Но воззвать к его смелости я так и не смог. Вместо нее вылезла волчья сущность

Отодвинул подальше, в глубину сознания, все лишние мысли и встал. Загородил растерянную Цветалину от Мирослава в волчьем облике.

— Пошли домой, — сказал грубо. — Превращайся, хватит уже валять дурака.

Но брат не отвечал. Потом он оскалился, посмотрел на меня, и я понял, что дело плохо. В глазах не было ни проблеска разума. Хотя обычно даже в волчьем облике оборотень хоть как-то соображает, кто он и что делает. Вот херня! И как теперь быть? Как теперь быть?

Он действительно застрял. Он хотел превратиться, но не мог, и теперь волк постепенно, но с каждой минутой всё быстрее, отжирал его мозговые ресурсы. Ходили слухи, что, если остаться в таком виде на месяц и больше, то уже никогда не сможешь снова стать человеком.

Но в самом начале Мирослав должен был ещё превращаться хотя бы пару раз в сутки, хотя бы на полчаса в день. И нужно было дождаться этого момента.

— Я звонила дядюшке, — дрожащим голоском произнесла Лина. — То есть, я имею в виду, вашему дядюшке, Игорю Сергеевичу. Я спросила, что делать, если вы убежали в лес…

Я поморщился. Нашла у кого спрашивать — у дядюшки! Он никогда до конца не понимал, что движет волками, что у них на душе. Могу представить, что он ей наговорил. Теперь, если нам понадобятся специалисты, просить помощи будет еще сложнее. Но я только вздохнул и ничего не сказал.

— К чёрту дядюшку, — рыкнул чуть позже. — Вот что, Цветочек. Возвращайся-ка ты домой. Может, нам еще придется драться. Мы можем тебя поранить. Мне нужно добиться, чтобы Мирослав стал человеком, тогда я вырублю его и притащу, подожди.

— Может, я чем-то помогу, — снова завела она этим своим нежным голоском который поднимал со дна души самые пошлые воспоминания о криках, стонах и желание опять заставить её сладко стонать, желательно — немедленно. Забыв Мирослава и все его долбаные проблемы.

— Нам рассказывали, что с застрявшими оборотнями нужно спокойно разговаривать, — произнесла она уже чуть тверже, подходя ближе ко мне и осторожно выглядывая из-за моего плеча. Мирослав, как ни странно, не спешил на неё бросаться, только стоял и скалил зубы. — С ними нужно общаться, уговаривать их вернуться, просить… Я могла бы попробовать. Хотя… Ах да, конечно, я же для вас всего лишь…

Она не договорила и громко всхлипнула. Я подавил желание выругаться. Вот подфартило так подфартило — оказаться одному в лесу сразу с двумя несчастьями на мою голову. Истеричная девчонка, на которую почему-то не получается прикрикнуть и отправить её домой, с одной стороны, и съехавший с катушек братец — с другой.

Но стоило ей всхлипнуть, как Мирослав болезненно взвыл. Его тело выгнулось дугой, и он с криком превратился обратно в человека.

— Пошел ты… — буркнул он, прежде чем потерять сознание.

Не хотелось это признавать, но, кажется, ему действительно помог её голос.

Это должно было что-то значить. Моё отношение к ней и странное желание не причинять боли. Его привязанность и влечение. То, что он был готов забыть Лидию. Всё это должно было что-то значить, но сейчас, после бессонной ночи, драки и парочки явственно сломанных ребер, я не мог об этом думать.

— Спасибо, — только и сказал Лине, которая во все глаза смотрела на лежащего на земле Мирослава в разорванной грязной одежде, покрытого ранами. — Пошли. Иди следом за мной и не вздумай мне помогать. Поможешь, когда придет время обрабатывать ему раны. Да, не звони больше дядюшке, не вздумай.

Я взвалил братца на плечо, словно мешок с картошкой, и побрел в сторону дома.

Лина

Сказать, что я была напугана — ничего не сказать. Сердце уходило в пятки. Мне казалось, что я никогда не боялась так сильно. Мирослав… Чёрт, почему всё так? Это ведь несправедливо! Должен же быть выход!

Но эмоции я старалась не показывать — только шла рядом с Вячеславом и пыталась отводить взгляд. Хотя, думаю, если бы я была лучшей врушкой, он всё равно учуял бы адреналин в крови — всё-таки сильный волк и ложь распознает.

