Димитрий скривился. Желания работать у него не было совершенно никакого. Тем не менее, перехватив мой мрачный взгляд, Димитрий по какой-то причине спорить не решился. Он уселся на стул, придвинул к себе стопку, взял первую же разнарядку и принялся ее читать.

— Понятия не имею, — протянул он, — по какой такой причине этим людям дают право на любовь, дарованную свыше. Работали бы, как все остальные, над собой, заслужили бы эти чувства и без всяких богинь любви влюбились бы.

— По мнению Рене, — я попыталась поддеть сургучную печать, — из-за того, что наш отдел стал работать хуже, влюбленных в стране стало гораздо меньше. Количество браков уменьшается, процент разводов увеличивается…

— А все потому, что они такие несамостоятельные.

— А все потому, — язвительно протянула я, — что некоторые — не будем указывать пальцем на одного блондинистого купидона в розовых штанах! — стреляли не в тех, в кого было нужно.

И, окончательно разозлившись, я сорвала-таки эту чертову печать.

Письмо вывалилось из моих рук и с шелестом раскрылось. Димитрий, по природе своей существо крайне любопытное, поспешил податься вперед и попытался заглянуть внутрь, но я уже подхватила лист бумаги и быстренько поднесла его к глазам, надеясь, что никто другой не успеет сунуть сюда свой нос.

«Раздай стрелы всем купидонам, работающим на тебя.

Матильда».

Больше на бумаге ничего не было. Только в самом низу я обнаружила коротенькую приписку, которая по содержанию, сказать честно, совершенно меня не порадовала.

«Иначе будет хуже».

Я нахмурилась.

Хуже?

Да куда уж тут хуже!

Впрочем, увиденное совершенно не радовало. Если Матильда опустилась до прямых требований и угроз, значит, дело было серьезнее некуда. И мне следовало уделить всему этому куда больше внимания, чем я уделяла сейчас.

Я сложила бумагу в четыре раза и сунула её под стопку разнарядок. Димитрий удивленно покосился на меня, но ничего спрашивать не стал. Вместо этого сделал вид, будто ему страшно интересно, на кого выписана самая нижняя разнарядка.

— Не лезь, — мрачно проронила я. — Я все вижу. Это письмо не для твоих глаз.

— Оно от Матильды? Это же её печать, не так ли? Она чем-то недовольна? — хитро поинтересовался Димитрий. — А?

— Ага. Спрашивает, почему один мой купидон — светловолосый такой, любитель розовых штанов да розовых рубашек, — до сих пор не отправлен к ней на жертвенный стол.

Димитрий аж позеленел. От страха, злости или неожиданности — я так и не поняла, но зато убедилась в том, что его совершенно не радует возможность оказаться в лапах Матильды. Очевидно, Истинная обладала отвратительной репутацией, и вызов к ней мог испугать кого угодно.

За исключением Рене.

Но Рене вообще оказался… Одним сплошным исключением, если можно было так выразиться.

В какую-то секунду мне даже подумалось, что Матильде уже обо всем известно. Может, она каким-то образом проверила, что я из другого мира? Или под этим «хуже» имеется что-то такое, о чем я даже не догадываюсь? Кто ж может точно сказать, что за дела были у Матильды и моей предшественницы. Знать бы, что Эдита творила прежде…

— Ты ей братца своего лучше подсунь, — раздраженно проворчал Димитрий. — Не знаю, что он там с нею делает, что она, вместо того, чтобы из него силы тянуть, наоборот свои передает, но это определенно эффективно. Я тоже так хочу! Хочу магию, хочу такую морду!..

— Ага. А мозги такие ты не хочешь? — язвительно поинтересовалась я. — Тебе бы не помешало! А тогда сразу к Матильде, соблазнять. А то ей, судя по всему, по вкусу именно умные мужчины.

— Ни один умный мужчина к твоей подружайке бы не полез!

— Подружайке?

Димитрий отвернулся.

— Ну, — протянул он, — вы же раньше вроде как общались?

— Это было давно, — вздохнула я, едва сдержавшись, чтобы не добавить, что кроме давно это было еще и не со мной. — И вообще… Ты завидуешь Рене?

— Да было б там чему завидовать!

