– Русалки, – говорю я.

– И что? – фыркает Кошка. – Побежишь к ним?

– Кис, не ревнуй. Ты же знаешь, я люблю тебя. Но поцелуй русалки приносит удачу.

– Не думал, что ты веришь в эти байки, – Сумрак вглядывается в черное небо, но Сказки и Пита давно не видно.

– Ты плохо разбираешься в людях. Я вообще довольно суеверный человек, ты прежде не замечал? – иронизирую я.

– Твое безрассудство тебя погубит. С акулой ты бы тоже полез целоваться?

– Если бы у нее было милое личико и пышная грудь, то уж не сомневайся.

В это время года речка бурная и поднимается почти в человеческий рост. Перейти ее вброд уже невозможно, а огромные камни полностью уходят под воду, лишь некоторые торчат лысыми макушками. Я перескакиваю с одного на другой, они мокрые и скользкие, и я чуть ли не падаю, но умудряюсь удержаться на ногах, кое-как поймав равновесие. Окажись я в воде, русалки меня утащат и живым не выпустят – это абсолютно точно. Сумрак не зря относится к хвостатым девам с опаской – мертвые не жалуют живых.

Собравшись с духом, совершаю последний грандиозный прыжок и оказываюсь на большом плоском камне прямо посреди реки. Шумит вода, квакают лягушки. Деревья по берегам высокие и раскидистые, между валунами огромные лапы папоротников сочные и жирные от воды. Наверняка русалки прячутся где-то рядом.

– Лилия, – зову я.

Ничего не происходит. Со стороны, наверное, я выгляжу, как Иванушка-дурачок, сидящей на камушке и зовущий русалочку. Сказал бы мне кто в моей прошлой жизни, что я буду заниматься подобным, я бы даже не засмеялся. Так как это, если и тянет на шутку, то очень скверную и не смешную. Но вот он я, посреди реки, зазываю речную принцессу. Потому что мне не показалось. Я их слышал, значит, они появятся. Мы, бункерные, плохо ориентируемся в числах месяца, но по всем моим ощущениям, сейчас русальи недели в самом разгаре.

Около меня вдруг раздается всплеск и доносится звонкий смешок. Кувшинки у берегов колышутся, точно их кто-то потревожил.

– Ты давно не приходил к нам, оборотень, – слышу я близко, но не вижу никого.

– Тем слаще наши встречи, – отзываюсь я.

Теперь они хихикают, не прячась, кружат возле камня, на котором я сижу, поднимая гребешки волн.

Из-под воды показывается голова. В огромных мокрых глазах, как в двух лужицах, отражается белая луна. Русалка опирается о камень и выныривает наполовину, ее кожа, покрытая крошечными чешуйками, сияет холодным серебристым светом. Длинные волосы липнут к телу, прикрывают красивую девичью грудь.

– Мы думали, ты забыл нас, – говорит она, ее голос сладок и певуч.

– Как же забыть вас? – я осторожно касаюсь ее лица кончиками пальцев. Кожа русалки мокрая и холодная. – Поцелуешь?

Вокруг нас раздается несколько смешков, еще две головы поднимаются из воды.

– А ты мне за это что? – ее глаза хищно поблескивают.

– А что ты хочешь? – я подаюсь немного вперед, придерживая ее за подбородок – влажные губы в сладостной близости.

– Возьми меня замуж! – говорит она и заливается звонким смехом, подружки тут же подхватывают: «замуж! замуж!»

– Дорогая, тут одно из двух, – я ухмыляюсь, притягивая ее к себе. – Или ты отращиваешь ноги, или я отращиваю жабры.

Губы русалки мягкие и сочные, но непривычно холодные. Она обхватывает меня одной рукой, оставляя мокрые следы на одежде. Я настойчиво углубляю поцелуй, чувствую вкус рыбы и речной воды, но мне не противно. Голова начинает кружиться, – все, что нужно утопленнице, чтобы затащить свою жертву под воду. Но я не останавливаюсь, мне нравится это легкое головокружение, тонкая девичья талия, податливые губы, уже горячие от наших поцелуев. Мне не хочется отпускать ее, я притягиваю к себе обнаженное тело, и русалка, словно обжигаясь о мою раскаленную кожу, с силой бьет хвостом по воде. Холодные брызги окатывают меня с головы до ног, я отпускаю ее, и она тут же выскальзывает и уходит на самое дно.

