— И ты будешь сторожить семейный бизнес?

— Ну да.

— Тебя же одно упоминание отцовской базы бесило.

— Ну а теперь норм. Если стесняешься, то приезжай, когда они свалят. Хотя нет. Поедем вместе. На денек могу задержаться. Лешка прикроет. А то ты ведь опять сдрейфишь.

На этом месте Алису окончательно накрыло. Только теперь вместо слез накатил истерический смех. Она хохотала и никак не могла успокоиться. А когда наконец снова стала серьезной, Глеб не дал сказать. Поцеловал.

— Не думай ни о чем, Лис. Отключи мозги. Просто останься сейчас. И завтра. И потом. А дальше…

— Что дальше? — спросила она.

— Увидим. Давай просто жить. Просто будем вместе.

— Я не знаю, Глеб. Все так изменилось…

— Это нормально. Люди меняются. Я совсем иначе себя ощущаю сейчас.

— Я тоже, — ответила с вызовом Алиса, — Если честно, не уверена, что смогу быть верной. Не уверена, что меня удовлетворит один мужчина. Нужна я тебе такая?

— Любая нужна. И я буду очень стараться, чтобы у тебя не хватало сил даже подумать о ком-то кроме меня.

— Самоуверенный засранец.

— Скорее наоборот. Ну и голодный немного.

— Все еще?

— Да.

И он показал на деле масштабы своего голода.

— Расскажи про Мишку, — попросил Глеб час спустя, когда они лежали обнявшись, снова засыпая.

Алиса вздрогнула.

— Зачем? Не хочу. И не думаю, что стоит. Не самая приятная тема.

— Не самая. Но лучше поговорить сейчас, чтобы ничего не тянуло назад.

Она закивала, потому что он был прав. Но сложнее было решиться, чем начать говорить.

— Мы расстались, — только и выдала Алиса, спустя минуту добавила, — Он мне изменил.

И тут уже Глеб обомлел, но быстро нашелся:

— Мстил?

Это было не в духе Мишки Симонова, но первое, что пришло на ум.

— Нет. Не знаю. Он просто пришел домой и сказал: «Знаешь, я трахнул девчонку в туалете. И мне даже не стыдно». А мне было даже не больно. В общем, я съехала через две недели.

— М-да… — прищелкнул языком Глеб, — Чудны дела…

— А вы не общаетесь?

— Нет.

— И ты не жалеешь?

— Конечно, жалею, Лис. Но что поделать? Я знал, что так будет.

— Может, попробовать позвонить? Извиниться?

— О, думаю, ты каялась достаточно за нас обоих. Я не собираюсь извиняться за то, что люблю тебя. Это как-то… лицемерно что ли. А то, что мне жаль, что обидел его… Думаю, он и так знает. Но ты ведь понимаешь, что дружить мы не сможем больше.

— Понимаю, — вздохнула Алиса, — И мне действительно жаль…

— Ш-ш, — он приложил палец к ее губам, — Не надо. Мы сделали выбор. Мишка тоже. Давай не будем больше говорить об этом. Какой смысл оглядываться на прошлое?

— Вперёд загадывать нельзя, оглядываться тоже нельзя. Куда же смотреть? — подколола Алиса.

— На меня смотри, — не растерялся Глеб, — Я красавчик.

Она засмеялась и от всей души призналась:

— Я люблю тебя.

Глеб замер, долго смотрел на нее, растерявшись от тепла и искренности. Он вдруг понял, что финиш близко. Так спешил, бежал, топил, рвал изо всех сил. И вот она заветная линия. Но не верится. И кажется, что где-то подвох.

— Что ты так смотришь? — Алиса заволновалась.

Она тоже была не очень уверенна в себе. А в Глебе тем более.

— Но… — проговорил он.

— Но? — не поняла Миронова.

— Кажется, что ты сейчас скажешь, но…

Алиса вспомнила, как осадила Глеба в первый раз после признания в любви. И ей стало стыдно. Это неприятное чувство, как ни странно, придало ей сил и уверенности. Ценя все его труды, старания, откровения и поступки, она отважно улыбнулась, нашла его руку, переплела пальцы со своими.

— Никаких «но», — проговорила Алиса в теплые губы, — Я люблю тебя. И к черту все. Поехали завтра за трусами и дезодорантом.

Глеб захохотал от облегчения, радости. Счастье нахлынуло на него теплой, мягкой волной.

— Лисичка моя. Смелая, сильная девочка.