Он вновь потянулся к письму, но я только решительно ударила его по рукам. Другие купидоны должны были прибыть с минуты на минуту, а у меня еще было время подумать, позвать тех, кого Рене привлек к принудительной трудовой деятельности, и предложить им тоже пострелять.

Но…

Я знала, чем это закончится.

Они сейчас возьмут стрелы, а потом их соблазнят каким-то срочным заказом. После этого мне прилетит амулет, явственно свидетельствующий об ошибке.

Что мне за это будет?

Разумеется, Георг больше не станет выдавать увеличенное количество стрел. Увольнять меня никто не станет. Я продолжу тыкать каждому купидону по одной стреле в руки и собирать вперемешку амулеты о выполненной качественно и не особо работе. Димитрий тоже вернется к своему промыслу.

Определенно, увольнять меня никто не станет. Рене подумает, что его сестра просто вернулась к привычному образу жизни, а Себастьян посмотрит на это письмо и признает, что я поступила правильно, потому что себя в любом случае надо беречь. Не могу же я погибнуть только потому, что вздумала встать на пути у самой Хранительницы Времени.

В целом, счастливы будут все. А я буду жива, здорова и с камнем на сердце. А так, возможно, вместо сердца мне этот камень вставят. Или оно просто банально остановится, когда я окажусь под колесами уже один раз едва не убившей меня машины.

Но свое решение я уже приняла.

Я выдернула из-под разнарядок письмо и скомкала его в руке. Бумага загорелась сама собой и пеплом посыпалась с моей руки.

— Это что ты делаешь?! — воскликнул пораженно Димитрий.

— Отказываю человеку, который мне писал.

— Матильде?!

— Не могу же я позволить привязать тебя к жертвеннику и ждать, пока она выпьет все твои силы, не так ли? — пошутила я, хотя на самом деле было совсем не до веселья. Я понимала, что ввязываюсь во что-то не очень хорошее, но теперь назад пути не было.

Матильда определенно чувствовала опасность. Они с Эдитой крутили какие-то интриги, хотя я не понимала, какие именно. Во всем этом был некий таинственный замысел. И, определенно, выйти сухой из воды мне не удастся.

Но мне хотелось действительно сделать что-нибудь полезное! А не посмотреть на этот мир и довольно так заявить, что я сдалась только потому, что у меня не было иного выбора.

Он был.

В окно постучали, и я вздрогнула, выпадая из потока своих размышлений. Под окнами топтались мои купидоны, которые, кажется, выглядели очень вдохновленными работой. Теперь белые крылья я видела не только у одного паренька, еще не успевшего достаточно нагрешить. Несколько мужчин, прежде стыдливо прятавших свои серые перья, теперь с гордостью расхаживали туда-сюда по полянке.

Я распахнула настежь окно и окликнула их:

— Вижу, у нас намечается неплохой прогресс!

— Вернулись после пятнадцатой стрелы, достигнувшей цели! — гордо отчитался один из мужчин. — Я давно не чувствовал себя настолько… Настолько светлым!

Не улыбнуться в ответ было практически нереально. Я против своей воли расплылась в радостной улыбке. Да что мне та Матильда и её угрозы, если то, что я делаю, действительно возвращает купидонам крылья?

Значит, мы на правильном пути.

— Пятнадцать стрел, — прошептал Димитрий. — Всего пятнадцать, и ему уже вернули крылья… Эди, слушай, может быть, ты выдашь мне хоть одну?

Одна стрела, не достигнувшая цели, означала бы, что весь мой прогресс полетит коту под хвост. Казалось бы, ничего страшного, может, даже Георг не станет сильно урезать количество стрел, а я вроде как выполню приказ Матильды, но…

Это означало лишить какого-то хорошего человека любви. И дать Димитрию возможность испортить жизнь кому-нибудь ещё. Да, пусть цена казалась не такой огромной. Как если бы я отдала все стрелы этой бездумной братии, но все равно…

Какое я имела право решать, скольких людей сегодня стоит лишить их настоящей любви, одного или сразу десятерых?

— Ты еще не достоин, — мрачно отрезала я. — Так что, Димитрий, садись к разнарядкам. И подай мне вон ту стопку! Думаю, сегодня тем, у кого появились крылья, придется постараться, чтобы, во-первых, закрепить результат, а во-вторых, принести любовь новым кандидатам на неё!