— Хорошенько запомни: там, куда мы сейчас отправимся, царят свои законы. Ты слишком далека от этой культуры и легко можешь оскорбить её носителей. Поэтому следуй за мной во всём. Если я остановилась, остановись и ты, если поклонилась — делай то же. Не разглядывай их, избегай смотреть им в глаза — это может быть воспринято как вызов. Не улыбайся, держись от них как можно дальше. Даже соприкосновение рукавами для них — неслыханная грубость. Не заговаривай первой, жди, пока они обратятся к тебе сами. И не вздумай перечить никому, особенно вану[3].

— Вану?

— Королю.

— Он будет решать, помогать ли нам в войне против демонов?

— Все дела решаются с благословения совета, в который входят избранные члены клана. Постановлению совета не может воспротивиться даже король. Но он — их формальный правитель. Неуважение к нему не останется безнаказанным.

- Одно мне непонятно. Лодовико ведь связан с тобой кровью. Так неужели он не может последовать за тобой и узнать, где они находятся?

— Нет. В их мире теряется любой след. Ни кровь, никакая другая связь не могут преодолеть силу магических чар.

Я недоверчиво огляделась.

— Разве мы уже…

— Да. Осталось лишь объявить о нашем присутствии.

Красивая печальная мелодия нарушила царившую вокруг тишину, когда Акеми поднесла свирель к губам. И, словно в такт звукам, капли росы на дне чаши задрожали и одна за другой начали подниматься вверх. Сверкая и переливаясь, они плавно кружились вокруг нас. Постепенно их становилось всё больше, они уже не просто кружились, а сливались в непрерывный причудливый узор… В какой-то момент я с удивлением заметила, что Акеми не играет на свирели, хотя музыка продолжала звучать — звуки как будто носились вокруг нас вместе с каплями росы… Лицо Акеми вдруг утратило привычную невозмутимость, губы задрожали.

— Я знаю, что больше не покину этот мир, — прошептала она. — И всё же, вопреки здравому смыслу, надеюсь, что ошибаюсь… Но, если я права, передай мои слова Лодовико. Попроси его простить меня и понять… Миры, дающие ему жизнь, не должны перестать существовать. Ради этого мне не жаль ничего…

Капли росы окружили нас сплошной пеленой и рассыпались, словно кристаллы, разлетелись по полу серебристой пылью… Мы стояли посреди просторного зала, стены покрывали яркие узоры в виде причудливых растений и животных, ноги утопали в мягком ковре. Прямо перед нами возвышалось покрытое резьбой деревянное сооружение — скорее всего трон, к нему вели обитые шёлком ступени. На стене за троном красовались огромные расшитые золотом драконы на насыщенно-пурпурном фоне…

— Перестань оглядываться, — прошипела Акеми. — И запомни: что бы ни случилось, не спорь с ними. Иначе и тебе не выбраться отсюда живой.

Поставив сосуд с освящённой землёй, я постаралась скопировать её полную смиренного достоинства позу. Голова слегка наклонена, локти расслаблены, ладонь одной руки обхватывает пальцы другой…

— Не поднимай глаз, пока они не заговорят.

Послушно уставившись на ковровый узор, я скорее почувствовала, чем увидела, что мы уже не одни. Зал наполнился приглушёнными голосами и шелестом шёлковых одежд. Я собрала всю силу воли, чтобы не отрывать взгляд от ковра, по которому мелькали тени — словно сотни бесплотных фей слетелись с гор на общий праздник. Несколько мгновений — и всё вокруг замерло, в наступившей тишине прозвучал мужской голос. Говоривший размеренно произнёс несколько фраз на незнакомом языке. Акеми изящно поклонилась и тихо обратилась к присутствующим на том же языке. Её слова, судя по всему, нашли отклик: по залу пронёсся неуверенный шёпот.

