Боги.

Семья Миранды всегда была верна им, великим богам Олимпа, но их могущество, их сила, их важность с годами таяли, как мякоть сочных фруктов во рту. Они уподоблялись людям, что раньше пытались уподобиться им, они всё меньше и меньше интересовались общественной жизнью и никому уже не показывались, поглощённые своей мелочностью, задетой гордостью и презрением.

Шёл триста тридцать пятый год – вот уже шестнадцать лет прошло с того момента, как в Римской Империи была объявлена свобода вероисповедания, и теперь все больше и больше язычников находили себя в христианстве. После объявления того закона почти все языческие храмы опустели, а жрецы и даже высшие понтифики – обеднели…

Города наполнялись христианскими церквями – они дарили ангелам на Небесах ещё пущую мощь и помогали низвергать демонов обратно в Ад. Олимпийцы остались в прошлом, забытые и никому не нужные.

Но Миранда не могла предать своих богов и признать главным ещё одного Бога – библейского. Она даже не могла поставить его вровень олимпийцам, как делали некоторые язычники, ведь чужие священные писания требовали ставить их Бога на первое место.

С самого детства Миранда была приучена презирать христиан и всех тех, кто мыслил иначе. В любых вопросах. Впоследствии, она, конечно, изменит своё мнение о них, но в пятнадцатилетнем возрасте её разум ещё был полон предубеждений. Правда, Миранда никогда не выходила за пределы родного поместья, а кроме своей матери, грубого дяди, тётушки-красавицы и чудаковатой бабушки-сказочницы, никого не видела, и поэтому её ненависть к инакомыслящим выражалась только на словах.

И скучная и серая жизнь её так и закончилась бы в стенах этого, наоборот, очень красивого и хорошо украшенного дома, в окружении жестоких родственников и постоянных запретов, если бы одним теплым лиловым вечером она не сбежала. И её можно было понять.

Дядя Миранды был остр в выражениях, принципиален и самодоволен и чуть ли не каждый день напоминал всем о её происхождении. За завтраком, за обедом, за ужином, в саду, во сне… Он мог одним своим словом испортить весь день! И этой своей способностью он без укора совести пользовался. И никто не смел ему перечить, ведь он был единственным мужчиной в доме.

Почти во всем Миранда разделяла его взгляды: в политике, в вере, в культуре, в истории, но такого откровенного издевательства простить не смогла. И спустя пятнадцать лет заточения и угнетения она взяла себя в руки и показала им свой неласковый характер, между прочим, ими же и взращённый.

Как это обычно бывает, в слезах и одних лёгких одеждах Миранда сбежала в лес. И не просто так, а чтобы найти отца. Вот только окрестности Измира были глухи и мрачны, и совсем скоро она потерялась в беспросветной чаще низких деревьев и кустарников, чьи колючки исцарапали золотую кожу и льняную ткань туники.

Многие истории начинаются с побега. Обычно, с девичьего побега. Но побег Миранды не был началом истории. И как бы парадоксально это не звучало, но эта самая история началась ровно за год до её рождения и связана была с ней совсем поверхностно.

Для каждой истории предназначено своё время. Для каждого актёра – своя сцена и свои реплики. И эта сцена принадлежала Миранде. Сначала…

По глупости и неопытности она предположила, что ночное время идеально подходит для побега и поиска отца, чьё имя она услышала лишь однажды: дядя спорил о чем-то с сестрой и нечаянно упомянул некого Минора.

И вот она, эмоциональная и импульсивная, побежала в лес – как можно дальше от берега моря, ведь боялась, что её найдут и навсегда запрут в подвале, лишат еды и любимого ею тёплого солнечного света. Это и повлияло на её решение. Правда, мать Миранды никогда так не делала, хотя не стеснялась чем-то подобным припугнуть дочь, когда та грезила о свободе и «чудесном мире за пределами сада».

