— Ну как я могу это выяснить? Разве есть какие-то тесты для определения истинности? Тем более если подозреваемая уже умерла.

Я смотрела на неё во все глаза. Эта изящная, красивая и уверенная в себе девушка сейчас казалась мне мудрее всех мудрецов мира, вместе взятых.

— Нет, тестов нет. Просто… Ты ведь проводишь с ними какие-то занятия, правда? Я понимаю, что они сейчас перешли в горизонтальную плоскость. Но насколько я знаю, ты должна проговаривать их горе, обсуждать, вытаскивать на поверхность все старые раны, чтобы они отпустили их. Так вот, расспроси и будь внимательнее к деталям. Я даже не знаю, что может стать зацепкой. Может быть, какие-то препараты, какие-нибудь феромоны. Честно, не знаю. Но я думаю, ты обязательно почувствуешь что-то подозрительное. Спрашивай о том, как они проводили время вместе с самого утра и до вечера. О сексе тоже спрашивай. Первое время они будут дуться, потом станут предлагать тебе попробовать всё то, что они проделывали. Всё равно соглашайся. В процессе растают. А ты можешь узнать что-то интересненькое.

Под конец этой речи я не покраснела снова только потому, что утратила эту способность. Словно вся моя кровь прилила к коже и сгорела вместе с ней. Я лишь вздохнула и молча принялась за салат.

Я, конечно, приняла к сведению все советы Береславы, хотя и сомневалась, что мне удастся что-то выведать. Она лучилась оптимизмом и была даже более оптимистичной, чем я могла воспринять, проведя столько времени в обществе мрачных оборотней.

Береслава тоже принялась с аппетитом поедать стейк.

— Не вешай нос, — сказала она, расправившись с ним с поистине волчьей скоростью и пододвигая к себе ароматный чай. — И главное, не пропадай. После этого разговора рассказывай мне всё важное. Сколько раз и как каждый оборотень успел тебя приласкать, можешь пропустить, если действительно так стесняешься.

Она хихикнула. Мы стали не спеша пить чай. В процессе Береслава ещё задавала мне наводящие вопросы, совсем легкие. Можно было подумать, что я на самом деле сижу в кафе с подружкой и обсуждаю с ней нового парня. Точнее, даже двух парней, что придавало ситуации пикантность. Вот только она не была моей подружкой. Она такая сильная, умная, опытная…

С каждым моим ответом она всё больше веселела и кивала каким-то своим мыслям. Я не заметила, как моё настроение тоже начало подниматься. Когда чай был выпит, а стрелки часов на противоположной стене совершили почти полный круг, Береслава улыбнулась в последний раз и начала собираться.

— Иди и приступай к тому что я тебе сказала. Не забывай выходить на связь. Думаю, не все так страшно. Ты просто такая же, как я. А насчёт истинности разберёмся.

И, ободренная, я поехала домой. А то, что ненароком назвала мрачный дом в горах своим домом, я заметила только на полпути.

Вячеслав

С братом мы всё-таки поговорили. Он сам зашёл ко мне в мою комнату перед ужином, когда я мрачно отсиживался там, кровожадно размышляя, что делать. То ли стать волком, отправиться в лес и разорвать там кого-нибудь, то ли не трудиться и выместить гнев на собственном брате.

Хотя объективных причин злиться на него у меня не было. Всё-таки он был в своем праве. Мне первому досталось сладкое тело нашего психотерапевта, я действительно с ним не поделился. В этот раз он только восстановил справедливость и взял то, что ему причиталось.

Именно поэтому я не ударил его с порога. А потом рассмотрел на физиономии братца даже в чём-то виноватое выражение.

— Я чувствую, что смогу остаться, — сказал он без предисловий. — В смысле, остаться человеком. Я больше не чувствую, что проваливаюсь обратно в волчий облик.

— Так я и думал, — кивнул, стараясь, чтобы выражение лица не выдало ни одной из истинных мыслей. — Я тебе сразу сказал, что ты втрескался, братец. Слушай, а может, Лидия была только моей истинной, а не твоей?

— Слушай, а может, ты прячешься за этим, как за завесой? — буркнул в ответ брат, больше не теряясь и не пытаясь лезть в драку. — Уже пару дней я слышу от тебя имя Лидии чаще, чем за все те месяцы, что мы были с ней вместе. Извини за тупой вопрос, но ты пользуешься мозгом, когда говоришь всё это? Потому что мне кажется, что в твою башку просто вставили пластинку и ты воспроизводишь одно и тоже раз за разом. Лидия, Лидия, ты предатель, снова Лидия… Это не я, а ты предаешь её память, когда мараешь её имя по всяким пустякам.

