— Не так сложно и не так просто, — мрачно проговорил Доминик. — За пределами своего измерения они теряют большую часть своей силы. Но разновидностей их — великое множество, и могу только представить, как они расплодились за прошедшие тысячелетия. Противостоять им — всё равно что пытаться остановить цунами.

— Но их хотя бы можно убить, — ободряюще вставила я.

— Не всех. Самые могущественные — бессмертнее нас, если можно так выразиться. Они не были рождены, а, значит, не могут и умереть. Их тела — единственное, что подвержено разрушению. Разрушив тело низшего демона, ты его уничтожишь. Сделав то же самое с одним из "высших", лишь выведешь его из строя на пару столетий — пока тело не восстановится.

— Уже что-то, — усмехнулась я.

— Наверняка и они задавались вопросом, как убить нас, — Винсент вопросительно глянул на Доминика. — Им это известно?

— Ты говоришь о тех, кто нас создал, приятель. Конечно, им это известно.

— Пока бьётся сердце, — продолжил свою мысль Винсент. — Но откуда им знать, когда каждый из нас утоляет жажду? Это невозможно даже для них, разве не так?

Доминик закатил глаза.

— Уверена, они найдут способ, — поспешила вмешаться я. — И, скорее всего, наша кровь должна пролиться ритуально — в определённое время и, не исключено, что в определённом месте. Они наверняка устроят всё так, что мы будем в этом месте, когда пробьёт час. Но не расчитывают на то, что мы будем ждать их. В конце концов, терять нам нечего. А им не мешало бы вспомнить древнюю мудрость: вступать в бой с обречёнными опасно.

Мои слова были вызывающими, но за ними скрывалась растерянность. Ещё совсем недавно единственным злом в моей жизни был Арент, а теперь против нас поднимались все силы ада… Я повторила про себя слова мудреца: "Судьба ещё не определена…". Ну, а если бы она была определена, разве бы это что-то изменило? Разве смирилась бы я с этим приговором? Конечно, нет. Я бы всё равно бросилась в огонь — даже зная, что он обратит меня в пепел. Так чего тогда бояться? Растерянность отступила, на её место пришла неуёмная жажда деятельности. Я осторожно покосилась на Доминика, с беспокойством следившего за выражением моего лица. Заглянув сейчас в мои мысли, он бы наверняка пришёл в ужас, и я поспешно отвернулась. Будет лучше, если до поры он ничего о них не узнает.

Однако мои первые действия были вполне безобидными: я отправилась в Льеж. Это была последняя ночь, когда я могла увидеться с профессором Вэнсом и его помощником до их возвращения в Бостон. Оба в компании отца Фредерика сидели в одном из ресторанчиков оживлённого квартала Карре в центре города — отец Фредерик оставил мне короткое сообщение в библиотеке. Мы уже не раз прибегали к подобному способу общения. Притаившись в тени на противоположной стороне улицы, я наблюдала через окно, как профессор допил кофе, отец Фредерик подозвал официанта, и все трое поднялись из-за стола. Я подождала, пока они углубятся в лабиринт узких улочек, прежде чем обнаружила своё присутствие. Лицо профессора при виде меня выразило удивление, Питер заметно оживился, в глазах отца Фредерика мелькнула тревога.

— Когда вы успели вернуться? — осведомился профессор.

— Мы не ожидали увидеть тебя до отъезда, — как бы пояснил вопрос профессора Питер. — Были уверены, что ты задержишься. По крайней мере, я бы остался там недели на две…

— Я торопилась, надеясь застать вас.

— Вы что-то узнали, дочь моя?

— Узнала. Но не хочу говорить об этом здесь.

Пока мы шли к соборной площади, Питер едва не вывел меня из терпения, с жаром выспрашивая о моих впечатлениях об Индии и никак не давая сосредоточиться.

— Как жаль, что мы улетаем завтра, — заключил он, когда мы уже стояли перед стенами собора. — Но, может, ты навестишь нас? Бостон, конечно, не Индия, но там тоже есть, на что посмотреть…

Отец Фредерик отпер боковую дверь. Пропустив профессора и Питера вперёд, я подождала, пока он закроет все запоры изнутри, и вполголоса спросила:

— Вы ведь доверяете им?

