– Половим рыбу. Доставай снасти. Наживки у нас нет. Так что будем ловить на хлебные шарики.

Премудрое это дело – хлебные шарики. Берёшь свежий и чуть смоченный постным маслом хлебный мякиш и начинаешь его тискать так и этак до тех пор, пока он не становится похож на пластилин. В воде он, конечно, размокнет, но не так сразу как просто кусок хлеба. Скатываешь из этого пластилина небольшой шарик, и насаживаешь на крючок вместо червячка. Глупая рыба подплывает к шарику и удивляется, что это не червяк. От удивления разевает рот, и шарик с крючком сам собой всасывается в рыбью пасть. Теперь можно и подсекать. Главное уловить для этого нужный момент. Мы с Ломом несколько раз уловили, а Фома только смотрел за этим волшебством, раскрыв рот, как удивлённая рыба.

– Жареная на костре без сковороды рыба гораздо вкуснее, чем жареная на плите, – озвучил Лом способ приготовления кушанья. – Самое сложное, то это как уловить момент, когда она будет готова. Важно не передержать её над огнём и не снять с огня слишком рано.

Высадились на берег, насобирали сучьев и разожгли костёр. Белки по деревьям так и шастают вверх-вниз. Нанизали рыб на прутики, посолили и развесили над костром. Пламя с потрескиванием весело лижет ветки, рыбки румянятся, белки продолжают шастать туда-сюда, с любопытством поглядывая на нас бусинками своих глаз. В животе начинает урчать от предвкушения непревзойдённого удовольствия. Запах просто сводит с ума.

– Скоро там? – не выдерживает Фома, сглатывая слюну.

– Скоро-скоро, – успокаивает Лом, – уже совсем недолго осталось. Нельзя снимать с огня прежде времени. Всё удовольствие можно испортить. Рыбка получится мягкая, сочная, просто божественная, с приятным еловым дымком. Такую ни в городе никогда не сделаешь, ни даже на камбузе. Хорошо, что мы её почистили, но ошкуривать от чешуи не стали. В чешуе мясо рыбы при пропекании приобретает вообще божественные вкусовые свойства…

– Помолчал бы уж, Лом. Все нервы вымотали твои гастрономические сказки. На слюну изойдём и погибнем, так и не попробовав замечательной, царской рыбки, – оборвал я Лома.

Он замолк, сосредоточенно наблюдая над дозреванием яства. Где-то далеко за скалами послышался негромкий, но нарастающий шум винтов то ли самолёта, то ли вертолёта. Этот шум вдруг резко стал громоподобным, как водопад звуков, когда летательный аппарат вынырнул из-за вершин скал, и вместе с этим на нас обрушился плотный, почти непроницаемый поток воды. Костёр мгновенно скончался, даже не пшикнув, деликатесно приготовленная рыбка плавает в грязи. Там же лежат и наши гастрономические мечты и надежды, а сами мы мокрые не просто насквозь. Вода стекает с нас потоками не намного меньшими, чем упала сверху. А над нами висит вертолёт пожарной охраны с гигантской бадьёй для воды, свисающей с него на тросе. С неба доносится усиленная мегафоном речь сначала на норвежском, а потом и на английском языке.

– О чём это они? – спрашивает Лом.

– Говорят, что запрещено разводить костры в лесу и около него. Приказывают нам оставаться на месте, пока не прибудет полиция, которая выпишет постановление о штрафе и вызове в суд для назначения меры наказания.

Так быстро мне ещё никогда не приходилось бегать. Слава Богу, недалеко. На полном ходу вылетели из фиорда. Вертолёт не отстаёт. Сверху сыплются угрозы наказания за бегство с места преступления. Из двигателя выжали всё, что только возможно. Наверное, узлов[15] двадцать пять если не тридцать. Вот где высокие обороты двигателя нас выручили. Корпус дрожит от напряжения. Вертолёт не отстаёт. Опустился так низко, что его бадья болтается у нас прямо над головами. Если вертолёт трахнет бадьёй по надстройке, то снесёт её начисто.

– Лом! – кричу я нашему боцману и повару. – Бросай чайник с водой!

