Он произносит чуть ли не по слогам, будто я ребёнок, который учит незнакомые слова.

Он не шутит. В его глазах ни капли веселья. Только уверенность в своих словах. Как будто он, наконец, вспомнил и хочет убедить нас, что он в здравом уме. Не знаю, что они с ним сделали, но это как нож в сердце. Даже больнее.

Качая головой, я кладу руку поверх его ладони.

— У тебя нет невесты. И ты не живёшь в Рубексе.

Доктор Хэммонд посылает мне предупреждающий взгляд, но я решаю не обращать на него внимания.

— Трей, неужели ты не помнишь? Ты и есть член «Грани». Её лидер.

Трей смеётся тем глубоким, хриплым смехом, который мне так хорошо знаком. И по которому я так скучала. Его рука выскальзывает из-под моей, и я чувствую горечь понимания, что меня отвергли.

— Я знаю, ты хочешь, чтобы я был кем-то другим. Кем-то, кого ты потеряла. Но правда в том, что у меня есть своя жизнь. В другом месте, — он свешивает ноги с кровати. — И я бы хотел вернуться к ней.

Прикусываю губу, чтобы сдержать вопль, рвущийся наружу от злости и бессилия. Я не могу больше здесь оставаться. Я не могу вынести эту жалость во взгляде, направленном на меня. От него у меня разрывается сердце.

Торопливо поднимаясь, я обращаюсь к доктору:

— Можно вас на минутку? — бросаю взгляд на Трея. — Поговорить наедине.

Доктор Хэммонд кивает и выходит со мной из комнаты. Как только дверь за нами закрывается, я набрасываюсь на него с вопросами:

— Что с ним такое? Почему он думает, что живёт в столице?

Доктор медленно вздыхает.

— Наиболее вероятным мне кажется применение препарата, меняющего память.

— Это навсегда?

— Без дополнительных тестов и рентгена мозга я не могу сказать ничего определённого.

— Тестов? Новых?

— Ну, как бы да. До этого мы искали повреждения мозга, а теперь… — он замолкает и облизывает губы. В его глазах горит исследовательский интерес. — Пока что это совершенно неизученная область.

Я пытаюсь сосредоточиться на дыхании. А не на огоньке в глазах доктора. Я понимаю, что он взволнован перспективой работы с новым случаем в медицине. Он хочет углубиться в изучение научного вопроса искажения памяти Трея. Но то, что вызывает у него восторг, в то же время разбивает мне сердце.

Потому что человек, которого я люблю, находится буквально в двух шагах, но не помнит меня. Разве в мире есть боль сильнее этой?

Моя личная тренажёрка — это более потная, более затхлая версия человека, который ей пользуется. Вдоль зеркальных стен рядами выложены гантели и гири, центральная часть заполнена тренажёрами и оборудованием. Я повысил температуру в помещении, потому что мне так больше нравится. Я стою, весь вспотевший, перед зеркалом, поднимая гантель над головой. Мои мышцы напрягаются, каждый дюйм моего тела напряжён от прилагаемых усилий. Именно в этот момент в зал влетает Сиенна. И первая её реакция — она морщит нос.

Гантель с грохотом падает на пол, подпрыгивая на чёрной резиновой поверхности. Выпрямляясь, я замечаю, как распахиваются её глаза при виде моего торса. Здесь слишком жарко, чтобы носить майку, ну я и не ношу.

Стерев пот с лица полотенцем, я надеваю футболку.

— Как там дела у… — я прерываюсь, заметив слёзы на её глазах. Её поразительных зелёных глазах. — Что случилось?

Тихий всхлип вырывается из её горла, пронзая меня в самое сердце. Я отбрасываю полотенце и подбегаю к ней, заключая в объятия. Её лицо прижимается к моей груди, её волосы щекочут мне подбородок. Её узкие плечи дрожат, пока я провожу по её волосам, нашёптывая слова утешения, которые она вряд ли слышит. Отстранившись, она вытирает щёки ладонями и шмыгает носом.

— Всё хуже, чем мы думали, — говорит она, её глаза блестят после слёз. — Это не последствия травмы. Они что-то с ним сделали. Изменили его воспоминания или ещё что. Он думает, что живёт в столице и что у него есть невеста. Невеста! Ты можешь в это поверить? — она кажется совершенно раздавленной, и мне требуется вся моя выдержка, чтобы не прижать её к себе вновь.

