– Что же, дальше дело техники. Справишься без лишних советов?

Губы Маэла тронула нехорошая улыбка.

– О да… Я знаю, что делать. Юноша послужит приманкой. Рано или поздно она вернётся к нему сама. Она никогда не оставит брата. Она сама залезет в ловушку.

– Ну что же… Тогда полагаю, тебе стоит вернуться обратно. Не забывай, что бегать в Запретную обитель по каждому вопросу – недостойно Посланника Синода. Таору это наверняка бы не понравилось… Однако я обязательно передам ему всю информацию, что ты собрал, ибо она действительно серьёзна. Даже без тех детей кузнеца, простой факт эпидемии под самой столицей Кейла – весьма опасный звоночек. Подобного давно уж не случалось.

– Благодарю, брат Зоан, – просветлел Маэл. – Действительно, тебе куда проще говорить с Первенствующим… Вы с ним почти что равны…

Внезапно колоннада окончилась.

Глазам Маэла открылась обширная площадь с гигантской статуей Шамины в полный рост. Божественная фигура высилась к самым ночным небесам. А на каменной ладони, воздетой к ночным небесам, покоилась гигантская хрустальная звезда. Лунный свет преломлялся в её гранях так, что звезда искрилась и сияла, словно указуя путь всем заблудшим душам Нового мира.

– Отчего мы стоим? – поинтересовался Зоан. – Не забывай, что я всё–таки слеп.

– Мы уже пришли, – отвечал Маэл, заворожённо глядя на серебряный свет Богини. – Это площадь Звёзд.

– Ах, вон оно что! Так это ты на статую так уставился! Что ж, тогда благодарствую. Дальше я и сам путь найду. А ты возвращайся обратно.

Нащупав рукой стену, чтобы снова не заблудиться, служитель Зоан двинулся было ко входным воротам, оставляя Маэла со статуей наедине.

– Погоди! – остановил его тот. – Ты же так и не рассказал, что сам здесь делаешь?

– А… Тут всё просто: у меня появился ученик. Он молод, но подаёт надежды. Прямо как ты в своё время… Полагаю, что вскоре его можно будет вывести в мир людей. Как знать, может он заменит в будущем меня? Признаюсь, многовековая служба Посланника Синода при никкерском дворе совсем меня истощила… Давно бы мне уйти на покой, да обстоятельства не позволяют. Знаю, что у тебя тоже забот хватает с атрийским восстанием, но вот в Никкерии никакой войны нет, а дела всё равно идут только хуже и хуже…

– Я догадываюсь, – кивнул Маэл. – Судья Ницерон вежливо отказал королю Рамису в помощи, но в его письме я узнал твой слог.

– По данному вопросу мы с Судьёй едины. Никкерия не должна вступать в атрийский конфликт. У нас своих проблем хватает. Да и не только у нас… У Посланника Шаоха с кахарами тоже всё совсем не гладко.

– Но с ними издавна трудно, они ведь никогда и не подчинялись Синоду по–настоящему…

Служитель Зоан лишь тяжело вздохнул.

– Знаешь что, Маэл?

Он подошёл почти вплотную и заговорил вполголоса, хотя подслушивать тут было некому.

– Я предчувствую, что атрийское восстание – лишь начало. Мы стоим на пороге чего–то грандиозного. Грандиозного в самом плохом смысле этого слова. Не знаю точно, как всё в итоге обернётся, но нити истории Нового мира стягиваются в тугой узел, и нам не удаётся этого остановить. Что бы мы ни делали, как бы ни старались. Нынче нас так мало, а противостоит нам нечто поистине могучее… Слепая и неумолимая воля… Я бы назвал это судьбой. Это слово подходит здесь лучше всего.

Маэл подозрительно нахмурился.

– Ты имеешь… имеешь ввиду что–то подобное тому, что случилось тысячу лет тому назад? Ту историю с Королём–еретиком?

– Возможно… А возможно, что и похуже. Запомни, что я сейчас скажу тебе, Маэл! Что бы ни произошло, в какие бы испытания ты ни попадал, никогда не забывай, кому все мы верно служим.

Он указал рукой на гигантскую статую.

– Мы связаны с Ней вечными узами, и лишь в них источник нашей жизни. Только так мы пройдём сквозь тьму грядущего. Только так мы преодолеем судьбу.

