— Как? Морально?

— Валер, не сердись, пожалуйста. Смотри, я согнусь, а ты будешь класть мне мешок на спину, — Ольга изобразила позу, в которой собиралась помогать мужу.

— Споткнешься один раз, вот так, в три погибели ходить, и прибьет тебя мешком. Сам справлюсь. Иди, лучше, проверь, как там дела на лестнице.

— Хорошо, сейчас проверю.

Ольга ушла. Валера присел рядом с мешками, обдумывая, куда их переставить. Можно было расставить вдоль стен, а все, что не было пожароопасным, ближе к платформе. Он оценил возможность такой трансформации и понял, что такой тетрис у него не сойдется. Мешков было слишком много.

Забежала Ольга. По ее виду он понял, что новости у нее не очень.

— Валер, там под крышку дымом тянет. Она не сгорит?

— Она железная, только вверх ламинатом отделан. Там жарко?

— Очень. И дышать нечем, кислорода не осталось.

— Да? — Валера почесал затылок. — Есть одна идея, — он вздохнул. — Надо этими мешками перекрыть лестницу. Тогда и тут посвободнее станет.

Поохав, повздыхав, он все равно приступил к перетаскиванию мешков. Валера не спешил. Ольга мониторила ситуацию в подсобке, и пока она не грозила ничем опасным. Пламя наверху будто бы стало стихать, и вероятность того, что оно проникнет вниз, серьезно понизилась. На лестнице, ведущей на кухню наружного домика, дышалось с трудом. Пахло едким дымом горелого пластика, от которого кружилась голова. Валере пришлось несколько раз отдыхать, чтобы отдышаться. И вот, в очередной раз почувствовав себя хроническим задыхающимся астматиком, его озарила идея. Он подошел к кислородному баллону, тщательно проверил чистоту вентиля и отвернул его. Зашипела струя, а дыхание сразу же стало легким и полным, до приятного головокружения. Валера затянул вентиль и продолжил работу с новыми силами, словно после применения допинга.

Он сложил мешки на лестничном пролете в несколько рядов, чтобы изоляция была более серьезной. Щели между ними и стеной заделал монтажной пеной из припасов Захара. Температура в кухне, поднявшаяся после частого открытия двери на лестницу, снова понизилась. Валера после тяжелой работы решил принять душ, но глядя на остатки технической воды, намочил тряпку и протерся ею. Ольге он посоветовал делать точно так же. И предупредил, что пока снаружи пожар, генератор включать не будет, и пока придется пользоваться фонарями или телефонами.

Агата проснулась, нащупала под рукой оставленный матерью еще с вечера фонарик и включила его. Не скрывая удивления, уставилась на девочку, спящую на соседней кровати.

— Мам, а кто это? — спросила она у матери, зашедшей в спальню.

— Маленькая девочка. Папа вчера ее спас, — ответила мать.

— А где ее мама и папа?

— Погибли, во время землетрясения, — Ольга потянула дочь за ручку из спальни. — Идем, пусть она еще поспит.

— А как ее зовут?

— Есения.

— Кааак? — удивилась Агата неизвестному имени.

— Есения. Был поэт такой Сергей Есенин, наверное, кто-то из родителей был его поклонником.

— Мам, а почему дома так плохо пахнет? Дымом, — Агата громко пошмыгала носом.

— Наверху пожар.

— Пожааар? — снова удивилась дочь.

— Да, — Ольга не собиралась придумывать сказки, понимая, что ребенка подобная информация не травмирует. — Наш домик загорелся.

— Почему?

— На улице очень жарко. Очень, очень жарко.

— И гулять нельзя?

— Нет.

— Жалко. Я бы с Есенией погуляла бы по нашему огороду.

— Как-нибудь попозже, когда погода улучшится.

Ольга помогла дочери умыться. Усадила ее за стол в гостиной, освещенной одним фонарем. Мимо пробежал озабоченный отец.

— Что у тебя? — спросила Ольга, заранее ожидая новых неприятностей.

— Ничего, слава богу. Слушаю и проверяю вентиляцию. Жду, когда успокоится пожар, чтобы можно было ототкнуть тряпки и запустить генератор.

— А почему раньше нельзя? — не поняла причину Ольга.

— А потому, что закончится кислород. Мы дышим, а еще и генератор будет его сжигать, задохнемся через полчаса.

— Ты серьезно?

— Нет, у меня сейчас дикое желание смешить вас. Валера жги! Поддай жару! — Попридуривался он. — Агата, как спала? — он только сейчас заметил дочь, скрывающуюся в тени.

