— Дом, милый дом, — усмехается охранник. Его пальцы задерживаются на моём плече немного дольше, чем это необходимо, прежде чем он заходит мне за спину, чтобы снять наручники.

Как только у меня освобождаются руки, я чувствую прикосновение к талии. Бриллиантовый пояс Рейни падает на пол. Я оборачиваюсь, напрягаясь всем телом.

— Расслабься, — говорит охранник и наклоняется к полу. — Это, — он поднимает пояс, — считается оружием. Мы же не можем допустить, чтобы ты задушила им одного из наших ребят.

Потирая ноющие запястья, я отхожу на несколько шагов, чтобы увеличить дистанцию между нами.

— Но если вдруг тебе станет одиноко… — предлагает он с улыбкой покровителя. Я пронзаю его взглядом.

— Не станет.

Он откидывает голову назад и смеётся, а потом возвращается к двери, раскачивая поясом.

— Ну, если ты всё-таки передумаешь…

— Да пошёл ты, — шиплю я.

Он усмехается и хлопает за собой железной дверью.

Как только он уходит, я устало сажусь на койку, роняя голову на руки. Всё это время я думала, что за всей этой системой с проведением экспериментов на несовершеннолетних преступниках стоял мистер Райдер-старший. Я думала, что он был тем злом, которого не волнует ничего, кроме денег. Это всё ещё может быть правдой, но теперь у меня появился новый объект для ненависти. Тот, кого можно и нужно винить во всём.

Стил Райдер.

Вот так вот. На этот раз мне не сбежать. Из всех решений, принятых мной за последний год, это бьёт все рекорды по тупости. Чем я думала, когда обратилась за помощью к Стилу? С чего я вообще взяла, что он захочет помочь мне и моим друзьям-бунтовщикам?

Потому что Зейн сказал мне так сделать. Я поверила ему, и вот к чему это привело.

Как так вышло, что Зейн вырос таким хорошим в такой плохой семье?

Мысли о нём вызывают ноющую боль в груди, словно осколки стекла вонзаются в моё сердце. Он оставил меня в Рубексе совсем одну. Когда он был нужен больше всего.

Мне хочется верить, что у него есть хорошая причина, но правда в том, что он помолвлен с Ариан, а не со мной. А значит, он вполне мог захотеть помириться с ней.

А ты ожидала чего-то другого, Сиенна?

Нет. Ожидала я именно этого. Но надеялась на нечто большее.

Новости об аресте Сиенны транслируют по всем каналам и на каждом устройстве.

«Семнадцатилетняя Сиенна Престон, обвиняемая в убийстве полковника Джорджа Рэдклиффа, была арестована прошлой ночью в штаб-квартире «Мэтч 360» в Рубексе. Предполагается также причастность мисс Престон к смерти восемнадцатилетней Рейни Уильямс, которую ранее тем же вечером нашли мёртвой в своей квартире. Власти заявляют, что во время задержания мисс Престон находилась в компании двух членов экстремистской группировки «Грань» и ещё одного молодого человека, которого они похитили. Три члена «Грани» в настоящий момент находятся в высокозащищённой тюрьме в ожидании судебного приговора. При признании судом их виновности, мисс Престон и её сообщники будут казнены».

Я выключаю экран и падаю на диван, слишком ошеломлённый, чтобы думать ясно. Сиенна у них… из-за меня… это я ей сказал пойти в штаб-квартиру… будь я с ней…

Будут казнены.

Нет. Ни за что. Я не позволю Сиенне умереть из-за преступлений, которых она не совершала. Должен быть кто-то, с кем я могу переговорить, кто-то, кого я смогу уговорить. Может, даже подкупить.

Проглотив гордость, я иду в кабинет отца и без стука распахиваю дверь.

— Зейн, — похоже, он удивлён моему появлению.

— Ты же уже слышал, да? Новости про Сиенну.

Отец снимает очки для чтения и кладёт их на стол.

— Разумеется. Судя по всему, она считала, что её не поймают. Не повезло.

Мои кулаки сжимаются.

— Она этого не делала. Может, она и ненавидела Рэдклиффа, но она не убивала его. А Рейни? Нет, она бы никогда так не поступила.

— У тебя есть доказательства?

— Я верю ей на слово. Этого достаточно.

Отец переплетает пальцы рук и опускает их на стол.