Маэл поднял хмурый взор на статую Шамины с блистающей звездой.

– Я никогда в жизни не думал колебаться в вере. Но знаешь ли, какой вопрос меня частенько беспокоит? Почему она не помогает нам? Почему никогда не вмешается? Ведь это ничего ей не стоит…

– Не помогает? – помрачнел Зоан. – Не вмешается? Ты задаёшь такие вопросы лишь потому, что слишком зелен. Тысячу лет назад она как раз вмешалась. И после такого ты хочешь, чтобы она вмешалась снова?

Маэл отвернулся от статуи и серьёзно посмотрел в обвязанное повязкой лицо Зоана.

– А почему бы и нет? Век людей так краток, что они почти не помнят собственного прошлого. И они позабыли тот урок. Не значит ли это, что пришла пора его повторить?

Служитель Зоан сделал шаг вперёд.

– Эх, Маэл–Маэл… – молвил он, сокрушённо качая головой. – Лицом я молод, как и ты, но сердцем – древний старик… Когда видел столько эпох, сколько их видел я, многое в голове меняется, а многое снаружи неё воспринимается совсем иначе, чем в давние времена. Знаешь, почему я слеп?

– Ещё как! Тебя лишили зрения люди, как раз тогда! Тысячу лет назад! И как ты после такого можешь…

– О нет, мой вопрос был совсем о другом. Не как я ослеп тысячу лет назад, а почему я слеп до сих пор. Ведь я давно бы вернул себе зрение, если б пожелал, но я не хочу. Почему же? Чтобы помнить. Чтобы никогда не забывать, как мне тогда повезло. Да, люди виновны в моей слепоте, но и жизнь мне тогда спасли тоже люди. Я помню это и многое другое, и не хочу забывать ни через сто лет, ни через тысячу. Вот почему моя слепота так дорога мне. Вот почему я не хочу, чтобы события тех лет повторились вновь. И поверь мне, Маэл, ты этого тоже совсем не хочешь.

Йед проснулся по звуку горна. Трубили подъём.

До гвардейских казарм он добрался вчера – уже поздно ночью. Из–за чего ему долго пришлось объясняться с комендантом, чтобы тот записал его в список претендентов на место в королевской гвардии. Йед едва не пропустил дозволенный срок прибытия. Но едва, как известно, не считается, и комендант не решился пренебречь старинным правилом, хоть и основательно отругал Йеда за нарушение своего сна.

Столица стояла на большом холме, вершину которого занимал дворцовый квартал, отгороженный от остального города отдельной стеной, на манеру крепости внутри крепости. Гвардейские казармы как раз и находились в этом районе. Где–то совсем рядом стоял и королевский дворец, и даже храм Шамины. Издали храм казался таким огромным в том числе и потому, что располагался в наивысшей точке столичного холма.

Йед построился на внутренней мостовой в числе прочих. По одеждам узнавались представители самых разных занятий и слоёв общества. Больше всего, конечно, людей в военном облачении – явно не чуждых оружию. Быть может солдаты из местного гарнизона, возможно ветераны былых битв, или просто наёмники, желавшие найти наконец постоянный заработок. Но в нестройной толпе хватало и людей совсем невоенного вида: разнообразных ремесленников, моряков и торговцев, даже жителей из деревенской глубинки – как сам Йед.

Однако сильнее всех в общей массе выделялись персоны знатного происхождения. Кто–то носил дорогие одежды, кто–то доспехи или снаряжение попроще, но у каждого на груди красовался родовой герб. В сей торжественный день каждый из них почитал за семейный долг выставить своё происхождение напоказ, дабы никто не смел в нем усомниться.

Толпа простонародья явно превосходила их числом. Вряд ли им это нравилось, однако они знали заранее, на что шли. Знали и древние традиции королевской гвардии, заложенные ещё тысячу лет назад. Испытания открыты всем – и традиция сия священна.

Посреди площади стояла статуя. Некий рыцарь, весь закованный в латы, с опущенным забралом, он стоял в гордой позе победителя, выставив ногу на осколок скалы, что вылезал из–под мостовой.

Самым чудным в нем было то, что вместо обычного рыцарского оружия – меча – он держал в руке лопату. Закинув её на плечо, он взирал куда–то вдаль – в сторону восточного горизонта.