Я вздохнул.

И мы пошли в соседний корпус. Выглядел он чуть более по-домашнему и окон имел меньше. Планировка была примерно такой же, как на Посткоррекционном отделении Закрытого Центра: та же столовая на первом этаже, комнаты и кабинеты психологов на втором.

— Я вам сейчас покажу мой кабинет здесь, — сказал Старицын, — и мы закончим кое-какие дела.

Кабинет был таким же, как в основном корпусе, куда я приехал почти две недели назад, только застекленная стена и можжевельник в углу делали его, куда менее казенным.

Мы сели со Старицыным к столу, тоже, как в первый день моего пребывания в Психологическом Центре.

— Дел у нас не очень много, — сказал Олег Яковлевич, — во-первых, мы посчитали стоимость вашего пребывания у нас. Посмотрите.

И мне на кольцо упал файл с расчетом.

«Питание: триста гео; психологи: две тысячи гео; охрана и техническое обслуживание: пятьсот гео. Скидка за хорошее поведение: восемьсот гео. Всего: две тысячи гео».

— Олег Яковлевич, а откуда у меня хорошее поведение? — спросил я.

— Ну, вы же потасовок не устраивали, браслет не портили, бежать не пытались. Хорошее, конечно. А за те мелочи, которые случались, вас уже наказали десять раз. Кстати, за честное и старательное выполнение реабилитационной программы дополнительные скидки по двести гео в год.

— А когда надо начать расплачиваться? — спросил я.

— Не раньше, чем через год. А вообще, как только у вас появится возможность. Перед Глебом Алексеевичем будете отчитываться о ходе выполнения программы реабилитации, он вам объявит о том, что Центр ждет не дождется ваших денег. Мы вам десять лет учебы написали, но сумма небольшая, так что, думаю, даже с зарплаты стажера потихонечку расплатитесь. А может быть, он скажет «учитесь», и мы прождем все десять лет. Как пойдет. Главное не беспокойтесь. Пока сумма будет неподъемной — никто ее не потребует.

Я кивнул.

— Дело номер два, — продолжил Старицын, — я вам сейчас скину анкету, ее надо заполнить. Большинство ответов я знаю, но надо, чтобы все было системно и осталось у нас в базе.

И мне на кольцо упал еще один файл.

Главным образом, вопросы были бытовыми. Нужно ли мне жилье? Нуждаюсь ли я в социальных выплатах? Есть ли у меня источник постоянного дохода?

— Леонида Аркадьевича можно считать источником постоянного дохода? — спросил я.

— Ну, он же вам деньги выделяет? Значит, можно.

— А если кому-то негде жить, что вы делаете?

— Как что? Предоставляем жилье. Правда, очень скромное, небольшую студию: комната плюс кухня в одном помещении, но в том городе, где вы жили до Психологического Центра. Кстати, если вдруг ситуация у вас изменится в течение пяти лет — связывайтесь со мной или Глебом: решим проблему.

— Леонид Аркадьевич, вроде, не выгоняет пока, — улыбнулся я.

— Ну, вот и прекрасно.

Старицын открыл ящик стола и извлек оттуда резиновые перчатки в пластиковой упаковке, ватные тампоны и дезинфицирующее средство.

— И теперь самый радостный момент, — прокомментировал он. — Руку положите сюда, пожалуйста. Ладонью вверх. Правую.

Он извлек из вены иглу-антенну для связи с модами и дезинфицировал кожу.

Вторая операция была совсем безболезненной. Контрольный браслет разомкнулся на моей руке и сам лег в руку Старицына. Я понял, что он просто отключил его. На месте браслета осталась белая полоса.

— Все, — сказал Олег Яковлевич. — Вас проводить до выхода?

Я пожал плечами.

— Не знаю. Вообще-то я сам дойду.

Старицын все-таки довел меня до проходной. Погода испортилась. Шел мелкий дождь. Точнее даже не шел, а висел в воздухе микроскопическими капельками.

Меня пропустили по сигналу с кольца, вообще без звука.

— На тренинги ходить, на осмотры ходить, перед Глебом отчитываться, — наставлял он меня по пути к стоянке минипланов. — Все, Артур. Больше не грешите.