Стараясь держать голову наклонённой, я всё же украдкой пыталась осмотреться. Собравшиеся расположились рядами вдоль стен, словно в амфитеатре — десятки неподвижных фигур с бесстрастными лицами фарфоровых кукол, блестящие чёрные волосы, обилие золотых украшений… В глазах рябило от пестроты их нарядов — белое кимоно Акеми и моё ципао странно выделялись на фоне этого многоцветия. Женщины стояли отдельно от мужчин. Их позы со сложенными на животе руками, затерявшимися в складках рукавов, и склонёнными головами сильно напоминали полную смирения позу Акеми. Я обратила внимание на одну из девушек, на вид не страше пятнадцати лет. Её глаза не были опущены долу, а лицо, в отличие от других, совершенно равнодушных, выражало живой интерес. На мгновение наши взаимно любопытные взгляды встретились, и пухлые губки девушки раздвинулись в едва заметной улыбке.

Как только Акеми замолчала, суровый мужской голос раздался снова, и мне показалось, что в нём зазвучала угроза. Потом к нему присоединился другой, за ним третий.

— О чём они?.. — прошептала я.

Словно окаменев, Акеми смотрела перед собой.

— Они не считают причину, по которой я нарушила клятву, достаточной и выносят мне приговор.

Я дёрнулась всем телом.

— Не смей, — приказала она. — Иначе всё погубишь.

Обладатель сурового голоса заговорил опять, и Акеми, поклонившись в сторону трона, повернулась ко мне:

— Они готовы тебя выслушать.

Тут же забыв обо всех предостережениях, я резко выпрямилась и уставилась на восседавших на троне. Король и королева, на головах — громозкие золотые уборы. Вокруг трона ещё около десятка бессмертных, одетых с подавляющей роскошью…

— Надеюсь, вы меня понимаете… Если нет… Акеми, можешь перевести?

— Мы понимаем.

Ни одна из фигур ни на троне, ни вокруг него не шелохнулась — я так и не поняла, кто мне ответил. И я начала. Стоявший возле трона бессмертный в тёмно-малиновой одежде и причудливом головном уборе, напоминавшем уши Микки Мауса, всё же переводил мои слова тем, кто английским, очевидно, не владел. В очередной раз я рассказала о знамениях приближающегося конца, останавливаясь на самых драматичных деталях, вроде ежемесячных жертвоприношений, способности демонов нас обездвижить и срочных поисков союзников. Но ни слова, ни выразительность, с какой я их произносила, не произвели на царственных корейцев никакого видимого впечатления. Король вообще сидел с закрытыми глазами и сильно смахивал на дремлющую сову. Но вот я замолчала, и его удлинённые веки поднялись.

— Какое значение это имеет для нас?

Он говорил по-английски с сильным акцентом, и я узнала суровый голос, приветствовавший нас, а потом грозивший Акеми неведомыми карами.

— Какое значение? Вы ведь тоже часть этих миров и погибнете, если погибнут они.

— Если бы миры погибали с такой лёгкостью, это бы уже произошло несчётное количество раз.

Фигуры вокруг трона закивали. Борясь с раздражением, я смотрела на скуластое лицо вана, иссиня чёрные волосы, длинными прядями струившиеся по расшитой золотом одежде…

— Вы совсем меня не слушали? Это происходило, разве что разрушение было не таким тотальным, как грозит оказаться сейчас.

— Слухи, — презрительно фыркнул он.

— Факты! — резко бросила я.

На покрытом белилами личике Акеми отразилась тревога, глаза предостерегающе сверкнули, но ван уже как будто забыл о моём существовании. Выпрямившись под массивным золотым убором, он обратился к присутствующим на языке, который я не понимала. Фигурка Акеми поникла.

— Что это значит? — шёпотом спросила я.

— Они не верят, что угроза настолько серьёзна, как мы пытаемся представить. Возможно, несколько бессмертных и стали жертвами токкэби[4], но это не доказательство, что опасность грозит всем. Я не имела права нарушать клятву из-за пустых пересудов. Меня ждёт смерть. Твою участь решит совет…

Словно в ответ на её слова, перед нами выросли две опоясанные мечами фигуры в лиловых одеждах. Одинаково рослые и широкоплечие, с расшитыми золотом повязками на головах и волосами, собранными на темени в пучок, они казались близнецами. Но, не успели стражники — наверняка это были воины из личной охраны короля, сделать движение в сторону Акеми, как я подхватила с пола сосуд с освящённой землёй. Одно движение — и защитное кольцо сомкнулось вокруг Акеми и меня. Стражники замерли у самой черты, на лицах тенью мелькнуло удивление.