Пролив Па-де-Кале между Францией и Англией – это место, через которое шли в старину все раздоры между двумя странами. Ведь по прямой от Кале во Франции до Дувра в Англии всего лишь каких-то жалких двадцать три мили[23]. Почему бы англичанам не всыпать наглым лягушатникам[24], которые захапали себе самые плодоносные земли и чудесный климат. С другой стороны, почему бы французам не врезать высокомерным любителям ростбифов и эля[25], чтобы те не слишком задавались. Вот так и жили эти две страны время от времени, взаимно истребляя население друг у друга. Даже легионы[26] Древнего Рима совершали сюда набеги.

В Кале мы не планировали особо задерживаться. Так, пробежались по городу, никуда не заглядывая. Встретились случайно с Шарлем де Голлем[27] и его супругой. Они уже много лет в бронзовом виде неподвижно гуляют на одной из площадей. Кале – родина французских слонов? Иначе и не подумать, увидев множество их изображений в самых разных местах города. Может быть, это как-то связано с религией? На многих церквях во Франции есть изображения слонов. И даже какой-то из Пап Римских вроде бы имел своего слона. Заглянули в портовую таверну. Достойное заведение. Сели. Заказали пиво и бифштексы. Пиво хорошее, а бифштексы съедобные.

– Фома, здесь, наверное, капитан Врунгель и нанял твоего деда на «Беду», – предположил Лом. – Чего ты вертишься?

– Может, и здесь. Не пойму, что это он меня так разглядывает.

– Кто?

– Вон тот дед.

Рядом со стойкой на высоком стуле восседает древний, наверное, девяностолетний старик с совершенно седой шевелюрой. Когда мы вошли, он орлиным взором хозяина обозревал заведение. Сейчас почему-то уставился на Фому и сверлит его взглядом. Подозвал бармена, что-то ему сказал, и ткнул пальцем в Фому. Бармен выбрался из-за стойки, подошёл к нам и спросил Фому:

– Месье Фукс?

– Фукс, – на чистом французском языке последовал автоматический ответ от обладателя этой фамилии.

Бармен обернулся к старику, кивнул головой и отвалил за стойку. Дед тяжело поднялся и заковылял к нам.

– Фома, ты нам никогда и не говорил, что знаешь французский язык, – удивился Лом.

– А то!

Старик доковылял до нас, уселся за стол и начал свою не такую уж короткую речь. Замолк, глядя на Фому, выслушал мой ответ, а Фома обернулся ко мне.

– Что он говорит?

– Что ты очень похож на Фукса, которого он когда-то хорошо знал. Были приятелями. Потом тот нанялся куда-то матросом и исчез навсегда. Спрашивает, не было ли у тебя родственников, которые обретались в Кале лет пятьдесят назад. Я ему сказал, что твой дед отсюда. Он в восторге от такого сюрприза. Что ему ответить?

– Что я очень благодарен ему за память. Мы сейчас как раз делаем командой внуков путешествие по тому же пути, который когда-то прошли наши деды.

Я перевёл, и мы получили напутствие по благоприятному завершению нашей миссии. Старик даже прослезился. Я перекинулся с ним ещё несколькими незначащими фразами, и он ушёл на своё место.

– Ничего себе! – поразился Лом. – Уже второй случай связи нашего путешествия с теми давними временами.

– Да, интересно, – согласился я.

Фома промолчал. Когда уходили из таверны, то денег за пиво и бифштексы с нас не спросили.

В порту назревает скандал. Мы заняли у причала место привычной швартовки какого-то типа, которое он считает своим по праву первенства. Но в порту нет платных швартовок, которые можно было бы арендовать за собой. Так что мы вправе послать его подальше, и не обращать на выверты склочника никакого внимания. Но он никаких резонов не воспринимает. Орёт что-то о наглой русской оккупации бедной и несчастной Франции, а полиция ничего и не думает предпринимать. Выяснилось, что этот тип работник муниципалитета Кале. Припёрлись ажаны[28]. Стоят и не понимают, зачем их позвали. С одной стороны, этот тип свой человек, а с другой стороны, просто придурок. Появился и работник портовой администрации. Постоял, послушал истошные вопли наглого соотечественника, и подошёл к нам.

