— Черт.

— Немного, — усмехается он.

Руслан опускается ниже, покрывая тёплыми влажными поцелуями кожу живота, выписывая затейливые узоры языком. Голова наполняется сладкой ватой — хорошо, легко и вкусно. Пальцы ныряют под трусики и начинают стягивать их вниз — ужасно медленно, невыносимо эротично.

— Оставлю тебя в чулках. Ты же не против?

Я нечленораздельно мычу, не в силах заставить свой язык ворочаться. У Руслана таких проблем не возникает. Его рот накрывает чувствительное местечко у меня между ног, и я совершенно бесстыдно стону от удовольствия. Его ласки неспешные, невыносимо тягучие, сладостно-ленивые. Тело натягивается как струна в предвкушении развязки, а она все не наступает и не наступает. Я сгораю в невероятных ощущениях, сердце колотится, как сумасшедшее, живот сводит жаркими спазмами, ноги дрожат. Снежный ком все катится и катится, и я чувствую, как близка к финалу.

— Не могу больше ждать, — хрипит Рус, привстает и резко разворачивает меня на живот.

Я гневно урчу, не пытаясь скрыть недовольство, но ровно до того момента, как чувствую его напряженный орган, заполняющий меня до отказа. Это не стон удовольствия вырывается из меня, а крик. Невероятные ощущения. Руслан движется ужасно медленно, практически выходя из меня и до предела врываясь обратно. Я чувствую капли пота на своей спине и пальцы, сжимающие мои ягодицы.

— Пиздец… — шипит Рус. — Пиздец, как хорошо.

Его стоны перемежаются с моими, он немного ускоряется, а затем отодвигает одну мою ногу в сторону, сгибая в колене, и оказывается еще глубже во мне.

— Боже, боже, боже, — нашептываю я, не в силах вспомнить другие слова, когда снежный ком накрывает меня с головой.

Затем меня накрывает мокрое тело Руслана, и я засыпаю. Опустошенная и счастливая.

За окном мелькают сосны, опоясывающие дорогу стройным рядом. Сквозь их не слишком пушистые ветви то и дело проскальзывают лучи весеннего солнца, и я жмурюсь, не переставая улыбаться. В салоне машины играют Сплины, которым я громко и фальшиво подпеваю, не забывая барабанить пальцами по обшивке двери.

Руслан смеётся надо мной, через раз напоминая, что это не концерт по заявкам, но я не слушаю, упорно продолжая перекрикивать солиста любимой группы. Сто лет не пела. Так странно, привычка, что раньше была неотъемлемой частью меня самой — растворилась под слоями самоконтроля. Столько лет я училась быть незаметной настолько, насколько это возможно, чтобы как можно меньше людей допустить в свой мир, что перестала радоваться обычным вещам. Громко смеяться, разговаривать по душам, голосить под любимые треки…

Но вчерашний день перевернул и эту страницу моей жизни. В пустыню провели водопровод. Аллилуйя! Мы часами не вылезали из постели и… говорили. Ладно, ладно, были не только разговоры, но та часть, где участвовал язык, мне понравилась больше всего. В обоих смыслах.

Смотрю на сосредоточенный профиль Руслана и вновь чувствую это — наполняющее меня тепло, какую-то щемящую нежность, полноту. Словно старому плюшевому мишке пришили обратно его мохнатую лапу. Вот я тот самый медведь. Так долго никому не нужный, заброшенный за ненадобностью в чулан, но теперь вновь реанимированный.

Мы сворачиваем на МКАД и солнце оказывается по другую сторону, нещадно паля прямо в лобовое стекло. Руслан тянется к бардачку, задевая мои колени, и я моментально вспыхиваю. Такое невинное движение, в сравнении с тем, что мы делали последние пару суток, но отчего-то здесь, за стенами спасительного гостиничного комплекса, все кажется реальнее, чувствуется острее. Он достает солнечные очки-авиаторы, но тут же возвращает ладонь на мое колено, несильно сжимая его, давая понять, что ему важен этот контакт так же, как и мне.

— Мне всегда нравились твои острые коленки, — Руслан продолжает игру, которую мы начали вчера.