— И чего же ты хочешь?

— Чтобы ты добился её освобождения. Ты лично знаком с президентом. Уверен, ты также вёл дела с мадам Нейман. Твои связи намного обширнее моих, — я делаю глубокий вдох. — И ты мне многое задолжал.

Он молчит несколько секунд, глядя на свои руки.

— Эта девушка не для тебя, Зейн. Я знаю, тебе кажется, что она дорога тебе, но она не твоя пара…

— Мои чувства здесь не при чём. Речь идёт о том, что она невиновна, но если ей вынесут приговор, она умрёт.

Вперив в меня взгляд, он говорит:

— То есть ты всё ещё целиком и полностью верен Ариан? Готов жениться и создать семью в ближайшие несколько недель?

Каждая мышца в моём теле напрягается. Могу ли я дать подобное обещание? Могу ли заставить себя жить так, как мне не хочется? Да, если это поможет спасти Сиенну. Скрепя сердце, я отвечаю:

— Абсолютно. Ничего не изменилось.

Отец делает глубокий вдох.

— Хорошо, тогда я сделаю всё, что в моих силах, — он вновь надевает очки, переключая внимание на экран, что означает конец разговора.

Я выхожу из его кабинета, надеясь, что его сил окажется достаточно.

Часы превращаются в дни, затем в недели, а может и месяцы. Кажется, я потерялась во времени, знаю только, что оно идёт.

Воздух в камере тёплых, затхлый, а ещё здесь воняет фекалиями. Я сдерживалась несколько дней, отказываясь пользоваться металлическим ведром в углу, но больше терпеть не могла. Боль в боку стала невыносимой. Нависая над ведром, как дворняга, я облегчилась, но с тех пор эта вонь служит постоянным напоминанием о моей слабости.

Дважды в день через маленькое окошко внизу двери мне проталкивают крошечные порции на простой металлической тарелке. Два куска вяленого мяса, ломоть хлеба и стакан воды. Достаточно, чтобы не умереть с голоду, но чрезвычайно мало, чтобы набраться сил для побега.

Ночи здесь до дрожи холодные, а дни такие жаркие, что я вечно потею. Нет спасения ни от первого, ни от второго, так что я просто сдаюсь. Это моя жизнь. И моё наказание.

Час за часом, день за днём, я просто сижу и жду. Не знаю, чего именно. Что сюда придёт кто-то, кто может спасти меня? Или кто-кто, кто вынесет ведро? Или хоть кто-нибудь живой, кроме меня?

Когда я говорю вслух, чаще всего сама с собой, собственный голос кажется незнакомым. Возможно, это связано с эхом от бетонных стен. Или просто разговор слишком пуст без остроумных шуток Кудряша и ласковых слов Трины в ответ. Тогда я пробую напевать колыбельную, которую часто слышала в детстве. Стараюсь не погружаться в мысли о маме или Эмили, потому что каждый раз я начинаю рыдать и теряю остатки сил.

Я уже привыкла к непрекращающейся боли в спине и сухости во рту. Жёсткий матрас набит колючей травой, впивающейся в меня каждый раз, когда я пытаюсь лечь, поэтому учусь спать сидя.

Днём я постоянно прокручиваю в голове все свои ошибки в жизни, из-за которых пострадали другие люди. Снова и снова я мечтаю вернуться в прошлое, стереть всё, что было и что скоро случится.

Когда дверь в мою камеру, наконец, открывается, и внутрь заходят два охранника, расходясь по обе стороны, я едва ли поднимаю голову.

Раздаётся цоканье каблуков по бетонному полу, и в камеру входит мадам Нейман. И снова она в синем деловом костюме с гербом Пасифики на левом плече.

— Подсудимая, встаньте, — приказывает она холодным и властным голосом.

Я просто смотрю на неё, слишком слабая, чтобы стоять. Она щёлкает пальцами, и охранники подходят ко мне, а затем дёргают, поднимая на ноги.

— Заключённая один-четыре-ноль-два, также известная как Сиенна Престон, — её официальный тон наполняет всё это маленькое помещение, — признана виновной в смерти полковника Джорджа Рэдклиффа и Рейни Уильямс. Казнь состоится послезавтра, — она ни разу не смотрит на меня, но я чувствую удовлетворение в её словах.