— Ладно, — наконец сказал он. — Я съезжу в больницу. Никитичну собирались уже выписывать. Привезу её, а дальше видно будет. Она-то знает, что мы периодически превращаемся в волков, испугаться не должна.

И он вышел. Я осталась единственным человеком на весь огромный дом. Не считать же человеком Мирослава, который благополучно пребывал в волчьем обличье и, казалось, не испытывал никаких стремлений присущих людям.

Опасливо подошла к двери в его комнату и приоткрыла её. Оставаться с ним наедине было страшно, да и не требовалось. Это было даже опасно, ведь сейчас некому было меня защитить, если Мирослава вдруг снесет с катушек.

Но волк вел себя спокойно, и я осмелела. От порога, у которого топталась, готовая в любой момент выскочить и захлопнуть за собой дверь, подошла ближе к зверю, опустилась на колени.

— Что же ты так, — начала бормотать, сама не понимая, что несу. Осторожно коснулась рукой шерсти. Волк оскалился, и я отдернула ладонь, но не отошла. Мирослав смотрел на меня жёлтыми волчьими глазами, в которых мне чудились какие-то мысли, но я не могла их прочитать. — Ты же альфа. Сильный, крепкий, с огромной силой воли. Ты должен был справиться с любой трагедией. Ты ведь не остался волком даже после того, как погибла Лидия…

Да, я говорила об этом вслух и не считала нужным щадить оборотня. Ведь он действительно не перешёл в волчье обличье, когда погибла любимая женщина. Значит, даже тот случай был для него менее травматичен… хотя нет, это невозможно. Может, он и превращался тогда, но нашел в себе силы вернуться. Может, тогда у него было больше ресурсов, чтобы пережить это. А долгие месяцы горя истощат любую психику…

— С чего ты вообще превратился, можешь мне сказать? Что не так на этот раз? Это из-за Вячеслава? Почему тебя так задело… — помолчала, кусая губы, — то, что он воспользовался мной?

По телу волка вдруг прошла сильная судорога. Я испуганно отшатнулась. Животное выгнулось дугой, а потом его огромное тело вдруг как-то мгновенно уменьшилось, и…

Через секунду на полу передо мной уже лежал человек. Это был Мирослав.

— Ты действительно… — хрипло заговорил он. Голос плохо повиновался после суток в волчьем облике. — Действительно хочешь это знать?

— Да, — прошептала я. Под ложечкой вдруг засосало. — Конечно, хочу.

Что-то изменилось. В мужчину словно вдохнули жизнь. Он резко сел. Сейчас он выглядел адекватнее многих. Даже не верилось, что это оборотень, который не в силах контролировать собственное превращение и застрял в зверином облике.

Он выглядел спокойным, сосредоточенным, а в глазах, устремленных на меня, разгоралась странная жажда, о природе которой я пока предпочитала не задумываться.

— Я тебе скажу, — выдохнул он, хватая меня за плечи. — Потому что ни у меня, ни у Вячеслава слишком давно не было женщины. Мы специально заперлись в этом доме и редко выбирались на свет. Нет, брат иногда бывал в клубах, снимал каких-то самочек… Но это всё не имело значения. И тут появляешься ты. Такая свежая, невинная, непохожая на всех прожженных шлюх, которые окружали нас всё время после гибели Лидии… И он получил тебя первым! Мне ничего не досталось! Хотя я помню, как ты реагировала на мои поцелуи! Если бы на его месте был я, для тебя бы не изменилось ровным счетом ничего!

Меня словно ударили под дых. Я не знала, как на это ответить и что теперь думать. Это было ужасно грязно, ужасно грубо… Да, грубо, несмотря на все слова о моей невинности, свежести и всей прочей ерунде, которые он произносил! Он сказал, что для меня ничего бы не изменилось! Это значило, что я хуже любой шлюхи, даже не делаю разницы между мужчинами!

Но… в то же время в этом была своя правда. Ведь я и правда одинаково реагировала на обоих оборотней. Это пугало всё сильнее. Особенно пугало то, что, когда его взгляд скользил по моей фигуре и останавливался на груди, я чувствовала, как начинает тянуть внизу живота. Да, теперь я прекрасно понимала, что значит это чувство…

— К чёрту всё! — продолжил Мирослав. — Его же сейчас здесь нет, правда? А ты смотришь на меня отнюдь не так, как овечка должна смотреть на злого волка.