Он изо всех сил сжал ее руку. Алиса зажмурилась от удовольствия. Блаженное умиротворение обняло ее за плечи, пьяня лучше адреналина и сладости победы. И хотя страх еще вспыхивал где-то на фоне, но он больше не мог удержать ее. Алиса была готова прыгнуть с вышки, потому что Глеб был рядом и держал ее за руку.

Глеб решил ехать в последний момент. Весь месяц приятель звал его в Тулу на эпическую зарубу. Они случайно увиделись в Идоле, разговорились. Тогда-то Глеб и получил приглашение, которое сразу показалось очень заманчивым. Пряничный город собирались посетить многие, с кем он часто переписывался в кроссфитовском чате. Очень хотелось закиснуть* как следует в такой веселой компании. Но с Тулой было связано много не самых приятных событий. Глеб стал суеверным в последнее время. Совсем не хотел оставлять Алису дома одну.

Но он все же сорвался, потому что отменился единственный утренний клиент и образовался выходной вне плана. Сумка со спортивной одеждой всегда была с ним. Алиса, как всегда, собрала ему утром контейнеры с едой, а сама в очередной раз вышла на работу в выходной.

Геллер позвонил ей из машины. Думал, что расстроится, но она обрадовалась.

— Ох, Глебушка, ну и слава богу. Езжай оторвись, — благословила она.

— Ничего себе, Лис! — возмутился он, — Я думал, ты сейчас будешь рвать и метать.

— С чего бы? Все равно на работе проторчу до вечера. Эти счета меня доконают.

— Я тебя ночью сам доконаю, если они не справятся.

— Лучше в Туле ночуй.

— Зачем?

— Как ты в ночь поедешь после зарубы? Опасно, Глеб. Не надо рисковать.

— Ну, посмотрим, — не стал настаивать он.

— Удачи тебе. Порви там всех.

— Спасибо, Лисуль. Постараюсь. Люблю тебя.

— И я тебя люблю, Кис.

Дорога не обременила пробками. Глеб добрался за три часа, почти не устав от руля. В маленьком, но уютном клубе он, как и хотел, встретил друзей по интернету. Таких же кроссфитеров, слегка сдвинутых на спорте.

Почти сразу Геллер увидел Мишу. Симонов стоял в стороне, не думая подойти поздороваться. Лишь склонил голову в знак приветствия. Уголок рта пополз вверх, рисуя на лице друга детства то ли саркастичную, то ли доброжелательную полуулыбку. Глеб кивнул в ответ, не желая быть навязчивым, вполне понимая Мишкину сдержанность. Геллер знал от Ви, что он ушел из Джедая. Но по всей видимости не растерял старых общих друзей.

Приготовившись к неизбежной зарубе, в которой Миша захочет уделать именно его, Глеб пошел переодеваться. Но он ошибся. Симонов не участвовал в соревнованиях, но отчаянно болел за какую-то девочку из группы scaled**. Она выложилась по полной и долго приходила в себя после комплекса. Мишка подавал ей воды, что-то говорил, отчего девчонка смеялась сквозь кашель и рваное дыхание. А потом они и вовсе ушли на улицу.

Глеб сосредоточился на собственных целях, следя за основной группой. Перед выходом его, как всегда, приятно потряхивало от волнения. Давно он не участвовал в подобных ивентах и сейчас просто кайфовал от почти забытого мандража. Чуть не подпрыгнул, когда сзади услышал Мишкин голос:

— Степанов хорош в тяжелке, но двойные скачет, как лох. Не закисни на трастерах и уделаешь его.

Глеб обернулся, не зная, что сказать.

— Ага. Хорошо, — покивал он, — Спасибо. Сам чего не участвуешь?

— Травма, — сморщился Мишка и повел плечом.

— Жаль.

— Да пофиг. Успею еще.

— Ага.

Неловкость грозила повиснуть тяжелым молчанием, но их спас организатор, который пригласил Глеба на исходную.

Как всегда, едва пискнул таймер, Глеб видел только штангу, а слышал только дыхание соперника. Но из фонового шума болельщиков, он различил Мишкины крики.

— Поднажми, Глебыч! Топи. Давай. Потерпи!

Глеб терпел и топил. Симонов болел за него весь день. Он отвесил Геллеру пять после первого комплекса. После второго, похлопал по мокрой спине. А после третьего, когда все закончилось, они хохотали, стебая друг друга. Как в старые добрые времена.