Недоумение, мелькнувшее на лице преподобного отца, сменилось озабоченностью.

— Вы хотите… — он запнулся. — Думаете, они готовы?

— У нас нет времени на подготовку. То, что я услышала, подтверждает наши худшие опасения. И, чтобы по-настоящему помочь, они должны знать правду. Всю правду.

Отец Фредерик глубоко вздохнул и как-то сразу поник.

— Полу я бы, не задумываясь, вверил собственную жизнь. А Питер ему как сын.

Профессор и Питер уже ждали в библиотеке. Я остановилась в нескольких шагах от них и объявила:

— Прежде чем рассказать о том, что узнала в Индии, я хочу, чтобы вы узнали кое-что обо мне. Мы много говорили о сверхъестественных существах и демонах, и вы вроде бы верили источникам, в которых о них упоминалось. Сейчас я хочу, чтобы вы поверили собственным глазам.

Мой голос ещё не смолк под сводами собора, когда я перенеслась в ресторан, где все трое ужинали только что, подхватила меню с первого попавшегося столика и снова возникла перед професором Вэнсом. Отшатнувшись от неожиданности, он уставился на название ресторана, выгравированное на кожанном переплёте меню, потом перевёл испуганный взгляд на меня. Я молнией метнулась к массивному деревянному столику, потом к полкам, потом в противоположный конец комнаты. Профессор и Питер окаменели, с побледневших губ не сорвалось ни звука. Отец Фредерик наблюдал за всем с подчёркнутым спокойствием. Я обратилась к Питеру:

— Мне не нужно оставаться в Индии больше двух недель, чтобы полюбоваться местными красотами. Я могу перенестись туда в любой момент, как только там наступит ночь. Возможно, вы уже обратили внимание на то, что я появляюсь только после заката. Это потому, что подобные мне не могут смотреть на солнце.

Я остановилась перед канцелярским шкафчиком со стеклянными дверцами. Профессор и Питер стояли недалеко от него и всё, что отражалось в стеклянной поверхности, могли видеть без труда. Сейчас в тёмном стекле отразилось моё мраморное лицо, ещё более бедное в обрамлении волос, и вспыхивающие золотистыми искрами глаза. Я скосила взгляд на отражения профессора, Питера и отца Фредерика. Преподобный отец оставался спокойным и сосредоточенным, рот профессора беззвучно приоткрылся, из груди Питера вырвался судорожный вздох — они видели только отражения собственных лиц.

— Вы не видите моего отражения, потому что мой истинный облик не доступен восприятию большинства людей. Я кажусь вам человеком — тем, чем на самом деле не являюсь. Но не стоит пугаться — я не причиняю людям вреда. Хотя другие подобные мне существуют за счёт крови живых…

— Ты — вампир?.. — с ужасом выпалил Питер.

Я не удержалась от улыбки. Под сводчатым потолком воцарилась тишина, нарушаемая только дыханием и сердцебиением трёх человек. Одно сердце билось ровно, два других неслись вскачь.

— Иисус… — послышался срывающйся голос Питера. — А я собирался пригласить тебя завтра утром на кофе…

Я молчала, давая им время прийти в себя. Профессор Вэнс прерывисто вздохнул и, словно только вспомнив о присутствии отца Фредерика, обернулся к нему.

— Ты знал?..

— Да. Энтони тоже.

Профессор ошеломлённо посмотрел на меня.

— Сколько же вам лет?

— Боюсь, в этом я вас разочарую. Я перестала быть человеком чуть больше года назад. Мне было двадцать с небольшим.

— Совсем ребёнок… Но как это возможно?.. — с меня растерянный взгляд профессора вернулся к отцу Фредерику. — Разве это возможно?..

— Почему же нет, Пол. Только что ты верил в реальность апокалипсиса, в полубреду предречённого умирающим стариком, а теперь не можешь поверить в реальность того, к чему можешь прикоснуться. Энтони знал эту девушку человеком и может видеть её истинное лицо теперь, когда она стала существом потустороннего мира. Именно из глубин этого мира она принесла весть об угрозе, нависшей над всеми нами. Я не хочу требовать от тебя слишком многого, мой друг, но прошу: открой душу тому, что отвергает твой разум. Выслушай.