Вера округлила глаза, Дженджи рассмеялся:

— Да. Страх, боль, насилие — его методы. Отменно работает. Он не рассказывал про ритуал "вопрос жизни и смерти"? Нет? Это, грубо говоря, шантаж самоубийством. Или, реже, членовредительством, но самоубийством эффективнее, его чаще используют. Если родители не отпускают на войну, или во флот, или на художника учиться, мальчик берет ножи и говорит, что либо они разрешают, либо сын им не нужен, и если они говорят окончательное "нет", он получает у них разрешение на уход из жизни, и вскрывается, глядя им в глаза. Ну, это если вопрос прямо серьезный, так не всегда, художники руку отрезают, философы, которых не отпустили искать истину, отрезают ногу, в зависимости от вопроса. По статистике, процентов семьдесят таких "вопросов" за последний век разрешались положительно, это мне Шен сказал, я не проверял. Учитывая, что я второй сын — я не особо ценен, но учитывая, что я как раз недавно стал чемпионом континента по фехтованию — это добавляло мне баллов в глазах отца. Учился я плохо, это отнимало баллы. Но я удачно женился — это добавляло. И у меня хорошие отношения с матерью, она мало что решает, но может повлиять на отца. Пятьдесят на пятьдесят у меня, короче, выходило, но Шен был уверен в успехе. А может, ему просто было меня не особо жалко, я старался об этом не думать, — он рассмеялся, задумчиво помолчал, и продолжил:

— В общем, я пригласил всю семью в главный зал, обложился ножами, и говорю — хочу, чтобы жене не бинтовали ноги, либо вы меня поддерживаете, либо я буду сам без ног, выбирайте. Мне сказали — ну что ты, мальчик, бред несешь, ничего ты себе не сделаешь. А я ногу на подставочку положил и ножом рубанул. Там не сразу пузо вскрывают, ритуал нужно видоизменять, в зависимости от цели. Есть первый этап, где повреждения не смертельные, чтобы проверить готовность пациента идти до конца. И я, короче, рубанул, тесаком таким, вот таким. Глаза закрыл, сижу жду. Кровища рекой, отец в шоке, мать вопит, на колени перед ним упала — говорит, сделай как он хочет. А я глаза открываю — у меня нож сломался, прямо по лезвию откололся, рана глубокая, но кость целая. Кто-то из стариков сказал — это знак, боги благоволят, надо делать. И мне родители разрешили просить родителей Бэй Ви не бинтовать ее. Я купил подарков, поехал к ее родителям, там тоже на коленях поползал, они согласились. И вовремя, как оказалось, потому что бинтовать ее уже начали, но кости пока не сломали, с нее просто сняли бинты и подлечили, и она стала ходить как раньше. Вот так, — он улыбнулся, посмотрел на свой пустой бокал, на Веру, пожал плечами, — я благодарен Шену каждый раз, когда смотрю на ноги своей жены.

— Круто, — кивнула Вера, помолчала и понизила голос: — Так в чем был подвох?

— В смысле?

— Ну, чтобы нож треснул. Он с ножом подшаманил или там был щит на ноге?

Дженджи замер, нахмурился, ахнул и медленно схватился за голову, беззвучно шепча:

— Сволочь… Гребаный щит! Он мне дал камешек на веревке, сказал, на удачу. Тварь лохматая, какая же тварь…

Вера кусала губы, пытаясь не смеяться, шепнула с виноватым видом:

— Вы серьезно думали, что он вас пошлет себе ногу отрезать? Без страховки, без плана, надеясь только на то, что вас родители пожалеют?

Дженджи согнулся узлом, вцепившись себе в волосы, и тихо стонал ругательства, Вера шмыгнула носом и шепнула:

— Не надо было его пинать, надо было найти щелку рядом. Всем от этого было бы лучше.

— Язва, — с дрожащей от злости улыбкой шепнул Дженджи, поднимая на Веру глаза, — вы друг друга стоите, вот стоите. Ух, сколько бы я отдал, чтобы посмотреть, как вы жалите друг друга!

Открылась дверь, вошел министр Шен, с язвительным сочувствием улыбнулся другу:

— Ну что, как вы тут? Уже вывалил ей историю своей жизни?

Дженджи схватился за голову и отвернулся, шипя проклятия, министр Шен рассмеялся, положил ему ладонь на плечо, наигранно вздохнул:

— Я же тебе говорил, она на всех так действует, просил подготовить запасные истории. А ты рассказал именно то, что нельзя, да?

— Ты тварь чешуйчатая, — поднял на него глаза Дженджи, сбрасывая его руку с плеча, — ты мне магический щит сунул, под видом амулета "на удачу", сволочь!

