Оператор, сдёрнув наушники, радостно закричал:

– Есть! Это они!

Подскочивший офицер вперил взгляд на мерцающую точку. Сбоку на экране монитора побежали строчки идентификации цели, подтверждающие, что обнаруженный объект является спускаемым аппаратом. Через минуту все, кто сидел в салоне самолета за приборами, бросились обниматься и поздравлять друг друга. Но радость их была преждевременной…

Внутри капсулы температура достигла предельных значений. Все члены экипажа буквально взмокли в своих скафандрах. Трое из них, тяжело дыша, беспомощно переглядывались друг с другом, в то время как четвертый, Леонид Тобольцев, все ещё пытался что-то исправить. Время катастрофически таяло. Страшный свистящий гул сопровождал этот их, возможно, последний в жизни полёт.

Муртазин сквозь пелену пота, заливавшего глаза, посмотрел на высотомер.

– Лёня, пора раскрывать парашюты! – выкрикнул он бортинженеру. Тот, согнувшись в три погибели, колдовал над резервной системой торможения, пытаясь запустить её вручную. В условиях чудовищных перегрузок это сделать ему никак не удавалось. Время и высота неумолимо быстро уходили.

– Лёнчик! Высота предельно допустимая! – закричал Муртазин, отчаянно глядя в спину Тобольцева. Бортинженер, как будто не слыша этих слов, упорно левой рукой продолжал что-то вращать внизу, под ногами, а правой на ощупь, вслепую, по памяти нажимал кнопки и тумблеры над своей головой. Муртазин, полулёжа в кресле, ещё раз взглянув на высотомер, обречённо закрыл глаза и прошептал:

– Ну, всё…

В ту же секунду загудели двигатели торможения, послышался мощный хлопок. Аппарат дёрнулся, раскрылись парашюты, и гул сразу же прекратился.

В наступившей тишине абсолютно обессиленный бортинженер наконец разогнулся и упал в кресло. Он сдёрнул с мокрой головы шлем, хотя это и запрещено инструкцией. Командир в изнеможении от перегрузок и нечеловеческого напряжения чуть приподнялся с кресла и протянул руку в сторону Тобольцева. Ласково, как ребёнка, он погладил его по мокрым слипшимся волосам. От усталости и пережитого слов у него сейчас просто не было. Только слабая счастливая улыбка застыла на осунувшемся лице. Остальные члены экипажа тоже молчали. Шок от осознания близкой смерти ещё не прошёл.

Кевин дрожащими пальцами достал из кармашка брелок в виде фигурки Микки Мауса в боксёрских перчатках. В его памяти, как из тумана, всплыла картина прощания с семьёй перед полётом. Он вспоминал жену Кэри в её любимом голубом платье… Она была в нём так хороша! Десятилетнюю дочку Сьюзан, прижимавшую к груди букетик полевых цветов. Шестилетнего сына Джонни, который подошёл к нему и, глядя снизу вверх на отца, с серьёзным видом протянул качающегося на цепочке Микки Мауса.

– Папа, это тебе от меня… Он тебе поможет… – Последние три слова, сказанные сыном, разнеслись далёким эхом в его затуманенной голове.

Кевин открыл глаза, пересохшими губами поцеловал Микки Мауса во вздёрнутый нос. Его правая рука, державшая игрушку перед лицом, обессиленно упала вниз. Кевин откинулся глубже в кресло, левой рукой прикрыл глаза. Его кадык судорожно задёргался, он резко повернул голову к переборке. По его щеке предательски медленно покатилась слеза.

Дон с пониманием посмотрел на друга. Он нащупал правую ладонь Кевина и молча сжал её в своей руке. Остальные члены экипажа, не сговариваясь, протянули руки друг к другу и образовали из них надёжную неразрывную цепь.

Да, русские и американцы, без всякого пафоса и лишних слов, в эту минуту осознавали себя как одно целое – братской, счастливой семьёй.

Какая же это была радость! Находиться на волосок от смерти, мысленно попрощаться со всеми и вдруг спастись, снова ощутить тепло рук своих товарищей. В такие моменты посещают мысли о Боге каждого: и верующего, и атеиста. Они держались за руки и верили: всё самое страшное уже позади. Их обязательно найдут. И скоро они обнимут родных и друзей. Переступят порог своего дома, вдохнут его такой родной, но давно забытый запах. Будут не вспоминать, а каждый день видеть глаза любимых. Они будут наслаждаться тёплым солнцем и ходить босиком по зелёной траве после дождя, о чём они так долго мечтали в невесомости. И жизнь снова покатится своим чередом. Так думали они, крепко взявшись за руки, перед встречей со столь долгожданной и любимой Землёй.

