– Одни эмоции. Вижу, – с насмешкой продолжил демон, пока его товарищ стоял на коленях и отчищал свой желудок.

– Нам нужно найти дом Нимериуса. В его биографии было сказано, что он одним из первых вместе с Императором перебрался сюда в триста двадцать девятом, – Энтони утёр губы и подбородок тыльной стороной ладони и медленно поднялся на ноги. – Нужно устроиться к нему… Я ведь это уже говорил? – он вновь приложил руку ко рту, сдерживая тихий ик.

– Да, ещё нам нужно на собеседование сходить и договор заключить, ага, – Диаваль похлопал друга по спине и прищурил глаза от яркого полуденного солнца. – Может, мне просто вселиться в этого нашего философа? И направить на верный путь, так сказать, – Энтони снизу вверх посмотрел на него.

– Тогда мне придётся лично изгнать тебя.

Демон ухмыльнулся, приобнял его за плечо и посмотрел на возвышающийся на холме город, выглядевший, как компьютерная графика или чересчур правдоподобные декорации к историческому фильму. Им казалось, что пройдет ещё пара секунд и кто-нибудь из съёмочной группы крикнет «снято», а картина Византия на заднем фоне медленно откатится в сторону. Но прошло уже больше минуты, а город всё ещё кипел жизнью прямо перед ними.

– Как там говорят? Все дороги ведут в Рим? В нашем случае, в Византий.

Глава

II

Резкая подножка, толчок в грудь, и юноша свалился с ног, поднимая в воздух мелкие песчинки и оттого сухо кашляя. Его противник приставил деревянный меч для тренировок к горлу побеждённого и по-дружески засмеялся. Затем, не глядя и всё ещё смеясь, кинул деревяшку в сторону. Надо сказать, породистым кобылам в конюшне, находящейся совсем рядом, тогда повезло, ведь оружие приземлились буквально в паре метров от них.

Пара зевак, наблюдавших за уже завершившейся тренировкой, обменялись пожеланиями здравия друг другу и совсем скоро разошлись. На задний двор в отличие от внутреннего можно было попасть с улицы и миновать наёмников. Хозяева этого дома были не прочь тех гостей, что желали посмотреть на тренирующихся друзей. В любом случае, никто из грабителей не стал бы проникать в дом, увидев двух молодых парней с оружием. Во всё остальное время территорию охраняли тщательнее.

Парни, будущие легионеры, наконец, остались одни, освобождённые от любопытных взглядов незнакомцев, но не от похотливых взглядов друг друга.

Зачесав назад ярко-рыжие, алеющие в лучах заката волосы, Миас протянул руку побеждённому другу. С губ Минора, валяющегося на песке, слетел короткий смешок. Обхватив его предплечье, он рывком встал на ноги. И даже поднявшись, не стал отпускать его и, наоборот, лишь сильнее сократил расстояние между ними.

Губы сначала коснулись его щеки, а потом подарили терпкий поцелуй. И Миас не мог на него не ответить, ведь сам целый день ждал этого сладкого чувственного момента.

Минор медленно потянулся к тонкому поясу друга и взял его двумя пальцами, будто начиная новую игру с известными только ему правилами. Затем укутал Миаса в крепкие объятия, ладонями гуляя по тканям одежд и покрывшейся испариной спине. От этих прикосновений тот сдавленно рыкнул и скрыл последующий стон за кроткой усмешкой.

Разгоряченные после тренировки и жадного поцелуя они тяжело дышали, а их лица были покрыты лёгким пунцовым румянцем. Сердцебиение обоих было чуть быстрее обычного, и оно не собиралось успокаиваться. Парни сдержанно улыбнулись, благодаря друг друга за очередной чудесный бой и за не менее чудесную компанию.

– Мне уже пара идти, ты же знаешь.

Миас наигранно закатил глаза и усмехнулся, а Минор умело поймал эту усмешку и обратил в новый поцелуй. Молодые и нетерпеливые, они хотели большего.

– Если ты останешься на ужин, никто не будет против. Ты же друг семьи. Я хочу видеть тебя рядом.

– Вам сейчас не следует принимать гостей, – вспомнил Миас и кинул на него настойчивый взгляд.

– Да, я помню, – Минор опустил голову и отстранился.

