Фому чуть не затрясло от возбуждения.

– Лом, дай сто долларов. Шкурой чувствую, что сегодня мне повезёт.

Лом искоса взглянул на меня и дал. Зашли. Фома мигом обменял банкноту на фишки и ринулся к покерному столу. Мы с Ломом немного постояли у него за спиной. Неинтересно. Пошли бродить по казино. Полюбовались на рулетку. Стоящие вокруг машины надежд и разочарований заворожённо следят за бегающим по колесу шариком. Прошли к одноруким бандитам[19]. Некоторое время дёргали рычаги, и, замерев в ожидании выигрышной комбинации, смотрели, как крутятся барабаны. Однажды выпало совпадение, но автомат пожадничал, и монет из него высыпалось немного. Остались при своих.

– Лом, пора Фому за уши оттаскивать, если он не проигрался.

– Пора.

Не проигрался. Сидит с непроницаемым видом, а перед ним стройными рядами стопки фишек. Предчувствие его не обмануло. Крупье[20] с подозрением приглядывается к нему. Нужно не дать Фоме покатиться в обратную сторону.

– Фома, нам пора идти. Не рискуй понапрасну.

Спорить не стал. Когда сгребал фишки в бейсболку, лицо у него было словно у ребёнка, у которого отнимают конфету. Пошёл к кассе. Вернулся с пачкой денег.

– Хоть немного душу отвёл, – вздохнул он, отдавая деньги Лому. – Почти пятнадцать тысяч долларов. На хозяйство надолго хватит. Хорошо, что мы в Монте-Карло с его казино заходить не будем. Соблазн уж очень велик, – и снова вздохнул.

Мы вышли из казино и остановились на минутку обсудить, не пойти ли нам ещё куда-нибудь. Вслед за нами вышли два каких-то типа со сосредоточенными физиономиями, но не ушли как все, выходящие из казино, а остановились у дверей и стали изображать оживлённый разговор между собой. Изображали неумело, если не сказать бездарно. Явно актёрских способностей у них нет. Ну, вышли и вышли. Ну, болтают и болтают. Это ещё ничего не значит.

– Лом, Фома, давайте потихоньку пойдём к причалам. Вечереет уже, а впечатлений кое-каких мы маленько поднабрались. Хватит на сегодня.

Пошли к причалам на Эльбе. Через некоторое время приостановились у витрины магазина механических игрушек. Бегает поезд, крутятся мельницы, вертят головами куклы, вращаются зубчатые колёсики каких-то механизмов. Увлекательно. Осторожно глянул назад. Здесь они, голубчики. Пошли дальше. Негромко говорю:

– А за нами хвост от самого казино. Не оборачиваться! Наверное, решили поохотиться за выигрышем Фомы. Идём домой.

Как только мы дошли до яхты, типы куда-то пропали. Спрятаться на причалах есть где. Что делать, нужно обезопаситься. Отвели яхту на несколько метров от берега, и бросили якорь.

– Ребята, не следовало бы искушать судьбу и надо бы покинуть Гамбург прямо сейчас, но, на ночь глядя, только ненормальный будет соваться на Эльбу. Тут интенсивность судоходства и ночью почти не стихает. Останемся здесь. Объявляю на ночь двухчасовую вахту[21] с двенадцати. Первый вахтенный – Лом. Не дремать! Смотреть из рубки вокруг на предмет обнаружения какого-нибудь плавсредства, приближающего к нам. В случае обнаружения такового немедленно разбудить спящих. Лом, я видел, что у тебя есть спортивные гири.

– Есть. Пудовка[22] и двухпудовка.

– Приготовь. Могут понадобиться.

– Есть, капитан!

Спокойно поужинали, послушали радио, и мы с Фомой легли спать, а Лом ушёл на вахту. Часа в три нас с Ломом растолкал Фома. Лом недоволен.

– Только прилёг и вот поспать не дают. Что там, Фома?

– С кормы подходит шлюпка.

Все мигом оказались в рубке. И в самом деле, небольшая шлюпка уже метрах в двадцати от нас. На вёслах двое и по одному на корме и носу.

– Дохлая лодочка. Лом, пудовки вполне хватит. Пошли!

Спустились вниз. Лом подал мне гирю, и мы затаились у кормового выхода на палубу. Слышно как шлюпка ткнулась в корму. Я выскочил на палубу подбежал к корме и, крикнув вниз:

– Ребята, ловите! – бросил им гирю.

