— Экспертов-экономистов тоже надо гонять через ПЦ, — улыбнулся я.

— Золотые слова! Кроме шуток. Их ответственность больше ответственности врача. Врач может одного пациента погубить. А дурной закон повредит миллионам.

— А также через ПЦ надо гонять в обязательном порядке сотрудников СБК, сотрудников прокуратуры, следователей, оперативников, полицейских и еще чертову уйму народа, — заметил я.

— Не помешало бы, — улыбнулся Олег Яковлевич. — Правда, дополнительный корпус придется строить.

— А также всех граждан, имеющих право голоса в Народном Собрании. То есть всех совершеннолетних не осужденных.

— Не потянем, — рассмеялся Старицын. — По деньгам.

— Олег Яковлевич, Илья сказал мне, что бывают отрицательные Психологические Заключения.

— Бывают.

— А как так получается? Ведь можно провести допрос под БП, и все факты будут известны.

— Ну, во-первых, есть легкие случаи, вроде вашего, когда допрос под БП возможен только с согласия обвиняемого или по его просьбе. Понятно, что, если человек невиновен, он, скорее всего, согласится на такой допрос или попросит о нем. Отказать не имеют права. Но, представьте себе, что он обладает некой информацией, которую хочет скрыть. Например, она касается не его. Это причина для отказа от допроса. Или он просто следователю не доверяет. Бывает, что и по этой причине люди отказываются. А потом попадают к нам, и мы пишем отрицательное ПЗ.

— Илью допрашивали под БП без его согласия.

— Если погиб человек — это никак не может быть легким случаем. А почему погиб — это предмет для расследования. Так что все правильно. Здесь допрос обвиняемого под БП обязателен. Между прочим, это не исключает отрицательного ПЗ. Да, все факты известны. Например, известно, что именно действия обвиняемого привели к смерти человека. Но вина — это не только действие, это отношение к событию. Убийство может быть необходимой обороной. Если человек защищал себя или других людей и никакой возможности защитить их иначе у него не было — нам здесь делать нечего. Если он поступил оптимально в данной ситуации — что здесь корректировать? Молодец! А следователь, зная все факты, может считать, что было превышение необходимой обороны, или причинение смерти по неосторожности, а то и умышленное убийство.

— А во время следствия психологическое обследование нельзя назначить?

— Можно и нужно. Большая часть отрицательных ПЗ именно во время следствия и составляется. Все-таки этот первый фильтр от ошибок работает достаточно эффективно. Но не всегда. Дело в том, что следователь обязан назначить психологическое обследование, если обвиняемый не согласен с обвинением. А он может быть согласен. Он может даже согласие подписать.

— То есть человек может сам неправильно оценивать степень своей вины?

— Конечно. Легко! Тем более что не все наши пациенты достаточно юридически грамотны. Чтобы не ошибиться, признавая вину, нужно понимать, что это такое. Вина предполагает умысел: прямой или косвенный, или неосторожность. Если нет ни умысла, ни неосторожности — то нет и вины. А наши пациенты часто оценивают свои поступки чисто фактологически: убил — значит, виновен. Спрашиваю, под биопрограммером спрашиваю: «Вы сделали то-то и то-то?» «Да, я». «Вы это планировали?» «Нет». «Вы хотели, чтобы так получилось?» «Нет». «Вы могли этого избежать?» «Нет». Ну, и что нам здесь делать?

— А следователь этого не спросил?

— Должен был спросить. И профессиональную экспертизу назначить, если непонятно мог ли обвиняемый избежать убийства. Но есть, к сожалению, человеческий фактор. Есть господа, которым очень хочется облегчить себе жизнь и приложить поменьше усилий. Факты налицо? Налицо. Обвиняемый вину признает? Признает. Ну, что здесь еще возиться? В крайнем случае, во время суда психологи все равно будут смотреть и напишут отрицательное ПЗ.

— А это не минус для следователя, если во время суда составляется отрицательное ПЗ.

— Конечно, минус. И более того, основание для дисциплинарного расследования. Но иногда лень сильнее.

Было около десяти. Он допил кофе.