– Оборотень, поцелуй меня тоже, – говорит ее подруга, и они вновь принимаются хихикать.

– Нет, красавица, не в этот раз.

Русалки запросто могут заморочить и находиться рядом с ними по-настоящему опасно. Как и с любой другой нежитью. Но я предпочитаю рискнуть, чтобы получить заветный поцелуй.

Мне везет, и я благополучно возвращаюсь на берег. Поскользнись я на каком-нибудь валуне, и в беседку я бы уже не вернулся. Это ли не лучшее подтверждение того, что поцелуй русалки приносит удачу?

Я иду, а мои ноги странно пружинят, голова идет кругом, я будто пьян. Звезды вращаются в небе, мокрая одежда липнет к телу и холодит, но я все еще ощущаю жар внутри. Речные невесты могут разжечь пламя внутри любого живого, хотя сами навсегда утратили свое тепло. Я прихожу к ним каждый год. Иногда несколько раз за лето. Возможно, я им симпатичен, возможно, они жалуют меня за то, что я оборотень, а может, я просто счастливчик, ведь прийти к ним и вернуться обратно столько раз, сколько это делал я попросту невозможно. Наверное, Сумрак прав и пора остановиться на этом. Не может же мне везти до бесконечности.

Пит со Сказкой уже вернулись. Девчонка смотрит на меня с каким-то странным огнем в глазах.

– Ты правда ходил к русалкам? – спрашивает она с придыханием.

– Судя по всему удачно, – подмечает Кошка.

Я ничего не могу поделать со своим сияющим лицом, поэтому сажусь в самый темный угол, чтоб глаза никому не слепить.

– Я тоже хочу посмотреть на русалок! – Сказка едва держится, чтоб не бежать к реке вприпрыжку. – Давайте сходим?

– Куда сходим? – Сумрак смотрит на нее из-под хмурых бровей. – Хватает у нас одного идиота, бегающего к русалкам! Хочешь стать одной из них? Жить под водой, есть рыб, топить случайных путников? Никогда не подходи к реке! Я серьезно!

Сумрак может убедить кого угодно сделать все, что угодно, зыркнув как следует. Иногда он так посмотрит, и будто электрический ток пробегает по нервам. Его лучше не злить. Но сейчас происходят потрясающие вещи: вся его жесткость растворяется в ее хрупкости и мягкости. Он не может ее подчинить, он растерян и обезоружен.

– Ой, да что эти русалки! – встревает Пит. – Нет в них ничего особенного!

Пит тоже ходил к речным невестам за заветным поцелуем. Они тогда пошутили над ним, облили водой с головы до ног, опрокинули у самого берега. Вернулся наш Резвый Летун насквозь мокрый и злой. Но я знаю, что за его злостью скрывался самый настоящий страх. Он всерьез решил, что русалки его утопят, и с тех пор до ужаса боится приближаться к речке.

Сказка подходит и садится рядом со мной. Еще бы! Я сейчас самый жизнерадостный кусок мяса на ближайший километр! Ей хорошо в моем поле, оно близко к ее собственному. Мне самому приятно, что она подсела. Кошка достает сигареты, прикуривает от свечки. Питу хочется вернуться в центр внимания, его уши полыхают красным.

– Как тебе наш полет? – спрашивает он Сказку.

– О! – она вздрагивает, слегка задевая меня плечом. – Просто волшебно! Если бы можно было умереть на месте, я бы так и сделала! Умерла бы в тот самый момент, когда мы были над городом! Пожалуй, это лучшее, что было в моей жизни!

Пит польщен. Так его ещё никто не хвалил. Мне хочется вставить какую-нибудь гадость желчную до безобразия, чтобы стереть это самодовольное выражение с его лица, но я слышу лай собак вдалеке. Сумрак тоже слышит. Он выглядит расслабленным, но я замечаю, как он внутренне сжимается в тугую пружину. Все свечи разом гаснут, словно по команде, лишь красная точка сигареты продолжает висеть в воздухе рядом с лицом Кошки.

– Что такое? – спрашивает она.

Сумрак поднимается со скамьи, та издает жалобной скрип.

– Говоришь, поцелуй русалки приносит удачу? Вот и проверим. Удача тебе пригодится, оборотень.

Мне не нравятся его слова и тон, с которым он это произнес. Обычно так говорят: «Братец, у тебя проблемы. Бо-ольшие проблемы». А Питбуль – это действительно большая проблема. По меркам Города самая разъяренно-безумно-агрессивная проблема.