Министр так резко и так широко улыбнулся, что уточнений не требовалось — он знал, о чем речь. Дженджи опять схватился за голову, министр тихо рассмеялся, потрепал его по плечу:

— Да ладно тебе, весело же было.

— Иди в… — он посмотрел на Веру, помолчал и выдохнул, министр добавил:

— И все получилось. А если бы я тебе сказал про щит, то тебе бы не поверили, или ты сам отказался бы, ну подумай сам. Долго до тебя, конечно, доходило, но — что поделать, не всем дано. Кто-то умный, кто-то дерется хорошо. А кто-то и умный, и дерется хорошо, и рисует как боженька, и вообще со всех сторон красавчик. Пойдемте, госпожа Вероника, не будем мешать булькать этому маленькому унылому болотцу осознания собственного несовершенства.

Вера встала, вежливо помахала ручкой Дженджи, опустила голову и вышла за двери, министр присоединился к ней через секунду, такой сияющий, как будто выиграл миллион, светским жестом предложил локоть, задрал нос под потолок, и повел Веру куда-то по бесконечным коридорам.

Она осмотрелась, пытаясь сориентироваться, но призналась себе, что это бесполезно, и спросила:

— Куда мы идем?

Он посмотрел на нее как-то так, что она поняла, что он не хочет отвечать, но он быстро взял себя в руки и изобразил легкомысленную улыбочку:

— Тут недалеко. Вам надо переодеться, а то действительно, все по два платья за бал надевают, а у вас…

Вера скорчила рожицу, откровенно говорящую "не верю ни единому слову, прекращайте вешать лапшу мне на уши, у вас плохо получается". Он перестал улыбаться и сказал:

— Лайнис облили кислотой. Она не пострадала, на ней щиты, но платье испорчено, вам тоже придется переодеться, чтобы она и дальше могла вас подменять. Сейчас быстренько выберем из того, что под рукой.

— Кто ее облил?

— Служанка. С ней уже работают, предварительно — ей отдала приказ та старая леди в сером, которая пыталась учить вас этикету.

Вера молча шла в том же темпе, министр помолчал и спросил:

— Парикмахершу туда же, или вы хотите работать с ней сами?

Вера усмехнулась и подняла глаза на министра:

— Я не следователь, я понятия не имею, как там надо "работать". Делайте с ней что хотите.

— Тогда почему вы ее не отпустили? Я думал, вам доставит удовольствие понаблюдать ее допрос.

Вера мрачно рассмеялась, качнула головой:

— У вас странные представления об удовольствиях. Нет, я не хочу ее больше видеть, а не отпустила потому, что любое преступление должно быть наказано, а если преступник считает, что не сделал ничего плохого, то он должен быть наказан вдвойне.

Он поморщился и укоризненно шепнул:

— Она же женщина.

— И что?

— Ей приказали — она сделала.

— Если мне кто-то прикажет кому-то обжечь лицо, я этого кого-то пошлю нафиг, а потом в милицию позвоню.

Он рассмеялся и не ответил. Вера молчала, думая о Лайнис.

— А кто такая баронесса… как ее, не помню, которая парикмахершу послала?

— Придворная дама, ее семья живет во дворце, ее дочь входит в свиту королевы. — Он замолчал так, как будто мог бы сказать еще много всякого, но пока не решил, стоит ли. Вера подтолкнула:

— И что я ей сделала? Мы с ней встречались?

— Нет, вы не встречались, вы ни с кем не встречались, на рынок вы ходили как моя личная иностранная гостья, никто не знал ни вашего имени, ни лица, ни что вы Призванная. Но о вас много рассказывал всем подряд его болтливое величество Георг 16й, и некоторые люди с богатой фантазией решили, что он влюбился. Вся страна следит за его личной жизнью, тем более, что с королевой у него не ладится, а в таких случаях, обычно, всякие шибко крученые матушки изо всех сил стремятся заполучить короля к себе в гости с ночевкой, чтобы подложить под него свою невинную дочь, которую он потом будет обязан как минимум всю жизнь обеспечивать, как максимум — признать ее детей, дать им титул и передать корону. Так уже было, причем недавно, Георг 12й передал правление Георгу 14му, которого усыновил, поставив его в списке наследования выше всех принцев крови с идеальным происхождением, был страшный скандал, но он был характером очень крут, и заткнул всю страну, мой отец опирался на этот случай, когда планировал передачу короны мне. Он уже все документы составил, и заручился поддержкой множества влиятельных семей… Самую малость не успел.