– Помоги мне, чтобы я мог помнить себя и помнить, что я пришёл из дворца, чтобы выполнить очень важное поручение.

Три месяца прошли в обучении. Затем третий министр отправился. Он повёл себя так же, как второй. Оделся простолюдином и отправился к ним пьяницей. Но он только сделал вид: на самом деле он не был пьяницей. И он жил со всей этой честной компанией, делая вид, что он пьяница, делая вид, что он картёжник, и даже делая вид, что влюбился в проститутку. Но всё это была видимость – на самом же деле он действовал. И постоянно, как подводное течение, он спрашивал себя: «Кто я? Зачем я пришёл сюда? Для чего?» Он наблюдал себя. Он был наблюдатель. И добился, чего хотел: он вернул царю сына.

Как-то раз Баал Шем Тов решил удалиться для вечерней молитвы. Один его ученик, увидев такое, воскликнул:

– Рабби, но ведь уже поздно!

– Разве ты станешь указывать ребенку, – ответил Баал Шем, – когда именно он должен говорить со своим отцом?

Человек с маленьким ребёнком шел по улице. Ребёнок горько плакал навзрыд. Отец не обращал никакого внимания на плач ребенка. Все прохожие оглядывались на подобную картину и думали: «Какой жестокий человек! Как он может спокойно слушать плач своего ребёнка и не обращать внимания на него». В конце концов, один из прохожих не выдержал и сказал:

– Где же твоё милосердие? Где же твое сердце? Ты что, не слышишь плача своего ребенка?

– А что же мне делать, уважаемый, – ответил отец ребенка, – если мой любимый сын, которого я берегу как зеницу ока, просит у меня булавку, чтобы почесать себе глаз. Разве из-за того, что я не выполняю его просьбу, меня можно назвать жестоким? Ведь если я сжалюсь над ним и дам ему булавку, он выколет себе глаза и станет слепым.

Как-то раз раввин Иаков Иосиф сидел за книгой в одной корчме. Вдруг вошел какой-то человек и стал беседовать с ним.

– Откуда ты? – спросил незнакомец.

– Я из Царьгорода, – отвечал раввин.

– А на что ты живешь?

– Я раввин в своем городе.

– А что ты делаешь еще? – не унимался незнакомец. – Достаточно ли у тебя средств, или тебе постоянно приходиться затягивать потуже пояс?

Раввин не хотел более продолжать этот, как ему казалось, пустой разговор.

– Ты отвлекаешь меня от занятий, – сказал он сердито.

– Если ты раздражаешься, – проговорил незнакомец, – то мешаешь Богу устраивать твои дела.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь, – проговорил рав.

– Каждый, – произнес незнакомец, – устраивает свои дела на том месте, на которое его поставил Бог. Но ты, не желающий ни с кем разговаривать, ты, желающий только учиться, урезаешь свою возможность жить в Боге.

Однажды стояли музыканты и играли на своих инструментах, сопровождая игру пением. Под их музыку, в такт со звуками и аккордами, танцевала, маршировала и двигалась масса людей.

Один глухой от рождения смотрел на всё это зрелище и дивился. Он спрашивал себя: «Что это значит? Неужели потому только, что те люди проделывают со своими инструментами разные штуки, наклоняют их то туда, то сюда, поднимают, опускают и тому подобное, вся эта толпа людей дурачится, прыгает, производит разные странные телодвижения и вообще приходит в такой азарт?»

Для глухого человека всё это зрелище было неразрешимым вопросом, потому что ему недоставало слуха, и вследствие этого для него было непостижимо то восторженное движущее чувство, которое пробуждается в нормальном человеке звуками музыки.

Во время своих странствий два брата, рабби Зуся и рабби Элимелек, часто заходили в город Людмир. Там они всегда останавливались в доме одного благочестивого бедняка.

Годы спустя, став знаменитыми, они снова наведались в этот город, уже не пешком, а в коляске. Их вышел встречать самый богатый человек в этом городе, до этого даже не желавший общаться с ними, и стал просить, чтобы братья остановились в его доме. Но они ему ответили:

– В нас самих ничего не изменилось, чтобы могло заставить тебя так сильно изменить к нам свое отношение. Новшеством являются только кони и коляска. Поэтому пусть будут они твоими гостями, а мы остановимся там, где обычно.

Как-то раз некто спросил раби Гамлиэля:

– Скажи, где обитает Господь?

– Я не знаю, – ответил тот.

– Так в чем же твоя мудрость, – воскликнул вопрошающий, – если ты ежедневно возносишь молитвы, даже не зная, где Он обитает?

Раби Гамлиэль проговорил:

– Ты задал мне вопрос относительно Того, Кто находится отсюда на расстоянии трех с половиной лет пути (во времена Гамлиэля считалось, что Господь обитает на седьмом небе, и добираться до Него нужно три с половиной тысячи лет). Позволь мне спросить тебя о чем-то, находящемся с тобой денно и нощно. Знаешь ли ты место его обитания, – я имею в виду душу?

– Я не знаю, – смутился человек.

– Как можно? – промолвил раби. – Ты не можешь назвать мне место обитания того, что постоянно находится с тобой, а спрашиваешь меня о Том, Кто удален от нас на расстояние трех с половиной тысяч лет пути!

Тогда тот человек промолвил:

– Мы поступаем хорошо, потому что мы всегда видим плоды наших рук.

– Верно, – последовал ответ. – Мы видим плоды нашего творения, но они не видят нас. Так же и Господь, благословен Он, видит Свои творения, а они Его не видят!

Как-то в доме рабби Пинхаса из Кореца играли свадьбу. Свадебный пир длился много дней, и за это время и число гостей не уменьшилось, и ничего не повредили, даже не разбили ни одной бутылки.

Когда люди стали удивляться этому, рабби Пинхас сказал:

– Ну, чему вы удивляетесь? Мертвые – хорошие смотрители!

Однажды царь объявил придворным о предстоящем обеде, на который он их приглашал. При этом, однако, царь не объявил, когда именно этот обед состоится, а просил их быть наготове по первому зову. Одни из придворных, более умные, подумали, что у царя недостатка времени на приготовления к обеду не бывает, а потому они могут быть позваны ежечасно. На этом основании, не откладывая ни минуты, они позаботились о том, чтобы предстать к царскому обеду в приличном виде.

Другие же, менее умные, рассудили, что обеда без особых приготовлений не бывает, а потому они ещё успеют позаботиться о своём костюме. Между тем, приглашение последовало совершенно неожиданно.

Первые обрадовались своей предусмотрительности и явились к царю в подобающем виде, за что были допущены к обеду. Вторые же были вынуждены явиться в неприличном виде, и в наказание за это им оставалось только глядеть на то, как другие обедают.

Один человек по имени Мойша имел привычку громко плакать во время молитвы. Как-то раз хасидский учитель, услышав такую молитву, сказал ему:

– Мойша! Знаешь ли ты разницу между фитилем из хлопка и фитилем изо льна?

– Нет, – ответил Мойша.

– Первый горит спокойно, а второй шипит и брызгает! Верь мне, что во время молитвы одного простого, но истинного жеста, даже если это всего лишь движение пальца на ноге, вполне достаточно!

Приближалась пасха, а у бедняка Гершеле не было и ломаного гроша, чтобы справить святой праздник. Подумал он, подумал и нашел выход. Явился Гершеле в Погребальное братство и со слезами на глазах сообщил, что у него умерла жена, а денег, чтобы похоронить ее, нет. В братстве ему дали нужную сумму денег и взяли на заметку, чтобы прийти и помочь в похоронах.