«Посторонний в доме. Пожалуйста, сохраняйте спокойствие. Полиция уже в пути».

Я слышу вой сирены, машины уже близко.

Покинув дом, я бегу со всех ног. Добежав до спрятанного велосипеда, я бросаю пистолет в прикреплённую корзину и уезжаю из района, крутя педали на максимальной скорости. Никогда я ещё так сильно не хотела, чтобы «Харли» была со мной. Этот велосипед слишком медленный и неудобный — совсем не то, что нужно, когда надо убираться поскорее.

Раз за разом в моей голове мелькают мои руки в крови Рэдклиффа и звук выстрела через окно. Кто-то следил за ним. Кто-то знал, что я приду и начну его допрашивать. Кто-то не хотел, чтобы Рэдклифф сболтнул лишнее.

Гудок разрезает воздух вдалеке. Рёв автомобилей силовиков напоминает взбесившийся улей. Я кручу педали быстрее, дыхание становится прерывистым. Я петляю по узким переулкам и задним дворам.

Я покидаю район с домом Рэдклиффа. Небо над головой чёрное, как крылья ворона. Вдалеке мигают огромные экраны на небоскрёбах. Когда я подъезжаю ближе, мой взгляд скользит по ним. Сразу после картинки с полураздетой девушкой — рекламы нижнего белья — появляется моя фотка из АГИО. И рядом написано:

Сиенна Престон, женщина, 17 лет

Рост 157 см

Вес 52 кг

Разыскивается по обвинению в убийстве полковника Джорджа Рэдклиффа. Награда — миллион пас. за любую информацию о местонахождении.

Тяжело сглотнув, я отрываю взгляд от экрана и наклоняю голову вниз, крутя педали быстрее. Мимо пролетают такси, паря в нескольких сантиметрах над землёй. Я продолжаю ехать, потому что если рискну остановиться, кто-нибудь может меня узнать. К счастью, на фотке мои волосы ещё длинные, и вообще я там выгляжу моложе, невиннее даже. Это фото было сделано ещё до того, как моя жизнь покатилась в ад. Прежде чем всё перевернулось верх дном. В те времена, когда меня волновали только оценки на экзаменах. И когда я переживала, что никогда не буду выглядеть так хорошо, как мои генно-модифицированные одноклассницы. Как сильно всё изменилось…

Несколько минут спустя я бросаю ещё один взгляд на экран, освещающий ночное небо. На нём тоже горит моя фотография с теми же словами. Он прокручивает объявление снова и снова — фотка, данные, награда, фотка, данные, награда.

Они решили повесить убийство на меня. Выставить виновной в преступлении.

Воздух пахнет солёной морской водой, берег близко. Я глубоко вдыхаю, наполняя лёгкие этим ароматом. Для меня океан — символ свободы. Он бескрайний, безграничный, необъятный. С ним я чувствую себя крошечной песчинкой в чересчур огромном мире. Как будто я могу затеряться, спрятаться так, чтобы никто никогда не нашёл.

Не поднимая головы и надеясь, что никто не заметит кровь на моих руках и одежде, я петляю поворот за поворотом по городу и постоянно оглядываюсь, нет ли погони. Мне приходится объезжать любителей поздних пробежек и людей, задержавшихся на работе. Как только я подъезжаю к пляжу, откидываю велосипед прочь и захожу в воду. Эта часть берега безлюдна, хотя вдалеке слышится чей-то смех и звуки пролетающих мимо такси. А я думаю только о том, как бы смыть с себя кровь. Может, если содрать всю кожу, у меня получится вырвать это из мыслей.

Я срываю футболку и тру руки так интенсивно, что кожа начинает гореть, но из головы всё никак не выходит лицо девочки, просящей папу отнести её в кроватку. Слёзы жгут глаза, стекают по щекам, собираются на подбородке, пока я думаю о том, что малышка больше никогда не увидит своего отца, не сможет забыть, как он истекал кровью. Его смерть ещё долго будет преследовать её в кошмарах. Она никогда не обретёт покой, пока убийца её отца на свободе. И она думает, что это я. Это, наверное, самое печальное последствие. Я не хочу быть ответственной за то, что девочка лишилась отца.

И всё же это моя вина.

Если бы я не разыскала его, если бы не проникла в дом, чтобы допросить, он был бы жив.