Он мигом сообразил, что нужно делать. Понёсся на камбуз, выскочил оттуда с чайником и швырнул его вверх – в винт вертолёта. Раздался треск, чайник разлетелся вдребезги, а вертолёт словно захромал, работая с перебоями. Назойливые пожарники отстали и повернули к берегу. То ли полицейский, то ли катер пограничников, спешащий нам вдогонку, мы увидели, когда уже выскочили за пределы территориальных вод Норвегии. Сбросили скорость и перевели дух.

– Вот это была самая тихая и безобидная страна Европы, – подвёл я итог нашему визиту в Норвегию.

Надо обсушиться, а Фоме переодеться не во что – чемодан-то пуст. Лом пожертвовал ему одну из своих тельняшек. В ней Фома, словно в женском платье ниже колен. Посмеялись.

– Нужно новый чайник покупать. Опять лишние расходы, – посетовал Лом. – Пойду, разогрею баварские сосиски вместо норвежской рыбки. Есть хочется.

– Куда мы теперь? – спросил Фома. – В Гамбург? Но у нас ведь белок никаких нет. Незачем туда наведываться.

– Раз «Беда» там была, то и нам следует завернуть. Сходим в гамбургский зоопарк, город посмотрим. Вернее, вы с Ломом посмотрите. Я там уже не раз был. Хотя, впрочем, и Лом, наверное, тоже. Всё-таки боцман дальнего плавания. Интересный город и люди в нём встречаются интересные.

В Гамбурге говорят на немецком языке, ибо он находится на территории Германии и стоит на немецкой реке Эльбе. Это самый крупный не столичный город Европы. Славно погуляли по нему. Сначала прикупили Фоме кое-что из одежды. Полюбовались озером с лебедями в самом центре города. Постояли перед статуей Бисмарка[16], заглянули и в зоопарк. Белок в нём не богато. Крокодилов и змей гораздо больше. Заглянули и на рыбный рынок. Отвели душу жареной треской. На одной из центральных площадей увидели какой-то довольно многочисленный митинг. Взрослые герры и фрау, сменяя друг друга, что-то возмущённо вещают с крыши машины.

– Что там говорят? – поинтересовался Фома.

– Поносят канцлера Ангелу Меркель, – подробно пересказал я содержание речей как главный судовой толмач[17] нашей команды.

– А есть за что?

– Главарей власти всегда и везде есть за что поносить.

– Это она на плакатах? Довольно молодая.

– Нет, это Сара Вагенкнехт – противница Меркель. Митинг как раз сторонников Сары.

Из боковой улицы послышался какой-то шум. На площадь вывалила ещё одна внушительная демонстрация, но уже с другим лицом на плакатах.

– Хрис, а это кто? – спросил Лом.

– А вот это уже сторонники Меркель с её портретами. Эта, похоже, намного старше Сары. Что-то лица у её сторонников очень уж неприветливые. Давайте отойдём немного подальше.

Вновь прибывшие остановились в нескольких шагах от толпы сторонников Сары Вагенкнехт, и начали переругиваться с ними. Видно как ситуация накаляется. Стороны, размахивая руками, сближаются друг с другом. И вот последовал первый удар в челюсть стороннику Сары. В ответ зачинщик получил по черепу плакатом с Сарой. И началось! Одни бьют Сарой, а другие Ангелой, словно плакаты для этого и предназначались, ибо они почему-то совсем не ломаются. А между вооружёнными политическими противниками орудуют кулаками не вооружённые ничем. Появились первые раненые и павшие от потери сознания. Пострадавших отводят и оттаскивают в сторонку к стенам зданий, чтобы в пылу битвы их не затоптали бы свои же разгорячённые соратники по партии. Вся площадь – это сплошное побоище. Участвуют не только мужчины машущие кулаками и плакатами, но и женщины, таскающие друг друга за волосы. Вдали завыли сирены полиции и скорой помощи.

– Быстро драпаем отсюда! – скомандовал я, – А то и нам достанется на орехи. Полиция не будет разбираться, кто прав, а кто виноват. Или кто участвовал в драке, а кто лишь наблюдал. Резиновой дубинки отведают все.

Выбрались из толпы наблюдателей, и пошли по улице.

– Из-за баб всегда драки возникают, – философски заметил Фома. – Вот мы видели ещё одно подтверждение этого, но в поразительных масштабах.