— Это не пустяки, — обозлился я, хотя в глубине души поднял голову червячок сомнения. Я подозревал, что брат прав. Всё-таки этот негодяй был моим близнецом.

— Да, после того, что она сделала сегодня…

— Она сделала? — не выдержал я. — Так это она затащила тебя в постель? А смелая девчонка, я неплохо над ней поработал.

— Заткнись, придурок, — бросил Мирослав, мгновенно покрываясь пятнами. — Она разговаривала со мной. Я слышал её голос и шёл на него. Она вытащила меня из волчьего облика, остальное было потом! И после того, что она сделала, я готов признать, что действительно что-то чувствую. Я не согласен, чтобы она оставалась просто подстилкой. Было бы глупо отрицать, без хоть каких-то мало-мальских чувств ничего бы не получилось. Я бы так и валялся там, обросший шерстью.

— Без мало-мальских? Ты хочешь сказать, любви без памяти? — ехидно заметил я. И он знал, что я прав.

— Нет, не без памяти. Скажешь, Никитичну я тоже люблю без памяти? А вы ведь хотели сделать её маяком, как я понял. Иначе почему бы она приехала? Ей бы не помешало отлежаться в больнице ещё с недельку, там за ней будут ухаживать лучше, чем у нас.

Я невесело вздохнул. Да уж, при всей нашей любви мы никак не могли обеспечить пожилой женщине после операции достойный уход. Хоть нанимай сиделку. Но Никитична сама бы отказалась от неё. Оставалось надеяться разве что на Цветалину.

— Какая-то влюбленность должна быть…

— Какая-то, — протянул я. Мы замолчали. Мирослав ещё немного потоптался и плюхнулся в кресло. Он проследил за моим взглядом и увидел батарею бутылок выставленных у меня в шкафу на обозрение.

— Что, не можешь выбрать, за какую приняться? — фыркнул он. — А вообще-то Никитична там торт печёт. А Лина ей помогает. Ты же не хочешь испортить им, — он поправился, — испортить Никитичне возвращение?

— Не хочу, — буркнул я. Действительно, пить в этот вечер не стоило.

— Так вот насчёт Лидии, — безжалостно продолжил Мирослав. — Мы не договорили. Я вижу, что ты загораживаешься её именем, и ты с этим слишком вяло споришь, братец. Ты не хочешь это признавать. Может, ты лучше держишь себя в руках. Ты всегда скрывал все чувства за этой маской тупого весельчака…

— Нихера не тупого, — фыркнул я, мгновенно заводясь.

— Ладно, не тупого, — усмехнулся Мирослав. Хотя чувствовалось, что ему хочется расхохотаться. — Пусть будет умного и очень привлекательного для женщин весельчака. Ты тянешь время. Ты просто не хочешь признаваться, что на самом деле чувствуешь к ней то же, что и я.

— И что же ты такое чувствуешь? Я волком не становился, мне сравнить не с чем.

— Сказать тебе? Хорошо, я скажу, — покладисто согласился Мирослав. — Я чувствую, что хочу её оттрахать. Я трахнул её два раза, и она орала как ненормальная и кайфовала так,

как, наверное, не кайфовала даже Лидия, а ты помнишь, как она любила хороший секс. Я хочу её снова и снова. Я ещё помню Лидию и чувствую, что предаю её. Но мне не хочется признавать Цветалину просто подстилкой. Я хочу, чтобы ей было хорошо. Понимаешь разницу?

— Да братец, — мрачно буркнул я, — ты влип.

И замолчал. Я не хотел признаваться, что действительно чувствую то же самое. Мог вести себя грубо и быть несдержанным, но мне действительно хотелось, чтобы ей было хорошо.

Когда она кончала подо мной, я чувствовал почти такое же наслаждение, как от собственного оргазма. Не знаю, какое отношение имела к этому связь и истинность. С Лидией было всё иначе…

Мы с братом почти сразу захотели сделать её счастливой, и тогда никто из нас не сомневался, что это истинная любовь. А уже потом, когда мы пригласили её на свидание… После первых четырех свиданий, когда мы, как дети, наслаждались прогулками, катались на аттракционах, арендовали для неё яхту и водили в дорогие рестораны — только после этого пришло влечение. И насколько мы знали, это было нормально.