Так что нет, не я нажала спусковой крючок, но именно я убила его.

Меня не удивляет, что лодки уже нет там, где я бросила её утром. Смотрители пляжа, должно быть, забрали её обратно в гавань, где, собственно, Зейн её и арендовал. Ну и ладно, причал находится в шаговой доступности.

Я достаю из рюкзака майку и натягиваю её на себя, выкидывая окровавленную футболку в сжигатель мусора. По набережной я дохожу до гавани. Подходя к деревянному понтону, пытаюсь сделать вид, что каждый день здесь бываю, уверенно шагая по узким доскам мимо всевозможных судов: яхт, парусников, лодок. Я прохожу их все, пока не замечаю ту самую, что оставила на пляже, — бело-бордовую гладкую моторную лодку под названием «Леди Туман», выгравированным изящными золотыми буквами на задней её части.

Прежде чем забраться на борт, я оглядываюсь по сторонам. Время уже позднее, на причале никого нет. Оказавшись в лодке, я пытаюсь ориентироваться на ощупь. Ключа, который я оставляла в замке зажигания, больше там нет. Но быстрый обыск кабины позволяет найти их в бардачке. Маленький металлический ключик с буйком-брелоком. Я хватаю его и вставляю в замок зажигания, надеясь, что лодка заведётся сразу.

Когда я поворачиваю ключ, двигатель мурлычет, как довольный кот. Я торопливо отвязываю верёвку, не позволяющую лодке отчалить от дока, и вновь уплываю в океан.

Луна скрывается за облаками, поэтому сегодня даже темнее, чем вчера. У меня, конечно, мало опыта в управлении лодкой ночью, и потому мой пульс нервно дёргается, пока я маневрирую в океане. Я не вижу волн, но прекрасно их чувствую. Они разбиваются о нос лодки, задавая свой собственный ритм. Я толкаю рычаг вперёд, и в какой-то момент лодка поднимается так высоко, что мне кажется, она перевернётся. Но затем она выравнивается и продолжает путь, качаясь на волнах. Поскольку в темноте видно плохо, я еду на небольшой скорости, высматривая ВИГ.

И затем я замечаю его — здание в форме магнита, как большая подкова, висящая в воздухе. Когда я оказываюсь в ста метрах от него — ближе не рискую из-за подводных шипов, — я сбрасываю якорь и набираю номер Чеза. На экране возникает его встревоженное лицо.

— Сиенна, где ты была? Ты должна была позвонить ещё час назад.

— Прости… — начинаю я, но он перебивает:

— Тебя крутят по всем новостям, — выпаливает он. — Что ты убила Рэдклиффа…

— Меня подставили. Снайпер убил его прямо у меня на глазах.

— Они нашли твои отпечатки по всей комнате…

— Логично. У меня не было времени замести следы.

Чез хмурится.

— Почему ты не надела перчатки?

— У меня вообще мало что есть при себе, — резко отвечаю я. — Сейчас и вовсе скрываюсь посреди океана на лодке.

Голос Чеза внезапно становится тихим.

— По новостям говорят, что там была девочка. Его дочка. Ты… ты видела её?

Папочка, а ты отнесёшь меня в кроватку?

Ком застревает в горле, я киваю.

— Она видела, Чез. Она всё видела.

Чез закрывает глаза. Он выглядит так, будто его сейчас вырвет.

— Господи, Сиенна.

— Клянусь, Чез, если бы я знала, что у него есть дочь, я бы никогда к нему не пошла, — из меня вырывается всхлип, и я не могу сдержать рыданий. Горячие, огромные, противные слёзы текут по лицу и попадают в рот. Перед глазами всё расплывается. Всякий раз при мысли об этой девочке я вспоминаю себя, когда нашла папу мёртвым на кухонном полу, и знаю, что это зрелище ещё долго будет стоять у неё перед глазами, не давать спать по ночам, терзать при свете дня. Я бы всё отдала, чтобы этого не было.

Но я не могу. И это чувство безнадёжности разрушает меня изнутри, оставляя дыру, где нет ничего, кроме самых глубоких, самых жутких страданий из всех существующих. Эту дыру не заполнить ничем другим, в ней есть место только для постоянно растущей боли, не знающей выхода.

Чез что-то говорит мне, но линк валяется экраном вниз на дне лодки. Я поднимаю его и слышу голос друга: