– Кого ты убьешь? Свою мать? – я даже не могу сказать, что так сильно разозлило меня и заставило ему перечить.

– ОНА НЕ МОЯ МАТЬ! Ты же слышала! Моя мать умерла, а эта падаль… – закричал он, но почти сразу заставил себя говорить обманчиво спокойно, пускай и с надрывом.

– Если она не твоя мать, то почему ты хочешь ее убить? Если твоя мать уже умерла, зачем убивать эту женщину? Ты подумал, что будет с ее ребенком, если ты убьешь ее?

– Да причем тут ребенок?! – возмутился Анри и нахмурился, смотря на меня.

– При том, что, убив его мать, ты сделаешь его сиротой. Где уверенность, что отец его не продаст так же, как сделал твой после этого? Или что судьба сироты так уж хороша? Как тебе было без матери? Ты уже забыл? Неужели ты действительно хочешь, чтобы этот ни в чем не повинный ребенок страдал так же, как и ты? Ты хочешь ему своей судьбы? – наступаю на него не в силах сдержаться.

– Мне-то какое до него дело? Почему меня должен заботить ее ребенок?! – крикнул на меня, тяжело дыша от гнева. – Ты на чьей стороне вообще?

– На твоей, – не замешкалась ни на секунду, отвечая, – ты еще не понял этого?

– Не похоже, что ты на моей стороне, – обиделся он.

– А как я должна себя вести, чтобы поддержать тебя? Говорить, что это правильно – убить свою мать? Ладно, она уже не мать тебе! – подняла руки, не позволяя ему перебить себя. – Но эта женщина дала тебе жизнь и большую часть своей жизни ты ее любил.

– И что с того? – с ненавистью выплюнул он, смотря на меня из-под бровей. – Почему я не должен ей мстить? Я что тебе всепрощающая Светлая? Эта женщина бросила меня с той мразью, буквально обрекла на смерть и благополучно забыла о моём существовании!

Он кричал на меня так эмоционально, что я зажмурилась, дрожа всем телом.

– Я не прошу тебя прощать ее, – выдохнула через силу.

– А что ты просишь? – засмеялся он истерично и, неожиданно схватив меня за плечо, встряхнул. – Почему каждый раз, когда ты появляешься, со мной происходит что-то плохое? И хуже того, после всего ты просто исчезаешь, чтобы потом снова появиться в самый хреновый момент моей жизни.

Вдруг обнял меня, так крепко, что даже больно, но я только вцепилась в его пиджак, ощущая его горячее дыхание на своей шее.

– Что мне сделать, чтобы хотя бы ты меня не бросала? – отчаянно шептал он, а по моим щекам текли слёзы.

– Я всего лишь хочу, чтобы ты не желал ее смерти, она не сделает тебе легче, Анри, – прошептала сорванным голосом.

– А что сделает? – он так резко оттолкнул меня, словно мои слова его разозлили. – Что в этом мире сделает мне легче?

– Не знаю, – призналась, борясь с болью в груди.

– Не знаешь, но о чем-то говоришь? – засмеялся он и затем замолчал ненадолго, прежде чем высказаться. – Ты права, просто смерть слишком слабое для нее наказание. Нет, она будет жить долго, страдая так же, как я страдал. Я заберу у нее все, что есть, и заставлю молить меня о смерти.

Именно в этот момент он стал злодеем, по безумному взгляду, дьявольской улыбке это понимаю.

– Тебе не станет легче от этого, – замотала головой в отчаянье.

– С чего ты взяла? Откуда тебе об этом знать? Ты же святая! – пренебрежительно бросил он, раня в само сердце.

– Я знаю.

– Откуда? – во взгляде появился интерес, но скептицизма не убавилось.

– Да потому что я такая же, как ты! – крикнула на него, не выдержав. – Мы одинаковые! Брошенки, ненужные своим матерям, своему миру. Я, как и ты возненавидела свою мать за предательство, мечтала о ее смерти и больше всего на свете желала, чтобы она получила по заслугам. Хотела, чтобы она страдала так же, как я, а то и хуже! – схватила его за пиджак и встряхнула, как он сделал до этого. – Но знаешь что, Анри? Даже когда она осознала, что все те годы поступала неправильно, что не должна была меня бросать, и извинилась, унижаясь и моля о прощении… мне не стало легче! Ни капли, ни грамма! Даже ее боль и заслуженные страдания не сделали меня счастливой. О, да! Я отомстила ей, поставила на место и перед фактом, что ей никогда не заслужить моего прощения. Припомнила ей каждую детскую обиду, показала, насколько ее ненавижу…. Но знаешь, что? Хуже стало только мне. Не ей… мне!