И он рванул меня к себе, поднял на руки и бросил на кровать.

Я попыталась вскочить, но оборотень уже бросился следом и стиснул меня, вжимая в постель.

— Нас здесь только двое, ты и я, и никакого братца… Я слышал, что вы говорили об этих идиотских якорях… Так как, овечка, не хочешь побыть якорем?

— Я… не овечка, — пробормотала, тяжело дыша и чувствуя, как бешено колотится сердце. — Я… не могу быть якорем. Для этого нужен кто-то, кто тебе дорог. А я… Я для тебя просто ненужный мозгоправ. Сколько раз ты говорил мне об этом?

— Плевать, — прошептал Мирослав. Его руки жадно скользили по моему телу, сдирая одежду. Кажется, она трещала, хотя оборотень старался расстёгивать пуговицы и вообще вести себя цивилизованно, чтобы не пугать меня. Я чувствовала, как бурлит в нём сдерживаемая мощь. Трудно было представить, что такой мужчина способен сдерживаться, но он это делал, несмотря на с виду необузданное поведение. Он хотел разбудить во мне страсть, а не взять силой.

— Это всё не важно, — шептал он, и от его низкого полушепота у меня поджимались пальцы на ногах. — Я просто хочу тебя и знаю, что ты тоже меня хочешь… Какая разница, что говорят об этом чёртовы мозгоправы…

Он наконец прильнул к моим губам. Так ненасытно, будто это был живительный источник для того, кто провел три дня в пустыне без капли воды. Он впивался в них, с силой и яростью ласкал и сминал своими. Его язык проник в мой рот и принялся исследовать его. Мирослав очень пытался быть осторожным, но страсть прорывалась. И я не могла на это не отреагировать. Я уже знала, как моё тело отзывается на ласки оборотней, и сейчас обречённо чувствовала, как возбуждение стремительно захлестывает всё моё существо. Тяжёлый ком между ног налился и пульсировал. Я даже ощущала как сочится влага и как мое лоно томительно ноет, жаждая принять в себя его мощный член… Интересно, он такой же, как у Вячеслава? Замечу ли я разницу? О чём я только думаю!

В следующую секунду сильные руки Мирослава рванули мои штаны. Раздался слабый треск ткани, но остатков сознания хватило, чтобы понять, что он не разорвал их, а стянул с меня вместе с бельём. И вот я оказалась обнаженной…

Он тоже избавился от одежды, точнее от тех ошметков, которые оставались на нём после пробега по лесу. Мирослав оторвался от моих губ и принялся покрывать жгучими жадными поцелуями все тело. Он проложил горячую дорожку по шее и вниз, на грудь. Когда его губы сомкнулись на моём соске, меня выгнуло дугой. Я протяжно всхлипнула.

Мужчина, который вдавливал меня в кровать, откликнулся глухим рыком. Его зубы легко сжались на соске, потом сильнее, почти до боли. Но это лишь дразнило меня, вызывая стоны, заставляя извиваться под ним…

Его руки скользили по телу, сжимая вторую грудь, лаская и требовательно поглаживая бедра. Потом язык принялся неспешно очерчивать круги вокруг соска. Я негромко простонала, приподнимаясь, чтобы еще теснее прижаться к нему.

— Чёрт, — выдохнул он. Губы исчезли с моей груди, отчего у меня снова вырвался стон, на этот раз разочарованный. — Как же ты охуенно пахнешь…

И он без предупреждений раздвинул мои ноги и зарылся лицом между них. Горячий, чуть шершавый язык коснулся промежности, и я вскрикнула от неожиданности и резкого импульса удовольствия.

Оборотень вылизывал меня. Он делал это размашистыми резкими движениями, больше не отпуская. Казалось, он пьёт мои соки и наслаждается ими, как настоящей родниковой водой. У меня вырвался первый крик…

Мирослав довольно промычал что-то, а потом его язык проник в лоно.

На этот раз мой стон был выразительным, страстным. Я сама слышала, как требовательно и похотливо он звучит. Но ничего не могла с этим сделать. Наоборот.

Звук собственного голоса распалял ещё больше. Я шире раздвинула ноги, подаваясь навстречу Мирославу. Его пальцы сжались на моих ягодицах. Он на миг оторвался снова, заставляя меня недовольно захныкать.