– Ты же знаешь, что я не специально напомнил об этом, – он положил руку ему на плечо, а затем весело потрепал мягкие каштановые волосы. – Пожелай своему отцу здравия от меня.

Минор снисходительно улыбнулся и проводил внимательным взглядом уходящего к воротам Миаса. Тот ещё пару раз обернулся и блеснул своей завораживающей широкой улыбкой, что уже пару лет разбивала сердца всех девушек столицы. Миас определённо пользовался популярностью у противоположного пола, но до сих пор его скупой отец не видел смысла в свадьбе: выгодную партию для юноши из богатой семьи ещё нужно было поискать.

Миас был старше Минора всего на шесть месяцев, но они сильно сказывались внешне. Миаса уже можно было назвать мужчиной: высокий рост, хорошо подкаченное тело, особенно, спина, огрубевшие черты лица… Минор был рядом с ним мальчишкой с мамиными глазами, стройным худым телом, юношеским, даже женским выражением лица и ломающимся голосом. Но умом и сообразительностью Минор отличался в выгодную для себя сторону.

Положив оружие на место и вытряхнув из кудрей весь песок, Минор привёл одежду в порядок и поспешил в особняк с рельефами3 на глади стен и высоким треугольным фронтоном4 с красочными образами смелых героев и богов из легенд. Ремесленники и строители больше полугода трудились над каждой деталью этого дома, над каждой мозаикой и каждой резьбой. И теперь Нимериус с сыном, приехавшие в Византий одновременно с императором за полмесяца до сдачи работ, следили за последними этапами строительства. Во многом художникам помог особый взгляд на произведения искусства у матери Минора, Кассандры, что чаще остальных приезжала сюда вносить изменения в изначальный проект. Её муж, творческая и неоднозначная натура, такую самодеятельность только поддержал.

Сегодня Октавия Нимериуса не было целый день, и это ничуть не радовало его единственного шестнадцатилетнего сына. Он должен был вернуться уже к ужину, но как обычно задержался во дворце по просьбе императора.

В столь тяжёлые времена, совпавшие с переездом в чужой город, только отец и Миас могли вернуть юноше надежду на лучшее. И вот их снова не было рядом.

Минор сидел в обеденном зале и наблюдал за тем, как румяный закат постепенно уходил с балкона и скрывался за острыми верхушками молодых кипарисов. Слуга, невысокий чашник, уже был готов исполнить любую прихоть своего хозяина, но он, кроме молока с мёдом, не желал ничего.

Вскоре со стороны балкона, открывающего вид на внутренний дворик, появился немолодой человек в серой лацерне, почти полностью лишенной украшений. Его русые волосы до лопаток давно потеряли своё очарование, а серые пряди с каждым новым потрясением становились всё заметнее. Несмотря на недавнюю моду у мужчин носить строгие короткие стрижки, Октавий не изменял своим принципам. К тому же, ему как философу подобный вид придавал ещё большее уважение и почёт.

– Хочу, чтобы ты знал, отец: сейчас я хочу вернуться домой, – Минор махнул рукой чашнику, и тот налил Октавию в кубок разбавленного вина. – Сейчас дни скорби. Этот дом опустел, стал ещё холоднее… Пока что у меня с ним связаны только плохие воспоминания. Мне здесь не нравится.

– Не заставляй меня спорить с тобой, Минор. Я сам до сих пор ношу тёмные одежды и полностью разделяю твои чувства, – строгим, но утомлённым тоном Нимериус заставил сына задуматься над его замечанием, однако этот эффект продлился ненадолго. – Мы должны быть рядом с императором. Он полагается на нас и понимает…

– Да, и уже заставляет тебя думать над новой пьесой для своего праздника! Он ничего не понимает. Золото затуманивает ему глаза.

– Константин оказал величайшую честь нашей семье, когда посетил проводы твоей матушки. Не высказывайся о нем так.

– Но ведь он даже не говорил с ней при жизни, – Минор сделал глубокий вдох и откинулся на мягкую спинку обитого восточными тканями кресла.

Его рука помассировала лоб, убрала назад мешающиеся волнистые пряди до мочек ушей и медленно легла на стол. Поставив кубок на место, Нимериус на противоположном краю стола выпрямился и краем глаза взглянул на раскаявшегося сына.