– Ловко вы его.
– Вырвалось как-то само собой. – Лариса холодная женщина, ее не трясло, она не волновалась, она оценила свой поступок и как всегда не в свою пользу. – Пустила в дом и избила…
– Так уж и избили… Это вам от него. Конфеты желейные. Так себе! Один мармелад.
Павел демонстративно разорвал целлофановую упаковку, радуясь чему-то своему. Повернул лицо в сторону незашторенного зимнего окна.
Пусть смотрящие с балконов мужчины видят и завидуют, если конечно смотрят.
– Чему вы улыбаетесь? – спросила Лариса.
– Странный день, странные события… Меня в квартире оставили. Зачем? Вдруг я тоже такой.
Женщина, подумав, покачала головой:
– Вы лампочку в подъезде вкрутили. Светло стало. Вы не такой.
– Спасибо. Вы приглашали его?
– Я? Нет. Мама беспокоится за мое будущее.
– Без вашего согласия?
– Я с ней всегда согласна, – произнесла Лариса и, видя недоумение гостя, продолжила: – Иногда вид делаю.
– Строгая?
– Я для нее девочка для битья.
Павел помолчал для приличия. Говорить на развернувшуюся тему не хотелось, хозяйке тоже.
– Пойду я. Если что, стучите в стенку, и задвигайте шторы, пожалуйста.
Лариса кивнула и послушно закрыла окно шторами.
Выходит, на Павла не подействовала магия женского присутствия, не возымели действия над ним те флюиды, которые толкнули выдворенного гостя на необдуманный поступок. Возможно, что они исчезли, как и все женские фантазии.
Глава четвертая
Респектабельный мужчина на первом балконе стал мерзнуть. Смотреть нечего. Задвинули штору в окне напротив. Второй мужчина не вернулся в квартиру. Выходит, разборок не будет. Как она его! Респектабельный мужчина даже не понял сначала, чего это мужик с пакетом прогнулся, и засмеялся, когда до него дошло. Мужчина в темноте улыбался своим мыслям. Молодость, молодость! Подобное возможно только в это время.
Мужчина с первого балкона – хирург-онколог. Пятьдесят восемь лет для дам. На самом деле шестьдесят два. Полный, лысый по собственному желанию. С мясистым носом, полными губами, густыми бровями. Щеки просвечивают сосудистыми сине-красными звездочками. В ухе серьга, гвоздик с брильянтом, чтобы не сглазили. Больной человек невольно переводит глаза на поблескивающий гвоздик, а не сосредотачивает свое пристальное внимание на враче. Какие глаза у онкологических больных – догадаться нетрудно. А врач не Бог. Одинок хирург, а женат был всегда и часто. Все отношения с женщинами спешил узаконить, чтобы дать каждой уверенность в его любви. Те верили и первое время довольно хорошо себя чувствовали в его комфортных квартирах и домах. Хирург знал толк в уюте. Каждый раз новое гнездо блистало лучшими отделочными материалами и превосходным дизайном. Новую квартиру вереницей шли смотреть родственники, друзья и знакомые новой жены. Они-то и заполняли день. Она выставляла перед ними роскошную посуду, дорогие вина и продукты, но никогда не представляла его самого воочию. Муж был предан работе, как охотничий пес хозяину. Влюблялись в хирурга, как правило, молодые сестрички и студентки. Любили именно за талант, мастерство и преданность делу и больным. И был он богом в их глазах и глазах больных всегда, тогда как очередная птичка в гнезде начинала скучать и клеваться.
Прожил он на этом свете солидный срок, выдохся, может быть, ежедневные встречи со смертью поубавили его пыл и темперамент в отношениях с женщинами. Более того, возникло чувство отвращения к женскому полу и грустное недоумение по поводу происходящего с ним. И не лечит он вовсе, а продлевает пациентам жизнь без боли. И не мужчина, раз его бросают женщины так часто. И… Махнул рукой с досады респектабельный мужчина и зашел с балкона в квартиру. Перед сном будет размышлять о странных женщинах из квартиры дома напротив.