Наивная девочка, запреты существуют не для того, чтобы их нарушать. Но кто тогда мог сказать ей об этом? Экзотические птицы, которых дядя держал в клетках и которым запрещал даже шептаться между собой? Бабочки и медоносные пчелы с цветочных полей, знойно жужжащие целыми днями? Она могла обратиться только к богам за помощью, но таким незначительным существам как Миранда боги не отвечали.

Если бы не мерцание голубого пламени вдалеке, что по счастливой случайности стало для девочки спасительным маяком, она бы погибла в том лесу от голода и жажды. И даже если бы она осталась жива, её жизнь превратилась бы в кошмар! Столь далёкий от цивилизованного мира уголок населяли божественные существа и их загадочные лесные друзья, и они не были рады гостям и часто над ними подшучивали.

Но случайности не всегда снисходительны к нам – часто они играют нашими судьбами, как актёрами в пьесах. И в этой пьесе у Миранды была далеко не главная роль, а потому ею можно было пожертвовать.

Стойкий и уверенный мужской голос слышался оттуда, где пылали лазурные факелы, но Миранда его не испугалась. Как не испугалась и холода, исходившего от той поляны. Всё ей было интересно, и ничего не вызывало страха. Казалось, что не существовало такого зверя или вещи, способных довести её до панического ужаса. Даже бог Пан не пугал её! Может быть, её пугали только угрозы матери. Ничего страшнее Миранда себе представить не могла!

И вместо страха она испытывала букет других эмоций: азарт, интерес, удивление, лёгкая взволнованность, бабочками порхающая в животе…

Вскоре между ветвями оливковых деревьев девочка рассмотрела ещё один силуэт – хрупкую женскую фигуру, похожую на саму Венеру. Это была невероятно красивая дева с русыми волосами и веснушчатей кожей, на которой можно было рисовать созвездия. Конкур её тела то ли взаправду сиял, то ли его подсвечивало лазурное пламя.

Внешность девы показалась Миранде очень необычной, ведь у неё самой были кудрявые каштановые волосы, что постоянно её не слушались, и светло-карамельная кожа. Вместо впалых острых скул у неё имелись небольшие мягкие щечки. И не была она такой же высокой, как эта дева, и держалась далеко не так уверенно…

– Богиня… – с восхищением прошептала Миранда, но так тихо, что её пухлые губки остались почти недвижимы.

Ни она, ни ее семья не знали, как выглядели боги – впрочем, лишь десятки римлян встречались с ними, и лишь единицы из них выжили. Образ богов был окутан легендами, их сравнивали с женами императоров, с самими императорами, с другими известными личностями… Иногда самым суеверным казалось, будто боги ходили по улицам среди простого народа и управляли их бытом. Но высшие боги никогда до такого не опускались, оставляя это домашним пенатам1 и другим незначительным духам.

И Миранда справедливо приняла эту пару на поляне за богов. Помимо всего прочего, они разговаривали на незнакомом ей языке, и мужчина очень эмоционально пытался доказать что-то своей богине. Он стоял перед ней на коленях и пытался ухватиться за подол её зелёного платья, но она отдергивала его каждый раз, при этом высокомерно смеясь. Весь в слезах, мужчина поднялся на ноги, взял какой-то плоский камень, до этого лежащий прямо перед ним, и ударил его о булыжник. Металлический треск всколыхнул спящую рощу, некоторые птицы закричали и покинули свои гнезда.

Миранда вскрикнула – от неожиданности. Яростный и отчаянный взгляд мужчины переметнулся в её сторону. Богиня сдержанно приказала ему что-то, и он двинулся в сторону незваной гостьи.

Опережая незнакомца, девочка выскочила ему навстречу и выставила раскрытые ладошки перед собой:

– Боги, молю вас, не убивайте меня. Не приносите в жертву. Я правда хочу жить. Жить и молиться вам! Я не хочу умирать даже ради такой прекраснейшей богини, как… Простите меня, но я поражена вашей красотой, что даже не могу произнести ваше имя. Вы Венера?

Её охровая туника зацепилась за ветки кустарника и потянула девочку назад, но она осталась также собрана и уверена в себе, как и раньше.