"Мне всегда нравилось…" — этой фразой мы доставали воспоминания из шкатулки своей памяти, чтобы связать нас настоящих с теми, кем мы были тогда. В моей лежит уже с десяток "твои глаза, губы, волосы" и вот, прибавились еще и коленки. Хотя не меньше там и "смеха, странных шуток и того, как сербала дурацкий молочный коктейль". Кто бы мог подумать, что во мне так мало изменилось за эти годы. И как мне необходимо было знать, что во мне так многое может нравиться.

— Мне всегда нравилось, как ты водишь машину, — вступаю я в новый раунд. — Уверенно, расслабленно, словно автомобиль — продолжение тебя, а не просто железная коробка. Даже когда на месте этой шикарной БМВ было настоящее ведро с гвоздями!

— Ты не смеешь так говорить о моей девятке! — притворно возмущается Рус.

— У тебя была огромная дырень на левом крыле, в которую задувало, словно мы парусник! — смеюсь я. — Она, наверное, и разгонялась только за счёт ветра!

— Бесплатный кондиционер!

— А странные белые разводы в салоне?

— Современный дизайн!

— Отсутствие ремня безопасности на пассажирском сидении тоже дизайн?

— Ладно, это было ведро с гвоздями, — сдается Рус.

— Ведро с гвоздями! — торжествую я.

Че кидает на меня взгляд полный искр радости, давно я не видела его таким расслабленным, свободным, счастливым. Он одевает свои модные солнечные очки, скрывая от меня свой темный, обволакивающий взгляд, но ладонь снова возвращается на замерзающее без его тепла колено.

Мы не договариваемся, как пройдет сегодняшний вечер, что мы будем делать и где. Он просто едет к моему дому, выходит вместе со мной, поднимается с моей сумкой на этаж и заходит в квартиру. Стоит в пустом коридоре, осматривая оштукатуренные стены и молчит. Понимаю, квартира сильно напоминает недострой, но она моя, только моя, и этого достаточно, чтобы чувствовать себя в ней счастливой. Обои — дело десятое.

— Ипотека, значит, — выдыхает он, осознавая действительность.

Я повожу плечами, мол, ну, как-то так и снимаю кеды. Руслан задумчиво стягивает с себя обувь и идёт вслед за мной по коридору. Идти не так, чтобы долго, в квартире площадью в тридцать два квадратных метра, но эти несколько шагов отдаются в моей голове потоком сомнений. Стоило ли приводить его сюда? Показывать, как я живу и чем? Не разочаруется ли он во мне?

Мы заходим в комнату, служащую мне и спальней и гостиной, и чаще всего и кухней, чего уж греха таить. Тут несусветный бардак. Стул с вещами валяется на полу, диван не заправлен и живописно украшен моими лифчиками — спешные пятничные сборы, — возле тумбы, на котором красуется ноут с живописными чайными пятнами на крышке, стоит ряд грязных чашек и тарелок. Блин, я и забыла, какой у меня срач дома. И даже не подумала, что могу вернуться с конференции не одна.

Нервно закусываю щеку изнутри, и кошусь на Руслана, пытаясь прочесть по его лицу, что он обо всем этом думает. Потрясен, однозначно. А кто бы не был на его месте?

— Обычно здесь бывает почище, — смущенно бормочу я. — Хотя, знаешь что? Не бывает. Я дикая хаосница, и если бы здесь было побольше вещей, я была бы уже погребена под ними.

— Да, вещей здесь и впрямь, немного, — тянет Руслан, останавливая свой взгляд на кровати.

— Разочарован? — приваливаюсь к дверному косяку, и перебираю пуговицы на пальто, которое так и не сняла.

— Мне всегда нравилось, что ты настоящая, — тихо произносит Рус.

Мы встречаемся взглядами и я не могу сдержать улыбку.

— Настоящая, в смысле, неряха?

— Настоящая, в смысле, не боишься показать свои не лучшие стороны, — Че подходит ко мне близко-близко и заключает лицо в свои ладони. — Не прячешься за модным фасадом и не носишь социально ожидаемую маску.

— Это ты так завуалированно пытаешься сказать, что я странная? — шепчу я.

— Ага. Странная, — поцелуй в щеку. — Особенная, — в уголок рта. — Настоящая, — в губы.

Касается мягко и нежно, убеждая в своих словах.

— Так что, — говорю, едва мы отстраняемся. — Можно не убираться?