Они и лежали в креслах с просветлёнными лицами и сцепленными руками до приводнения спускаемого аппарата. И вот наконец капсула опустилась в море. Купола парашютов, как только аппарат коснулся воды, тут же отстрелились. Через несколько секунд сфера с шумом и пеной всплыла на поверхность. Черный, ещё не остывший шар с шипящей вокруг него водой плавно покачивался на волнах.

Также как и сфера аппарата, на волнах плавно покачивался поплавок удочки, заброшенный в тихую подмосковную речку.

Сергей сидел на берегу живописной реки у самой воды. С мрачным лицом он держал в руках удочку, периодически передвигая поплавок, сносимый течением. После ночного разговора с женой настроение у него было паршивое. Нахмурив брови, он сосредоточенно глядел на колыхавшийся поплавок. Водная гладь реки, обрамлённая по берегам пышным кустарником, слегка курилась в рассветной тиши.

«И что на меня нашло? – мысленно спрашивал себя Сергей и тут же сам отвечал: – Это все водка… да, ещё Егорыч с этим разговором о детях подлил масла в огонь». Сергей, досадуя на себя, глухо выругался и передернул широкими плечами. От противоположного берега послышался плеск вёсел. В лёгкой дымке на середине реки показалась надувная рыбацкая лодка. В ней, неспешно работая вёслами, сидел мужчина лет пятидесяти с седой недельной щетиной на лице. На нём была выцветшая, видавшая виды штормовка и высокие болотные сапоги. Лодка поравнялась с Сергеем.

Мужик весело поприветствовал Сергея:

– С добрым утром, Петрович!

– Здорово, Антоныч, – угрюмо поздоровался Сергей, вступать в разговор ему сейчас абсолютно не хотелось.

– Как клёв? – всё так же весело, с улыбкой спросил мужик.

– Да пока никак… – хмуро и нехотя ответил Сергей.

– Да ты подальше от воды-то отсядь! А то у тебя такое лицо – рыба подойти боится! – Мужик раскатисто рассмеялся и налег на весла.

Посмотрев вслед удалявшейся лодке, Сергей криво усмехнулся. Его глаза подобрели. Он и в самом деле решил переместиться повыше от прохлады реки. Бросив телогрейку на небольшой бугорок, удобно разместился на ней, полулежа на высоком речном берегу. Он не заметил, как сзади него по тропинке между кустами к реке шла Светлана. Она подошла к нему, кутаясь в наброшенную на плечи кофточку. Сергей, услышав чьи-то шаги, обернулся.

– Доброе утро! Ты чего так рано поднялась-то? – произнёс Сергей, удивлённый неожиданным появлением жены.

– Доброе… – с прерывистым вздохом ответила Светлана и присела рядом с мужем на телогрейку.

– Поспала бы ещё… – неуверенно произнёс Сергей, глядя на поплавок. Света оставила его слова без ответа. Нахмурив брови, она смотрела на плавное течение реки. Переведя взгляд от поплавка на лицо жены, он какое-то время внимательно изучал его, пытаясь угадать её настроение. Света, избегая встречи с глазами мужа, чтобы не расплакаться, продолжала разглядывать реку и противоположный берег.

Сергей, так и не дождавшись никакого отклика от жены, снова перевёл взгляд на поплавок. Застыв в напряжённых позах, оба молча глядели на реку. Светлана, как будто на что-то решаясь, одну за другой срывала травинки, нервно теребила их в руках и рвала.

– Серёж, что происходит? – не выдержала Света и первой прервала это тягостное для обоих молчание. Она резко повернулась к мужу и в упор посмотрела на Сергея.

– А что происходит? Ничего не происходит… – ответил Сергей с явным непониманием, продолжая смотреть на реку.

– Пожалуйста, не притворяйся! У тебя это плохо получается… – Она положила свою ладошку на его предплечье. – Что вчера произошло? Что с тобой случилось, когда все разошлись? Ты вдруг стал какой-то… – Светлана плотно сомкнула губы и замотала головой, пытаясь подобрать нужное слово, но так и не нашла его. А может, просто не решилась сказать. – …Ты раньше таким никогда не был! – Светлана с отчаянием в глазах смотрела на Сергея. Он угрюмо продолжал молчать.