таким углом. Епископ Беркли подошел близко, а за ним последовали и остальные. Но все они были обмануты собственной софистикой. Однако, если не считать самых отъявленных материалистов, все мыслители принимали во внимание загадку жизни после смерти… Никто и подумать не мог о «Слепом пятне» и о том, куда оно ведет и что может содержать в себе. У нас есть пять органов чувств, и Вселенную мы воспринимаем пятью мерилами. Однако «Слепое пятно» отметает даже их: кажется, что чем больше мы знаем, тем больше сомневаемся в самих себе. Как я уже сказал мадам Ле-Фабр, это непросто — решить, кто же такие призраки. В любом случае я УВЕРЕН, — он сделал паузу, чтобы подчеркнуть важность сказанного, — что существуют бесчисленные миллионы существ, которые смотрят на нас и наши дела как на нечто совершенно сверхъестественное!