– Месье, я приношу извинения за этот глупый спектакль. У нас во Франции много чудаков в разных органах государственного управления, как, наверное, и у вас в России. Давайте сообща погасим этот нелепый конфликт. Вы переставите своё судно в любое свободное место у причала. Их, как видите, достаточно, а администрация порта за эту любезность бесплатно полностью заправит ваше судно.

– Конечно же, мы не против такого разрешения конфликта, – ответил я. – Прекрасно вас понимаю. Кому приятно видеть подобное пренебрежение должностным лицом существующими правилами и не только правилами, но и общепринятой этикой. Вы правы, у нас в Росси часто бывает то же самое. Мы уйдём.

Незаметно пожали друг другу руки, и мы перегнали яхту на другое место. На следующий день в топливном терминале порта нас заправили под завязку даром. Лом при этом задумчиво проговорил:

– Я вчера во время скандала почувствовал себя совсем как дома в Кронштадте. Хотя и не знаю французского языка. Представители власти везде, наверное, одинаковы. Хлебом не корми, а дай покуражиться.

Мы оставили гостеприимную Францию и отправились в Великобританию.

Пролив Ла-Манш неспокоен, но мы благополучно прибыли в Саутгемптон ни с кем не столкнувшись. А ведь могли и врезаться. Вскоре после выхода из Кале на Ла-Манш опустился густой туман. У нас радара нет. Есть только его имитация для инспектора из Морского регистра. Приходится полагаться лишь на звуки гудков. Это было страшное зрелище, когда мимо нас на расстоянии метров четырёх пролетел от носа до кормы борт какого-то гиганта. Хорошо ещё, что не опрокинулись от волны, которую он создал. Так и поседеть можно. В Саутгемптоне прошли мимо причалов порта, и нашли себе местечко у городской набережной с жилыми домами и магазинами.

– Кто помнит по книге, что происходило в Саутгемптоне пятьдесят лет назад, – спросил Лом.

– Происходили вежливые, аристократичные нищие в цилиндрах, котелках и белых галстуках. А также какая-то бессмысленная потасовка со странным титулованным типом из местного населения, – ответил Фома.

– Нищие и драки – явление постоянное во времени. Так что вряд ли там что-то изменилось.

– Из Саутгемптона вышел в свой печальный рейс «Титаник», – добавил я. – Можно заглянуть в Морской музей. Там, наверное, что-нибудь об этом найдётся.

Мы стоим на палубе и обозреваем окрестности, соображая, куда бы пойти. Напротив – около одного из зданий группка местных сэров сидят на скамейках и пялятся на нас. Потом начали переговариваться между собой. Опять разглядывают нас, и опять переговариваются. Передают что-то друг другу. Поднялись и направились к нам.

– Вот и нищие пожаловали, – произнёс Лом. Только почему-то не в цилиндрах, котелках и белых галстуках.

– Наверное, мода сменилась, – предположил Фома. – Ведь сколько времени прошло с тех пор. Лом, у тебя мелкие деньги есть?

– Нет.

– Как же будем выходить из положения?

– Не знаю. Дать сотню и сказать, чтобы поделили на всех?

Из группы выделился один сэр или мистер, и обратился ко мне на английском наречии:

– Простите нас за назойливость, но вы явно не англичане и нам показалось, что в вашей стране и у вас есть какие-то трудности. Мы хотим, хотя бы как получится помочь вам. Вот собрали восемьдесят пять фунтов. Примите, пожалуйста, в качестве дружеской помощи.

И протягивает их мне. Я настолько обалдел, что просто автоматически взял. А, может, не захотел обижать людей за их добросердечие. Поблагодарил от души. Сэры вернулись на свои скамейки, а я огляделся вокруг себя, недоумевая о причине произошедшего события. Ага, Фома только что вылез из машинного отделения. Руки чёрные от грязи, которую он размазывает какой-то тряпкой. Тельняшка рваная на груди. На лице пятна масла. Лом голый по пояс. На мне заношенный и кое-где дырявый жилет с одной пуговицей. Немудрено принять нас за находящихся в бедственном положении.