– Специально там мало чему обучают, – вздохнул Мерон. – По крайней мере, не истории. Я сам прочёл немало книг в библиотеке… И летописей… Только вот… Эх…

Мерон вдруг потупился и отвёл взгляд.

– Не расхваливай меня попусту, потому что… Потому что на самом деле я лжец. Я никакой не монах уже давно. На самом деле меня…

Мерон опасливо огляделся, словно боялся, что их кто–нибудь подслушивает.

– Меня выгнали из Тысячи сверкающих душ.

Эти слова грохнулись на Йеда подобно грому с небес.

– Тебя? – выпучил он огорошенные глаза. – За что?

– За «слабость духа и плоти». Так сказано официально, это одна из обычных причин. Ну например за пьянство, если попроще. Однажды я повёл себя весьма глупо и недостойно, и настоятель жутко разозлился.

Подробностей своего проступка Мерон рассказывать явно не хотел, и Йед тактично не стал выспрашивать.

– Но это в голове не укладывается… – сказал Йед. – Если ты столько всего знаешь, читал много книг… Я настоящих пьяниц видел не раз, и ты на них не похож ни капли!… А я… Я вот даже читать не умею! Не верю, что тебя было за что выгонять. Это несправедливо! Твой настоятель поспешил и не обдумал все, как должно!

Тут глаза Мерона загорелись благодарным огнём. Он видимо давно хотел услышать от кого–нибудь именно такие слова.

– Ты прав! – прошептал он с воодушевлением. – И именно потому я здесь! Я пройду все испытания и стану королевским гвардейцем! Так я докажу игумену, что он во мне ошибся. Что я совсем не таков, как он считает! Он тогда поймёт, кого выгнал, кого потеряла Обитель по его вине, и собственным языком подавится!

– Пройти испытания… – похмурел Йед. – Эх, совсем не простое это дело. Совсем не простое…

– Ну, ежели не получится, – лукаво ухмыльнулся Мерон, – значит, настоятель своим языком не подавится. Пусть живёт тогда, что делать. Но с боевым шестом я за это время научился обращаться неплохо, это ведь наше старинное монашеское оружие как–никак. Думаю, у меня есть шанс. Почему же не попытать удачи?

– А вот насчёт себя я совсем не уверен, – пробормотал Йед. – Да и простого шанса мне мало. Принцу Киреану я в сражении слишком быстро проиграл, и это плохо.

Йед огляделся по сторонам, словно в поисках нового подходящего противника. На глаза ему снова попался королевский герб – сердце, пронзённое мечом.

– Я вот поступаю в гвардию короля, но даже слова этого с королевского герба не понимаю, – сказал он. – Ты можешь прочесть?

– RAMORULANAVA… – задумчиво проговорил Мерон. – Буквы легко читаются, но это какая–то абракадабра. Здесь, наверное, сокращение целой фразы, где от каждого слова осталось по букве… Хотя нет… Я что–то об этом читал…

Он усиленно наморщил лоб, одновременно зачесав в затылке.

– Да, знаю! – выдавил он наконец. – Считается, что тут очень древний язык, давно мёртвый. А точный смысл затерялся в веках. Никто нынче не помнит, что такое RAMORULANAVA.

– Никто не помнит… – эхом отозвался Йед, заворожённо разглядывая Халаров герб.

– Я гляжу, ты не по чину упрям, сын кузнеца! – выкрикнул Киреан в очередной попытке пробить отчаянную оборону Йеда. – Ты не понимаешь, когда тебе говорят! Не понимаешь и когда тебя бьют! Уж поверь, тебе не бывать в королевской гвардии! Такому желторотому вообще не стоило покидать свою кузницу!

Меч Йеда вновь зазвенел прочь по мостовой. Как и в предыдущий раз.

– Больше не вижу в этом смысла, – заявил принц. – Ты безнадёжен.

Он вложил клинок в роскошные фамильные ножны, разукрашенные тонким серебряным узором.

– Хотя… Какой–никакой опыт у тебя есть, что необычно для деревенщины. Кто тебя обучал?

– Отец нанимал одного мастера фехтования в столице, – ответил Йед, отерев рукавом капли пота со лба.

Принц Киреан рассмеялся во весь голос.

– Да все эти выскочки, именующие себя мастерами, горазды лишь на дуэлях друг с другом драться! В Изерре большинство таких «мастеров» уложит и рядовой боец, будь у него мало–мальский опыт. Возвращайся лучше домой и скажи своему отцу, что он выбросил средства на ветер!