Так мы и шли до одной из гостевых комнат, где всего несколько дней назад убирала Никитична. Эх, будь она здесь, наверное, было бы гораздо проще. Во всяком случае, у меня был бы союзник. Но она до сих пор в больнице и беспокоить её нежелательно. Ибо, чувствую, если сказать ей, какой кошмар тут творится, примчится первым попавшимся такси. Ещё и водителя уговорит сюда приехать самым немыслимым способом.

С этими мыслями я наблюдала за тем, как Вячеслав уложил брата на диван. Делал он это так заботливо, что я даже сначала не поверила — всё-таки, недавно они поругались. Видимо, братская любовь их очень сильна. В общем-то как и всё, что связано с оборотнями.

— Чего стоишь? Вас в универе разве не должны были элементарной помощи учить? — Вячеслав явно был зол, а я не хотела вызывать у него очередной прилив этого чувства. Вдруг он снова обратится в волка, а потом… Потом не сможет снова стать человеком.

Поэтому я бросилась в ванную на первом этаже, где как-то видела аптечку и всё необходимое. Оборотень там или нет, а раны нужно обработать! И что бы там ни говорил Вячеслав, этим займусь я. В конце концов, все эти проблемы из-за меня.

Когда я вернулась с необходимыми вещами в руках, Вячеслав просто сделал шаг назад, давая мне простор для работы. Что же, он не против — уже хорошо.

Мирослав выглядел настолько печально, насколько это вообще возможно. Побитый, окровавленный, растрёпанный, смотрящий в пол… Я даже боялась к нему прикасаться. Казалось, одно движение — и я снова вызову гнев волка.

Но делать что-то нужно было. Я всё это начала — мне это и разгребать. Во всяком случае, некоторую часть. Стараясь не обращать внимания на Вячеслава, сделала все нужные манипуляции с бинтом и только хотела обработать край одной из ран, как больной резко выгнулся, будто в горячке.

— Лидия! — это имя Мирослав произнёс так громко, что, показалось, у меня лопнут барабанные перепонки. Стало страшно. Очень страшно. Но в конце концов он откинулся на диван, кажется, засыпая.

Пользуясь моментом, я принялась за дело. Аккуратно проводила по краям ран, в тайне побаиваясь, что он снова поднимется, но всё-таки продолжала. Чувство вины снова накатило тугим комом в горле, не давая и шанса расслабиться.

— Лидия, Лидия, — он шептал как в бреду и, похоже, так и было. Его кожа горела, от чего мне становилось ещё страшнее. Но останавливаться нельзя. Как минимум потому, что от бездействия мысли о вине сожрут меня окончательно.

Несколько раз во время обработки он вздрагивал и содрогался всем телом. Я даже боялась, что он превратится в волка, но он удерживался. Ещё я заметила, что, если тихонько бормочу что-то себе под нос, даже если ругаюсь на очередную рану, дрожь Мирослава становится меньше.

Наверное, если бы я могла хоть надеяться оказаться его истинной, это должно было что-то значить. Но это не значило ни черта. Он начинал бредить. Ему мерещилась только Лидия. Наверное, именно из-за этого он не набросился на меня и дал себя обработать.

Вячеслав где-то бродил. Я не заметила, когда он успел выйти, увидела только, когда вернулся. Дверь открылась, и оборотень появился на пороге с очередной бутылкой виски.

— Надо зашивать, — бросил он при виде самой большой раны. Я в ужасе воззрилась на него.

— Но я не умею…

Он смотрел то на рану, то на меня с сомнением.

— Черт. Я тоже. Ну ладно, если он станет волком, регенерация пойдёт быстрее, надо только помочь ему…

Услышав голос брата, Мирослав открыл глаза, увидел виски в его руке, и на губах появилась кривая усмешка.

— Пьёшь и не делишься?

— Поделюсь, если продержишься человеком хотя бы сутки, — серьёзно сказал Вячеслав.

Мирослав скривился. Едва я закончила обрабатывать последнюю рану, его выгнуло дугой. И вот уже на диване лежал крупный волк. Конечно, он не удержался на узком сиденье и соскользнул на пол. Отряхнулся, коротко заскулил от боли и посмотрел на меня.