— Ну, пойдемте, Артур. А то я вас сам заговорю, на психокоррекцию времени не останется.

— А вы отберите у себя кольцо, — предложил я.

— Увы! Работать не смогу. БП с кольца управляется.

— На самом деле, спасибо за лекцию.

— Всегда пожалуйста.

Я встал из-за стола.

— А почему вы вчера тут не завтракали? — спросил я.

— Я обычно завтракаю дома. Сегодня приехал пораньше, потому что по моему опыту на второй сеанс под КТА пациента лучше отвести за ручку.

— Мне даже в голову не приходило манкировать.

— Ну и отлично. Это очень глупая мысль. Пойдемте, пойдемте!

Второй сеанс под КТА разительно отличался от первого. Главным образом темпом. Проигрывались десятки ситуаций, в основном связанных с агрессией и реакцией на агрессию, и каждая сопровождалась дофаминовой наградой, если я выбирал правильный алгоритм поведения, и наказанием в противном случае. Иногда было откровенно больно. Но боль вспыхивала и проходила практически мгновенно. Как ожог.

Мне словно записывали в мозг инструкции на все случая жизни, связанные с насилием. Впрочем, почему словно? Именно этим и занимался Олег Яковлевич.

— Это и есть выставление планки? — спросил я, когда где-то в середине сеанса он дал мне передышку на несколько минут.

— Да. Я знаю, что больно, но с этим ничего не поделаешь. Все анестетики блокируют нервные импульсы. Нам этого делать нельзя. Потому что эти нервные импульсы нам и нужны. Мозг — это около ста миллиардов нервных клеток. Мы в принципе знаем, в какой зоне нужно достраивать нейронную сеть. Но и в этой зоне сотни миллионов нейронов. И у каждого по десять тысяч синапсов. Поэтому мы проигрываем ситуацию, проходит нервный импульс, моды его фиксируют и достраивают синапсы именно там, где проходит импульс. Вы сами нам показываете точное место. Но чтобы его увидеть, надо, чтобы импульс прошел, и, если его заблокировать — все теряет смысл. Так что боль убрать нельзя.

— Да терпимо, в общем-то, — сказал я.

— Ну, и хорошо. Нам достаточно импульса довольно слабого и кратковременного. Моды зафиксировали? Поняли, что им делать? Все! Наша задача выполнена. Сам же процесс достраивания синапсов совершенно безболезненный. Так что надеюсь, что терпимо. Но, когда нейронный контур кнута активизируется по-настоящему, в реальной обстановке, терпимо не будет. Это как прививка. Ощущения во время психокоррекции так же отличаются от ее последствий, как прививка от оспы от самой болезни.

— Это опасно, когда ваш механизм начинает работать в реальной обстановке?

— Для жизни, в общем, нет. Для психического здоровья опасно. Если вы нарушили наш запрет, то железно надо к нам, вы и сами это поймете. Но я таких случаев не знаю. Все останавливаются на подступах. Разве что нарушение не в зоне риска. Мы же не можем с вами весь уголовный кодекс проработать. А благие пожелания типа «не нарушай закон», «не убий», «не укради», «не бери взяток» работают хуже. Хотя тоже работают. У вас зона риска довольно узкая. Мы ею сейчас и занимаемся. Но всякими экономическими моментами тоже займемся, но на уровне тех самых благих пожеланий. Совершенно не зона риска. Если вы когда-нибудь попадете к нам в блок «А» я очень удивлюсь. В этой области у вас и так все выстроено, все нейронные контуры есть. Усилим чуть-чуть на всякий случай.

Он промучил меня еще около часа.

Наконец сказал:

— Ну, все, идите, пообедайте.

Я с трудом поднялся и сел на кровати. Чувствовал себя совершенно разбитым.

— Хорошо пообедайте, — добавил он. — Бульон возьмите.

— И в три опять сюда?

— Конечно. В три сюда.

Пожалуй, после второго сеанса под КТА я чувствовал себя хуже, чем после первого. Вроде и голова не кружилась, а шел с трудом, как в первые дни в больнице после ранения.