Этих слов среброродному принцу произносить не следовало.

Йед и без того уж порядком устал от вечно надменного тона Киреана, а столь бестактное напоминание об отце разбередило ещё свежую рану. Он резво подхватил свой меч, а в следующий миг остриё уже уткнулось в грудь ничего не ожидавшего принца.

– Я ничего не могу ему сказать, потому что он мёртв! Его убила чума! Не смей так говорить о нем! И возвращаться мне некуда, потому что мой родной дом сожжён! Вся моя жизнь обратилась пеплом!

Если бы среброродного принца не защищал кожаный панцирь, то Йед бы его точно проткнул. Киреан весь застыл от изумления, уставившись в пылающие глаза Йеда. На лицо ему тут же вернулась прежняя надменная белизна.

– Да ты верно совсем зазнался, мужик! – прошипел он. – Как смеешь указывать, что делать среброродному принцу Изерры! Как смеешь касаться его! Гиверис… Гиверис тебя ещё мало тогда проучил!

Гневно сверкнув глазами, он выхватил свой меч.

Йед понял, что зря дал волю эмоциям. Всего за секунду в его сознании пронеслись сцены безрадостного будущего. Эта стычка кончится для Йеда тюрьмой, с которой он недавно уже имел несчастье познакомиться. Как же теперь удивится тот карлик–тюремщик, завидев Йеда вновь! Наверняка закроет его в той же камере. Если конечно сам Киреан не убьёт Йеда прямо здесь и сейчас.

Разумеется, им обоим теперь не видать никакой королевской гвардии. А значит, если Киреан не убьёт его сейчас, то точно зарубит за пределами дворцового квартала, как главного виновника своей неудачи.

– Не в этот раз, дружище, – вдруг раздался незнакомый хриплый бас. – Знаешь ли, стража нас отсюда не видит.

Из–за угла выступил крепкий человек в порядком истрёпанном, но добротном военно–походном облачении. А следом – несколько таких же крепких парней.

Йед уже видел эту пятёрку среди кандидатов в гвардейцы. По внешнему виду они были кем–то вроде простых солдат–пехотинцев, а быть может ветеранов или наёмников. Все при оружии.

– Как ты тогда говорил, братишка? – сказал неизвестный служивый, подходя к Йеду с Киреаном. – Помощь и взаимовыручка? Что же, мы это умеем. Отойди–ка в сторону, а мы выбьем всю спесь и заносчивость из среброносного жеребца.

Солдат бесцеремонно ткнул костяшками кулака в гарцующего коня, что красовался на груди принца Киреана. Как будто перед ним никакой не принц был, а нашкодивший дворовый хулиган.

Йед вспомнил, что на этот раз они с Киреаном сами выбрали для сражения укромный уголок у конюшен, дабы больше не привлекать к себе любопытных. Навряд ли кто–то сюда случайно зайдёт и увидит, что здесь назревает.

– Да я порублю вас на куски, как скот рубят на мясо! – в ярости закричал Киреан, направляя меч то на Йеда, то на заявившуюся пятёрку. – Вы решили, что какая–то солдатня сможет одолеть Cеребряный клинок Изерры?

– Ой ли? – скептически покачал головой солдат, с хрустом разминая пальцы. – Впрямь ли серебряный хвастун так хорош, как заявляет? Впрочем, даже если и так, у каждого человека найдётся какое–нибудь… слабое место. А у таких гордецов, как ты, их целый короб. Не забывай, принц, что убийство конкурентов на этих священных испытаниях ляжет позорным пятном и на тебя, и на твоего отца, и на весь твой хвалёный род. Не говоря уж о том, что и королевской гвардии тебе тогда точно не видать.

Лицо Киреана вначале покраснело от ярости, а затем побелело. Он с ненавистью озирал пятёрку суровых противников, но не смел нападать первым.

– И что ты сделаешь, принц? – продолжил солдат. – Пожалуешься на нас сэру Тарбису или своему среброродному папаше, как бедный мальчик, которого обидели хулиганы? О нет, думаю ты не посмеешь даже рассказать, что Серебряный клинок Изерры оказался побит какими–то жалкими смердами. Так что мы здесь ничем не рискуем, кроме твоей неуёмной спеси, принц. Вот её мы из тебя сейчас и выбьем.

– Эй–эй, – вмешался Йед, – давайте–ка мы все остынем и успокоимся, покуда не наворотили лишнего!