— Нормально. Ты что ли девочку спас? — спросила она.

— Я. Будет у тебя подружка, чтобы не скучно было. Мама сказала, как ее зовут?

— Да, как Сергея Есенина.

— Что? А, понял. Я почему-то решил, что ее назвали в честь героини мексиканского фильма. Был такой старый фильм, тоже назывался «Есения».

— Проснется ребенок, спросим, в честь кого ее назвали, — пообещала Ольга. — Оставайся, попей кофе.

— Сейчас, проверю трубу, которая со стороны двора.

Валера прошел в свою спальню. Здесь находилось еще одно отверстие вытягивающей вентиляции. Он ототкнул тряпку и посветил вглубь шахты фонариком. В трубе летали частички пыли или пепла и пахло жжеными тряпками. Приложил ухо. Пожар еще не закончился. Огонь шумел, кирпич и древесина щелкали в нем. Домик хоть и служил прикрытием, но его почему-то стало очень жалко.

В отверстие потянуло дым. Валера заткнул его назад и вернулся к жене и дочери. Ольга налила ему кофе, разогретый на газовой плитке.

— Освоилась? — спросил он про нее.

— Да. Не сразу воткнула баллон, но кое-как смогла.

— Я тут подумал, не надо пока газом пользоваться, хотя бы еще сутки.

— Ты за воздух переживаешь?

— Ну да. Думаю, дышать нам хватит кислорода надолго, а вот если жечь его на открытом пламени, то нет.

— А твой кислород из баллонов дышать не годится? — спросила Ольга.

— Хм, конечно, — Валера почему-то забыл о них, хотя сам недавно воспользовался. — Можно будет потравить из баллона, если почувствуем нехватку.

— Пап, не надо нас травить, мы не тараканы, — Агата покачала головой из стороны в сторону.

— Хорошо, дочь, травить не буду.

Снаружи сильно грохнуло, аж затряслись стены. Ольга испуганно посмотрела на мужа.

— Хотелось бы думать, что это не наша машина.

Валера не успел договорить, как снова раздался грохот, более протяжный и будто бы прямо над головой.

Агата спрыгнула со стула и испуганно уцепилась матери за ноги.

— Мне кажется, что в первый раз была машина, а во второй стены и крыша дома, — предположил Валера.

Ольга глубоко вздохнула и успокаивающе потеребила макушку дочери.

— Жаль, — произнесла она одно слово, повисшее в темноте печальной тишиной.

— Надеюсь, что после этого пожар скоро закончится, — Валера решил оптимизмом разогнать тучу.

— А что толку, если там все равно при такой температуре жить невозможно.

— Этого мы не знаем. И пока проверить никак не сможем. Огонь раскалил нам всё и ждать, когда остынет платформа под слоем горячего угля еще долго. Будем жить надеждой. Слава богу, в прекрасных условиях.

— Тьфу, тьфу, тьфу, — сплюнула Ольга. — Чем похвалился того лишился, — припомнила она поверье.

— Хорошо. Будем превозмогать трудности бытия, несмотря на их отсутствие, — выкрутился он.

— Драсьте, — скромно произнесла из темноты спасенная девочка.

Валера посветил в ее сторону фонарем. Есения прикрыла глаза ручкой. Валера опомнился и убрал свет в сторону. Ольга подошла к ней, присела и самым мягким тоном спросила.

— Привет. Как спалось?

— Хорошо.

— Идем, накормлю тебя завтраком, — она усадила ее за стол.

Девочки переглянулись.

— Это наша дочь, Агата, — представила Ольга. — Агата, это Есения.

— Привет, — поздоровалась Агата.

— Ага, — девочка была немного смущена вниманием и потупилась в стол.

Ольга положила ей в тарелку овсяной каши и налила в стакан сока.

— Ешь, Есения.

Девочка взяла ложку и принялась неуверенно ковыряться ею в тарелке.

— Я пойду, — Валера поднялся из-за стола, — потом позавтракаю.

— Что будешь делать?

— Подсобку проверю.

Жизнь в семье Мирошниковых потекла своим чередом. Спустя сутки отец семейства решился запустить генератор, обрадовав всех нормальным освещением и, конечно же работающим телевизором. Он сам просидел возле него часа два, с невероятным наслаждением смотря мультфильмы. Пока работал генератор, в морозилке подмерзло мороженое, которым угостили детей. Ольга приготовила на электрической плите обед.