— Думаешь, они промыли ему мозги, как твоей маме?

— Не знаю. Это явно не то же самое, потому что он не был подключен к этой вращающейся машине… — она запинается и поджимает губы, будто что-то вспомнила.

— Что такое?

— Ну… — она колеблется. — Когда мы вытащили Трея из правительственного здания, там было оборудование, которое я никогда раньше не видела.

— Думаешь, это как-то связано с изменением памяти?

Её тоненькие плечи поднимаются и опускаются, когда она пожимает ими.

— Не знаю. Может быть?

— Но зачем? С чего бы Рэдклиффу или кому бы то ни было менять воспоминания Трея? Разве им было мало того, что они поймали его?

— А разве правительству бывает когда-нибудь достаточно? — произносит она с печальными глазами.

Не успеваю я ответить, как дверь в зал с шумом распахивается второй раз, и вбегает Эмили с запыхавшейся матерью следом.

— Вот вы где, — взвизгивает Эмили, когда замечает нас с Сиенной.

Сиенна и её мама уже полностью восстановились, но я знаю, что Сиенна не хочет оставлять Трея, а Вивиан не хочет оставлять Сиенну, и поэтому предложил им оставаться здесь столько, сколько пожелают. Мне больно видеть, как Сиенна постоянно кружит над Треем, но я желаю только лучшего для неё.

К счастью, отец старается держаться в стороне — по большей части. А по меньшей — упрямо отрицает какую-либо связь с Треем. Как мог мой отец не знать, что у меня есть ещё один брат? Как он мог не знать, что мама вынашивала двух детей? Отец известен как гениальный генетик, и в то же время он умудрился как-то это проморгать? Это не кажется вероятным или даже возможным. И я задаюсь вопросом, что же он пытается скрыть.

А Трей? Хоть мы и близнецы, но всё же абсолютно разные. Он преступник из пустыни, а я наследник огромной империи. Может, в нас и течёт одна кровь, но мы никогда не будем братьями. По крайней мере, не в настоящем смысле слова.

— Пойдём плавать с нами? — просит Эмили. — Пожааалуйста, Си-Си? Пожааалуйста?

Я не могу не улыбнуться её таланту убеждения. Она сила, с которой следует считаться. Прямо как старшая сестра.

— Говорю же, — шепчу Сиенне, — она не успокоится.

— Прости, Эми, — отвечает Сиенна. — Сейчас не время. Может, потом как-нибудь?

Голубые глаза Эмили обращаются ко мне.

— Зейн? А ты?

Прежде чем я успеваю ответить «да, я с радостью пойду с тобой в бассейн, как только мы договорим с твоей сестрой», Сиенна вздыхает и отвечает за меня:

— Потом, Эмили. Зейн тоже занят.

Эмили сводит маленькие бровки, но пока она не бросилась в слёзы, я присаживаюсь на корточки и беру её крохотные лапки в свои ладони:

— Я отведу тебя в бассейн через минутку. Хорошо?

Её лоб моментально разглаживается, а рот растягивается в робкой улыбке.

Вивиан кладёт руки на плечи Эмили.

— Всё нормально? — спрашивает она старшую дочку.

Я выпрямляюсь и отхожу в сторону, слушая, как Сиенна сообщает своей маме последние новости о состоянии Трея. Не знаю точно, как много она рассказала матери, но мне известно, что Вивиан несколько раз навещала Трея.

Когда Сиенна заканчивает говорить и делает глубокий вдох, чтобы унять дрожь в голосе, её мама отвечает, всем видом выражая сочувствие:

— Мне так жаль, милая, — Вивиан открывает рот, будто хочет добавить что-то ещё, но Эмили тянет её за руку.

— Мамочка, пойдём, я хочу плавать.

Вивиан посылает нам извиняющуюся улыбку.

— Зейн, тебе не кажется, что Сиенне не помешало бы немного отвлечься? М? — она переводит взгляд на меня, намекая на скрытый подтекст.

Больше всего на свете я хотел бы, чтобы Сиенна забыла про Трея. Забыла, что когда-либо любила его — моего потерянного в детстве брата-преступника. Я прилагаю усилия, чтобы не стиснуть зубы.

— Конечно. Посмотрим, что можно придумать.