Она как пушечное ядро прошила лодку насквозь, и та мгновенно пошла ко дну. Подбежали и Лом с Фомой. Незадачливые гангстеры барахтаются в воде, почему-то ругаясь матом не по-немецки, а на чистом русском языке. Поплыли к причалу. Лом крикнул вдогонку:

– Передавайте привет родине!

Затем мы вытащили из салона на палубу три стула, уселись, и стали как в театре наблюдать за попытками этих болванов выбраться не берег. Не так уж это и просто. Стенка причала довольно высокая. Плавая в воде, за её верхний край не зацепиться. Скребут по стенке руками, хватаются за выступы, пытаются друг друга подсаживать. Всё безуспешно. Комедия вперемешку с драмой длилась не так уж долго. Один из них заметил неподалёку вмурованное в стенку кольцо для причальных канатов. Поплыли к нему, вцепились в кольцо все вчетвером, и начали что-то орать. Кто-то услышал. Набежали люди и вытащили несчастных гангстеров наверх. Прикатила скорая помощь, врач посмотрел на это чудо, и машина укатила обратно, а этот «квартет» побрёл куда-то вдаль. Наутро мы снялись с якоря и двинулись в Нидерланды. По-старинному – в Голландию.

Роттердам, прямо скажем, не Венеция или Амстердам с их каналами, но воды хватает. Говорят, что есть в городе старый уголок с названием Дельфсхавен и вот там есть каналы. Но мы туда не добрались. Посетили ботанический сад, проехались к долине ветряных мельниц, которые когда-то были предназначены для откачки воды из низин, находящихся ниже уровня моря. Некоторые из них даже и сейчас машут своими крыльями, как в старину. Туристам нравится. Полюбовались на улицах множеством кошек. Жители Роттердама их очень любят и никому в обиду не дают. В Роттердаме кошка – это всё равно, что священная корова в Индии. Заглянули и на рынок, чтобы узнать, что это за штука такая – знаменитые голландские селёдки, которых наши предки сгоняли в табуны и пасли на морских просторах. Рынок большой и богатый. У входа в рыбную секцию сидят два пса и зорко следят за тем, чтобы ни одна кошка не проникла в секцию и не нарушила спокойствия торговли рыбой. Кошек они, конечно, не гоняют. Никто бы не позволил. Сидят просто для устрашения кошачьего племени, которое крутится неподалёку, но не рискует прорваться к рыбам. Голландские селёдки совсем не похожи на русских мальков. Голландские аристократки крупные, жирные, ароматные, холёные и важные. Так и кажется, что если вознамерился съесть или положить на сковороду голландскую селёдку, то прежде нужно обратиться к ней на «вы» и спросить разрешения. Полюбовались мы ими, попробовали в разных видах, и решили, что хоть немного нужно взять с собой. – Бочку, пожалуй, будет многовато, – засомневался Лом, – но бочонок вполне можем взять.

Взяли. Дотащили до яхты, и Лом вскрыл бочонок, чтобы взять рыбы на обед. Никто не мог и полагать к чему приведёт этот опрометчивый поступок. Рыбный запах мгновенно разнёсся вокруг яхты. Все окрестные кошки ринулись сюда. Сначала истошно вопили с берега, а потом, поняв, что это бесполезно, нахально полезли на борт. Лом заперся в надстройке, а Фома пытается отбиться от нашествия. Пока высадит на берег одну кошку, на судно залезают две.

– Хрис, – в панике кричит он, – отведи яхту от берега, и я перекидаю кошек обратно!

– Как же, перекидаешь! Местное население вон смотрит за нами. Они вмиг нам накостыляют за такое обращение со своими любимцами.

Положение спас Лом. Выглянул из надстройки, и бросил пару рыбин на берег. Все кошки ринулись туда, и палуба мигом очистилась. Мы отплыли от берега на несколько метров и облегчённо вздохнули. Кошкам нас не достать.

Однако дело этим не кончилось. Покончив с брошенной на берег рыбой, кошки выстроились вдоль воды и заныли жалобными голосами. Зверьки-то симпатичные, красивые, обычно ласковые и прелестные. Просто сердце разрывается от жалости к страданиям голландских кошек по голландской селёдке. Переглянулись. Мы с Фомой стали подтягивать яхту к берегу. Лом притащил из камбуза злополучный бочонок с селёдками, и вынес на берег. Мигом истошное мяуканье стихло, и послышалось удовлетворённое урчание в процессе кошачьего насыщения. Мы посмотрели на эту живую картину, помолчали, скинули концы, и отправились подальше от роттердамских кошек и селёдок – во Францию