По дороге я вылез в Сеть. Народное Собрание проголосовало за ссылку и увлеченно обсуждало, куда ссылать отца. Кое-кто из тессианцев тотчас пообещал освободить для Анри Вальдо очень подходящий для отбывания им ссылки губернаторский дворец Тессы. Но решение естественно не прошло.

Его оставляли на Кратосе. Обсуждали только конкретное место. В Сети появились десятки фотографий северных территорий, одна другой неприятнее. Но муниципалитеты не горели желанием принять у себя убийцу. Я уже начал надеяться, что отца все-таки оставят в Лагранже. И подумал, что завтра я просто обязан к нему съездить.

Ужинал я дома. В компании Маринки, Ирины, Хазаровского и его детей. Я так этого хотел, так хотел сюда вернуться, но мне было откровенно неуютно, я ел, опустив взгляд, уставившись в тарелку.

— Артур, все в порядке, — сказал Леонид Аркадьевич. — Все хорошо. Все кончилось.

Я, молча, кивнул.

После ужина случилось событие, полностью выбившее меня из колеи.

Я открывал дверь своей комнаты, когда меня вызвали по кольцу.

— Артур Вальдо? — поинтересовался холодноватый мужской голос. — Вас беспокоят из СБК. Вы должны явиться к нам завтра к десяти утра. Восемнадцатый этаж. Кабинет 18–25.

— А в чем дело? — спросил, было, я, но собеседник успел отключиться, так ничего и не объяснив.

Я вернулся в столовую, но там никого не было, даже посуду успели убрать.

Связался с императором по кольцу.

— Артур, — сказал Хазаровский, — давай так договоримся, если тебя куда-то вызывают, ты не бежишь ко мне, чтобы я тебя успокоил, а едешь туда, куда тебе сказали. Ты уже взрослый.

На сердце было неспокойно. Я вышел на балкон. Прохладно, моросит дождь. Зато дышится легче.

Я сел в кресло и позвонил Нагорному.

— С освобождением! — сказал Александр Анатольевич. — Старицын тобой доволен. Даже скидку за хорошее поведение ухитрился заработать — совсем молодец.

— Чему я очень удивился, — признался я. — Думал, оно у меня отвратительное.

— Олег сказал хорошее, значит, хорошее.

— Александр Анатольевич, меня в СБК вызывают.

— Вот сволочи! Хоть бы недельку дали после ПЦ прийти в себя.

— Это точно.

— А что им надо?

— Не говорят.

— Предположения есть?

— Не-а.

— Заговоры плел против императора?

— Нет.

— Покушение, может быть, готовил на государственного деятеля?

— Нет, ну, что вы!

— Террористический акт планировал?

— Как вы могли подумать!

— А что ты дрейфишь в таком случае?

— У СБК отвратительный имидж, — заметил я.

— Значит, так. Если будут допрашивать под БП, сразу звони твоему Руткевичу. Без адвоката не имеют права.

— Я человек привычный к БП, — хмыкнул я.

— Все равно звони. Адвокат не помешает. Дальше. Если будет что-то незаконное, можно жаловаться в два места: во-первых, в Генпрокуратуру, или сразу мне; во-вторых, в Императорский Контрольный Комитет. Вообще-то, Дауров, вроде, честный мужик, насколько честным может быть начальник СБК. Но у него работа такая.

— А, может быть, мне сразу с адвокатом пойти? — спросил я.

— Давай, идея хорошая.

Было девять часов тридцать пять минут, когда мы с Руткевичем вышли из миниплана на стоянке рядом с додекаэдром СБК. Вблизи он производил совершенно циклопическое впечатление. Цвета дымчатого гипатита, с сияющей гранью, обращенной к солнцу и отполированными до зеркального блеска остальными. Я знал, что где-то на верхних этажах находится тюрьма СБК, на крыше там дворики для прогулок.

Восемнадцатый этаж… Это где-то в нижней половине.

Я понял, что сглупил, надо было спросить у Нагорного, что в СБК на восемнадцатом этаже, наверняка, знает.

Впрочем, еще не поздно. Когда мы шли к входу в здание мимо шарообразных лавров и горизонтальных можжевельников, я вызвал Александра Анатольевича. Но его кольцо не отвечало. Занят, конечно. Скоро десять, уже рабочее время. И я послал ему сообщение: «Александр Анатольевич, что в СБК на восемнадцатом этаже, кабинет 18–25? Артур».