— Тяжело просто. Я буду иногда срываться на «Александра Анатольевича». Так, Саша, зачем вы… то есть ты лишил меня еще часа сна?

— Ты вроде не возражал, — улыбнулся Нагорный.

— Я и не возражаю. Просто спрашиваю.

— Артур, у меня к тебе, во-первых, предложение. Так как ты, видимо в силу пройденного курса психокоррекции, нашим подопечным явно сочувствуешь, я думаю, что ты будешь на месте в ВКК. Как раз займешься отловом тех случаев, где мы напортачили. У тебя это очень хорошо получается. Начальником твоим будет Кирилл Венгер. Это уже решено. Он хороший человек. Как ты на это смотришь?

— Гораздо лучше, чем на работу у Салаватова.

— Вот и отлично. Второе. Я составил на судью, который Привозина арестовал, жалобу в Императорский Контрольный Комитет. Необъективное судебное следствие, отказ в повторном допросе под детектором, игнорирование показаний обвиняемого. Подозрение на сговор со следствием и, возможно, получение взятки. Посмотри, как это оформляется.

И мне на кольцо упал файл.

— Что теперь ему будет? — спросил я.

— От работы отстранят немедленно. ИКК назначит расследование. Заниматься этим будут они, мы не имеем права расследовать дела судейских. Но, думаю, если нам понадобится информация, важная для следствия, они нам дадут.

— А потом? Что ему грозит?

— Если все подтвердится, то «Е3». Неприятная штука. Хотя я бы и «Е4» влепил за такие дела.

— «Е4», по-моему, терроризм, — заметил я.

— А что намного лучше терроризма?

— Ну, все живы.

— Все живы, потому что мы вовремя вмешались.

— И сколько это?

— Меньше года. Но при режиме «Е3» это очень немало.

— Это похоже на «F»?

— Помягче, конечно. Но хуже, чем «А». О! Ты уже ему сочувствуешь.

— Да, нет…

— Ладно. И последнее дело. Я должен связаться со Старицыным. Нам надо дать психолога Привозину. Но сейчас половина шестого. Раньше семи совсем не комильфо звонить. Открытый Центр работает с восьми, психологи обычно с десяти, сам знаешь. Хотя Олег, как правило, раньше приезжает. Подождешь еще часа полтора?

— Конечно, — сказал я.

— Потом я включу громкую связь, чтобы ты тоже слышал. Посмотришь, как это происходит с другой стороны. С одной ты уже видел.

— Саша, а может быть не стоит, мне каждый раз об этом напоминать?

— Не буду, если тебе это неприятно. Но вообще не стоит комплексовать по этому поводу. Прошел курс — молодец. Больше никаких претензий.

— Угу! Тренинги до сих пор.

— Ходи, помогает. Кстати, если у тебя какой-нибудь тренинг с работой пересечется: ко мне или к Венгеру. Мы обязаны отпустить.

— А кто Старицыну звонил в моем случае?

— Судья, конечно. И посылал документы.

Еще часа два мы болтали и пили кофе.

— Теперь, думаю, можно, — наконец сказал Нагорный. — Ну, слушай.

Он на несколько секунд сосредоточился, очевидно, вызывал по кольцу Старицына. Потом сказал:

— Олег, я тебя не разбудил?

— Нет, конечно. Уже половина восьмого, — ответил Старицын.

— У тебя свободные психологи на «Е» есть?

— С понедельника.

— Ну, и хорошо. Мы парня только что отпустили, пусть придет в себя.

— Долго держали?

— Два с половиной месяца.

— С ума сошли! И ко мне? Может, к Ройтману?

— К тебе. У него в деле была фальсификация доказательств. На их основании собирались отправлять к Ройтману.

— А теперь, какие к нему претензии?

— Халатность и укрывательство.

— Понятно, ерундистика. Месяц, максимум.

— Возможно, будет отрицательное ПЗ.

— Спасибо. По халатности и укрывательству?

— Да.

— Посмотрим, — пообещал Старицын. — Но не думаю. Там психологическая травма, наверняка, после двух с половиной месяцев вашего замечательного заведения. Ну, сколько раз просил потенциальных пациентов ОЦ не арестовывать!