Я вскрикнула от боли и отчаянья, не обращая внимания на свои слёзы.

– Знаешь, что самое ужасное, Анри? – шепотом спросила, цепляясь за него, как утопающий хватается за спасательный круг.

– Что? – он нежно коснулся моей щеки, убирая волосы за ухо.

– Ты ведь тоже теперь будешь думать об этом, не так ли? Каждый день будешь думать о том, как бы сложилось, если бы эта женщина не оставила тебя? Как бы ты жил в их идеальной семье? Каково это иметь младшую сестру… или брата? Каково это быть любимым ребенком? Каково это, когда можешь рассчитывать не только на себя? Когда есть кто-то, кто всегда подставит плечо, кому не будет плевать до того, где ты и как себя чувствуешь? Каково это, когда тебя любят? – я сползла на землю, рыдая у него на плече.

– Я люблю тебя. Мне не плевать на то, что ты чувствуешь, почему плачешь и исчезаешь с рассветом, – его губы коснулись моего лба, а я лишь горько улыбнулась.

– Когда она извинилась, молила меня хотя бы попытаться простить ее, я так испугалась. Я всегда хотела услышать эти слова от нее. Но, когда она их произнесла и, даже после того как я рассмеялась ей в лицо, исполнив свою детскую мечту, несколько раз повторила, прося у меня прощения, я испугалась, что смогу простить, забуду эту боль. А ведь кроме нее у меня никого не осталось… Я думала исключительно о том, что будет, если я попытаюсь поверить ей, и она снова не оправдает моих надежд? Думала, что мне опять будет больно, и я больше этого не вынесу. Я даже не попыталась, понимаешь? Ты хоть понимаешь, как я теперь ненавижу себя за то, что не попыталась все исправить? Не потому, что это примирение нужно было ей, а потому что в нем нуждалась я! Чтоб отпустить обиду и жить дальше, не думая, не сожалея об этом день за днем. Но я не смогу этого исправить. Она в другом мире, мире, где меня больше нет! – выдохнула судорожно, а он крепко меня обнял. – Понимаешь?

– Понимаю, – он нежно поцеловал меня в лоб, потом коснулся губами щёк, стирая дорожки моих слёз.

– Не понимаешь, – замотала головой. – Я так боялась, что меня снова бросят. Что мне будет больно, поэтому никому не показывала своих чувств. Никому из них! Даже отцу… И их больше нет, этого не исправить. Поэтому мне так больно, я потеряла их навсегда, так и не сказав, как сильно их любила. Я трусиха Анри, жалкая трусиха, у которой никого не осталось.

– Неправда, – он мягко взял моё лицо в руки, заставив посмотреть ему в глаза. – У тебя есть и всегда буду я.

Моё чёртово сердечко! А я ведь так давно хотела сказать ему это первой. Резко выдыхаю, совсем некрасиво шмыгая носом и икая после слёз. У меня не получается сразу собраться, чтобы сказать это.

– Я… ик! – икнула, смотря ему в глаза, – тебя… – выдохнула, решив, что нужно говорить сразу, а то передумаю. – Я тебя люблю!

– Я в курсе, – выдал этот наглец с самой обаятельной улыбкой на свете. – Мало какая девушка бросится ночью в ледяное море не за своим ребенком по доброте душевной.

– Какой же ты вредный и, хуже того, с возрастом станешь ещё вреднее! – пробубнила себе под нос. Я-то хотела снова услышать от него эти слова.

– С возвращением? – сощурился он.

– Мы встретимся ещё не раз, и не всегда эти встречи будут… приятными. Но в одном я могу тебя заверить, однажды наступит день, когда я не исчезну, и мы навсегда останемся вместе.

– Я буду ждать этого дня, – пообещал он.

Туча затмила луну, кошмар закончился, но реальность всегда хуже самого страшного кошмара.

Мне не хотелось просыпаться, снова сталкиваться с реальностью, которая не подготовила для меня ничего хорошего. Забвение сна в объятиях Анри уже не казалось таким тяжелым, а ещё там всё ещё были живы те, кого я люблю. Но сон закончился, как бы я не пыталась в нем остаться. Тяжело дыша, открыла глаза, но ничего толком не увидела, темно, ночь. Лицо влажное от пота, безумно хочется пить, облизываю пересохшие губы. С трудом перекатываюсь на бок и пытаюсь нащупать прикроватный столик, там обычно Элла на ночь оставляет стакан воды, но неожиданно нащупываю чью-то руку поверх одеяла.