Одиночество вконец достало молодую женщину. Зашторенное окно усиливало это ощущение. Она его открыла, не зажигая лампу. Свет падал из прихожей и давал возможность мужчине со второго балкона видеть женский силуэт в бинокль. А женщина из комнаты могла разглядеть эти его действия. Она вздрогнула, накрыла себя шторой. Как мама соседей раззадорила! Это у нее лучше всего получалось и получается. Мужчина раздет, стоит в одних трусах. Зима на улице.
А мужчина со второго балкона действительно раздет, потому как испепеляет душу желание испытать новые ощущения. И не молодой ведь уже – пятьдесят. На кой ляд ему любовные приключения? Не было их у него никогда, так нечего и начинать. Но толкает мужчину изнутри неисполненная желанная мечта, и при первом храпе жены родненькой он вновь выскакивает на балкон.
«Спряталась… Неужто меня видит и стесняется. – Мужчина пришел в умиление. – И ведь не чувствую совсем холода. Я еще молод, кровь кипит. Я еще ого-го!»
Мерзкий скрип балконной двери за спиной приморозил бинокль к глазам. Мужчина застыл от ужаса. Но оклика жены не последовало. С облегчением вздохнул и прокрался к супружескому ложу.
Пронесло!
Лариса окинула взглядом зал. Хмыкнула от понимания неправильности этого слова. Представила, какие залы в новом доме напротив, который построен по новой планировке. Раздалась трель телефонного звонка.
– Да, мама.
– Не мама я. Неспящий сосед за вашими окнами. Вы уж простите за поздний звонок. – Мужской голос ждал ответа. Его не последовало.
В трубке слышалось тихое дыхание, и он продолжил: – Что у вас происходит? Вы будто прячетесь от кого-то за шторы. Приседаете все время.
– Вы рассматриваете меня в бинокль? Как не стыдно! Не прощу!
– Да никогда и ни за что, у меня и бинокля нет.
– Не вы? А кто тогда?
Оба смотрят на свои силуэты в ночных окнах. Для верности поднимают руки.
– Это не вы… Тот стоял на балконе рядом с вашим.
– Так закрывайте шторы, черт возьми! И почему они у вас все время открытые!
У Ларисы сердце зашлось в теплом предчувствии мужского внимания.
Неуклюжий большой человек женского пола прожил половину жизни без мужского участия, но тянулся к нему всеми силами. Лариса в детстве старалась встречаться с несостоявшимся папой, напрашиваясь в гости. Встречала там лица без выражения и слышала голоса без радости. Беглые взгляды вскользь не согревали ее всегда холодные от волнения и напряжения пальчики. Сколько могла терпела. Городок маленький, жил отец с семьей недалеко.
«От козлов молока не бывает», – слышала она, будучи ребенком, горькую материнскую правду и не хотела верить в это. Это как Дед Мороз у порога. Ждешь чудо, а вытаскивают из новогоднего мешка с подарками совсем не то. Куда деть недоумение? Оно на лице написано. И страшно стыдно за взрослых и за Деда Мороза.
– Вы почему молчите? Я вас обидел? – Мужской приятный баритон в трубке вернул женщину к действительности.
– Неприятно мне, когда шторы закрыты. Тесно мне от этого в комнате.
Шепотом произнесенные слова мгновенно выдали доктору диагноз.
– Давно так?
– Давно. Лет двадцать, может, больше.
– Засыпаете как?
– Перед сном много думаю. Посмотришь на часы, а там четвертый час уже…
– Поправим. Вас посетители сегодня атаковали. Необычные… Кто они?
– Один ваш сосед, второй мой сосед.
– Кто плохой, кто хороший?
– Ваш плохой, мой хороший. Мой сосед лампочку на лестнице вкрутил. Кто дал вам номер моего телефона? Мама?
– Нет. Друзья помогли узнать по адресу. Мама всем раздает ваш номер телефона?
– Только соседу с третьего балкона.
– А! С третьего… Со второго еще не приходил? Цирк! А вы белочка в колесе.
– Большая такая. С большими ногами, – горестно согласилась с мужским высказыванием Лариса.
– Нехорошо вы о себе как-то… Вы себе не нравитесь?
– Всегда. Вы с виду не сильно большой.
– Я компактный. На сегодня вам хватит треволнений. Ложитесь спать.
Спокойной ночи. И закройте наконец шторы! Давайте договоримся, шторы будете открывать в половине девятого вечера. В это время я буду вам звонить.