— Если человек не нарушает правил меры пресечения, никто и не арестует. По закону нельзя.

— Даже если по закону можно. Даже если убегает из города и пилит браслеты. Ну, задержали на пару суток, в крайнем случае. После этого полностью отпадает желание сходить с ума. Проверено неоднократно.

— А Ройтман считает, что иногда полезно.

— У Ройтмана своя специфика. Можно конечно и головную боль гильотиной лечить. Помогает, факт. Но понимаешь, тюрьма бьет по площадям. Да, иногда можно случайно попасть в цель, но при этом разрушив десять соседних селений. Да, иногда человек приходит к совершенно правильному выводу о том, что то, из-за чего он сюда попал, лучше больше не делать. Но при этом он делает еще десять совершенно ненужных выводов, что не надо вообще проявлять какую-либо активность, а правильным является сидеть тише воды, ниже травы. Или еще что-нибудь похуже.

— Ладно, виноваты, — сказал Нагорный, — наша ошибка.

— Это не ошибка, это преступление, — заметил Старицын.

— Преступление, — вздохнул Александр Анатольевич, — расследуем.

— Ладно. Скидывай документы.

— Хорошо, — сказал Нагорный.

И отправил файл.

Весь день я отсыпался. Вечером появились новости.

Во-первых, пока я спал, Нагорный успел допросить врача. Он был невиновен. Справку подделали.

Во-вторых, Кирилла Васильевича Венгера официально назначили начальником ВКК, и он подключился к расследованию. Это выразилось в том, что были задержаны и допрошены чиновники из министерства электронных коммуникаций, которые перечисляли деньги в фирму друга Привозина. Судя по всему, они не знали, что деньги уйдут с Кратоса, выполняли указания начальства. Я подумал, что мы так дойдем до министра. И живо вспомнил день рождения дочки господина Подогаса и его роскошный особняк.

В-третьих, судья Федоркин, который арестовывал Привозина, отказался от допроса в ИКК. Точнее на допрос он пришел, но отказался давать следователям код своих модов для допроса с помощью детектора и отказался от допроса под БП. «Имеет право, — прокомментировал Нагорный, — но говорит о многом. Процедура конечно неприятная, но честь дороже». Теперь разрешение на допрос судьи должно было дать судейское сообщество. «А если не даст?» — спросил я Александра Анатольевича. «Будем обращаться в юридический комитет НС», — сказал он.

На следующий день, пока самого Нагорного допрашивали в ИКК, я знакомился с Кириллом Венгером. Он мне скорее понравился. Спокойный, очень уравновешенный, обстоятельный. Впрочем, мне и Салаватов понравился на первый взгляд.

Правда, Венгер не отправлял домой.

Допрос Нагорного под БП не выявил ничего неожиданного: ни к пропаже, ни к убийству Кривина Александр Анатольевич не имел никакого отношения.

В тот же день Нагорный делился с нами впечатлениями.

— Классная штука. Вообще ничего не чувствуешь. Когда меня допрашивали при Страдине, я после этого три дня в себя приходил. А сейчас нормально. Уже полгода твержу нашим подопечным, что этот ультрасовременный агрегат совершенно безопасен и неприятных ощущений от него никаких, а теперь убедился сам. И это здорово! Когда оправляешь под него человека, всегда испытываешь не то, чтобы муки совести, но некоторую неловкость. Теперь будет легче, чисто эмоционально.

Судьи допрашивать Федоркина разрешили, правда, с перевесом всего в несколько голосов.

Пока шло голосование, у его дома уже дежурила полиция. Так что сразу, как только стал известен результат, его отвезли в ИКК. Взятки не было. Был сговор, но без материального подкрепления. Салаватов с судьей встречался перед процессом и убеждал в виновности Привозина. А самому судье явно не хотелось прикладывать лишние усилия и вникать в дело. Квалифицировали как халатность, и Федоркин отделался Открытым Центром. Суда он ждать не стал и подписал согласие на психокоррекцию. Правда, психолог пообещал много — семь месяцев. Видимо, потому что судья.

Нагорный был не слишком доволен, но оспаривать не стал.